я считаю советское социалистическое общество лучшим в мире
5 великих достижений социалистических государств
Собственно, из-за подобных очевидно негативных примеров доминирующий сегодня капитализм уверяет нас, что ничего другого построить невозможно. Однако хочется напомнить: ещё пару веков назад и сам капитализм казался чем-то нереальным — наверняка и тогда находилось немало людей, считающих его недостижимой утопией.
Социалистический опыт большинства стран оказался непродолжительным — даже СССР просуществовал менее 80 лет. Но в ряде случаев этого незначительного отрезка времени хватило для действительно великих свершений.
1. СССР: станция «Мир»
Вообще, у Союза было немало действительно выдающихся достижений — как в социальной, так и в научной сфере. Кивок в сторону количества нобелевских лауреатов не вполне корректен, так как американцы устроили настоящую охоту за мозгами по всему миру. Это не упрёк, а скорее напоминание: многие американские нобелевские лауреаты были рождены и получили образование далеко за пределами США. К тому же имело место идеологическое или блоковое противостояние, при котором судейство оказывалось ангажированным, а в некоторых случаях сами лауреаты (например, Пастернак) были вынуждены отказаться от премии.
Досадно проиграв лунную гонку, СССР вернул себе безоговорочное лидерство к 1986 году, запустив на орбиту национальную космическую станцию «Мир». Нужно отметить, что до того уже создавались космические станции вроде «Скайлэба» и «Салюта», однако они были одномодульными. «Мир» не просто стал первой в истории многомодульной станцией — впервые (а с тех пор и навсегда) орбита Земли оказалась обитаемой зоной с постоянным населением.
В реализацию такого проекта собственными силами было просто невозможно поверить. Какие-то мужики с балалайками и в ушанках умудрились собрать настоящее чудо техники, запустили его в космос и открыли новую эру освоения космического пространства. Впрочем, сложно было поверить и в реальность происходящего, глядя на затопление станции в Тихом океане. 23 марта 2001 года утонул последний осколок настоящего величия нашей родины.
2. Югославия: Ventilator 202
Югославия была экономически самым успешным представителем соцблока, обеспечивая своим гражданам достаточно высокий, даже по европейским меркам, уровень жизни. К такому положению привела политика Иописа Броз Тито, которого сегодня относят к списку диктаторов. Соблюдая дистанцию, он маневрировал между СССР и Западом, стараясь удерживать Югославию в относительном нейтралитете. В стране был свой союз пионеров — точно с такими же, как у нас, галстуками. Был свой бессменный лидер и культ личности, после смерти которого страна погрузилась в череду национальных конфликтов и развалилась на шесть уже далеко не братских республик.
Из письма Тито товарищу Сталину.
Размер и положение Югославии не позволяли ей просто отстраниться от внешней политики и сохранять полный нейтралитет. Страна старалась вести себя независимо, имела собственный культурный и научный комплекс. Последний позволил запустить передачу Ventilator 202 на белградском радио. Автором передачи был популярный ведущий Зоран Модли, радовавший слушателей живыми ремиксами прямо в эфире. Однако главная инновация заключалась в транслировании игр и софта для компьютеров ZX Spectrum и Commodore 64. Это была беспроводная передача данных ещё до широкого распространения интернета. Вместо привычных нам сегодня торрентов югославы могли включить радио и накачать новых игр оттуда.
3. КНДР: космическая программа
Понятно, что в КНДР вряд ли кто-то захочет переехать на ПМЖ: мало того что нет интернета, так ещё из зениток в лагере смерти расстрелять могут, а потом — заставить работать. Тем не менее мы говорим о достижениях, и, как ни крути, они имеются. Во-первых, для такой бедной страны — довольно высокий технологический уровень. Примером тому служит раскрытый в 2018 году факт: Северная Корея майнит криптовалюты в промышленных масштабах и создаёт собственную биржу. Во-вторых, КНДР является одним из наиболее независимых государств в мире. Эта независимость обходится очень дорого для местных жителей, тем не менее едва ли хоть кто-то в мире может навязать Корее свою волю.
Касаясь технологического развития, нельзя обойти стороной космическую программу КНДР. Имеется линейка искусственных спутников «Кванмёнсон» («Яркая звезда»), которые выводятся на орбиту ракетой-носителем «Ынха» («Млечный Путь»). Запуски осуществляются с космодрома Сохэ. Более того, у КНДР целых два собственных космодрома — таким образом страна входит в клуб космических сверхдержав. Для входа в почётный список требуется иметь собственные космические аппараты, средства их доставки и, естественно, космодром. На данный момент в мире лишь восемь таких стран, то есть даже меньше, чем членов ядерного клуба, в который Северная Корея также входит.
4. Вьетнам: победа в войне
Последние полтора века вьетнамской истории выглядят как периодическая смена завоевателей при сохранении статуса колонии или марионеточного государства. Сначала пришли французы, потом их прогнали японцы. И наконец, только испробовав на вкус настоящую независимость, вьетнамцы столкнулись с врагом, который был несопоставимо сильнее.
Как и Корея, Вьетнам оказался разделён на зоны влияния: с одной стороны была зона ответственности США, с другой — социалистического блока. Однако была и существенная разница: в отличие от Кореи, ни один человек во Вьетнаме не принимал разделения страны. В общем-то, именно по этой причине война продлилась так долго, а результат её был предрешён. Невозможно победить народ, который готов жить в подземных норах, питаться травой и при этом продолжать воевать. Именно воля позволила вьетнамцам победить. И только во вторую очередь — помощь союзников.
В период наивысшего разгара конфликта воинский контингент США насчитывал около 200 тысяч человек во Вьетнаме и примерно столько же на территориях сопредельных стран. По официальным данным, потери составили 58 тысяч человек, однако реальные цифры наверняка выше. К тому же после завершения войны многие американские ветераны оказались выброшенными на задворки жизни. Одни становились алкоголиками или наркоманами, другие просто сводили счёты с жизнью. Проблема обрела общенациональный характер — о ней рассказывает действительно замечательный фильм «Рэмбо: Первая кровь».
5. Чили: «Киберсин»
Республика Чили недолго пребывала в социалистическом блоке — буквально несколько лет при правлении Сальвадора Альенде, хотя дружественные шаги в сторону СССР совершал ещё его предшественник. Сам Альенде остался в истории со спорным знаком. С одной стороны, он был обладателем Ленинской премии «За укрепление мира между народами», с другой — погиб в президентском дворце в результате государственного переворота, поддержанного значительной частью чилийцев. Но оставим идеологию и политику Чили на другой раз и перейдём к технологическому достижению — проекту «Киберсин».
Интересный факт: при правительстве чилийского диктатора Аугусто Пиночета разрабатывалась концепция третьей сверхдержавы, равной СССР и США.
«Киберсин» — это попытка создания централизованного компьютерного управления плановой экономикой. Данный проект разрабатывался и осуществлялся одним из виднейших кибернетиков своего времени Стаффордом Биром. С помощью телеграфной связи система объединила 500 предприятий в единую сеть, управление которой могло осуществляться из одного кабинета в президентском дворце. Это был 1971 год, на минуточку, — в большей части мира о компьютеризации даже речи ещё не шло, и уж тем более мало кто помышлял о глобальных сетях. В полной мере система так и не была использована, так как случился переворот 1973-го, но годом ранее она продемонстрировала свою состоятельность.
Во время всеобщей стачки и забастовки грузоперевозчиков «Киберсин» сумел организовать снабжение столицы продовольствием, имея всего две сотни грузовиков вместо почти пятидесяти тысяч при штатном режиме.
Совок небесный Россияне мечтают возродить СССР. Кому выгоден миф о коммунистическом рае?
«Нерушимый» Советский Союз распался почти три десятилетия назад. Россияне хорошо помнят времена закрытых границ, пустых полок и дефицитной мебели из стран Восточного блока. Но, несмотря на весь негатив, жители страны добрым словом вспоминают советскую эпоху и хотят в нее вернуться. Это подтверждают социологические исследования. Кто и почему ностальгирует по рухнувшей стране? Кто заставил россиян поверить в миф о величии Советского Союза и полюбить Совок? А главное — кому выгодна легенда об ушедшей прекрасной и сытной жизни? В рамках спецпроекта «Мифы о России» «Лента.ру» отвечает на эти вопросы вместе с историками и социологами.
«Фантастический райский мир»
Российские социологи отмечают странный парадокс: о желании вернуться в недавнее прошлое все чаще говорят совсем молодые россияне — им еще не исполнилось 30 лет, они родились уже в новой России, выросли при Путине, привыкли к гаджетам, «Тиктоку» и «Тиндеру», а жить хотят в эпоху Советского Союза.
Социологи констатируют, что молодые люди оказались крайне восприимчивы к мифу об идеальной стране. Им греют душу рассказы о счастливом детстве, самом вкусном мороженом по 13 копеек, пионерских лагерях, магазине «Балатон», старых «Волгах», пляжах Крыма, кавказских курортах и народной дружбе, а главное — социальных гарантиях: дешевой еде, стабильной зарплате, достойной пенсии и бесплатных квартирах.
То, что «развитой социализм», помимо всех вышеперечисленных благ, имел и серьезные негативные стороны, из национальной памяти уже как-то стерлось.
Как, например, необходимость ни свет ни заря ехать на другой конец города, потому что там продают молоко из бочки, или бежать сломя голову в магазин, где выкинули (выпустили в продажу) обычные женские колготки. Наконец, знаменитая загадка советских времен: «Длинная, зеленая, пахнет колбасой». Вряд ли многие сегодняшние молодые люди с ходу скажут, что правильный ответ — «электричка из Москвы». Ведь часто жители регионов действительно ездили в столицу за такими обычными и общедоступными сейчас продуктами, как колбасные изделия, кофе и апельсины из Марокко.
Как подчеркивает историк Николай Сванидзе, современный молодой человек, который говорит о том, что хотел бы жить во времена Советского Союза, попросту не отдает себе отчета в том, с какими бытовыми трудностями, кажущимися сейчас невероятными, приходилось тогда сталкиваться большинству советских граждан.
«Это как — нет в магазине мяса? Значит, в соседнем есть. Как это — нет десяти сортов колбасы или сыра? Значит, в соседнем есть. Поэтому когда им говорят, что было все поровну, была справедливость, они хотят этот фантастический райский мир. Вот и все», — объясняет историк.
До умов современной молодежи информация о минусах «социалистического образа жизни» попросту не доходит.
Это подтверждает и социолог Денис Волков, неоднократно убеждавшийся в этом при работе с фокус-группами.
Молодые люди говорят, как хорошо было жить при Брежневе. А когда им возражаешь — отвечают, что им мама рассказывала
75 из 100 россиян называют советскую эпоху лучшим временем в истории страны, а не согласились с этим утверждением только 18 процентов опрошенных. При этом вернуться на путь Советского Союза согласны только 28 из 100 граждан страны.
Забегая вперед, отметим, что социологи находят вполне логичное объяснение столь значительному несоответствию числа убежденных в «лучших временах» СССР и желающих снова встать на путь социализма (75 против 28 процентов).
Интересный опрос на близкую тему провел в 2016 году Фонд «Общественное мнение». Респондентам задавали вопрос, хотели бы они родиться в другое время, и предлагали выбрать понравившуюся историческую эпоху. В итоге большинство предпочло остаться в современности (72 процента). Однако, недовольны своим временем оказалась почти пятая часть опрошенных (19 процентов). Любопытно, что среди молодых людей 18-22 лет эти цифры составили 67 и 24 процента соответственно. То есть молодежь оказалась более подвержена желанию сменить эпоху.
Примерно треть из тех, кто хотел бы жить в другое время (6 процентов из 19) в качестве предпочтительной для них эпохи назвали Советский Союз 20-70-х годов ХХ века. Желающих перенестись в 80-90-е годы оказалось тоже относительно много, хотя и втрое меньше (2 процента из 19). То есть в общей сложности вернуться в недавнее прошлое хотела почти половина из тех, кому настоящее по каким-то причинам не нравится (8 процентов из 19). И это при том, что респонденты были вольны выбрать совершенно любой исторический период и страну или вообще отправиться в будущее.
Ностальгию часто приписывают россиянам как типичную национальную черту. И действительно — тема тоски по ушедшим временам богато представлена, например, в классической русской литературе.
С тем, что это «очень по-русски», соглашается, в частности, и автор книги «Страна утраченной эмпатии. Как советское прошлое влияет на российское настоящее», социальный психолог Алексей Рощин.
«Это такая русская традиция. Вспомнить хотя бы Антона Павловича Чехова и его знаменитые пьесы. Например, «Дядя Ваня». «Мы отдохнем, мы еще увидим небо в алмазах. «», — отметил он в беседе с «Лентой.ру».
Член совета Вольного исторического общества Никита Соколов находит объяснение в восприятии исторического прошлого и настоящего. «Люди, конечно, живут не в объективной реальности, а в своих представлениях о ней. Точно так же и в отношении истории: люди живут не в объективном знании о прошлых событиях, а в том, как они сформулированы в общественной повестке и что считается правильным в этом году», — считает историк.
Добрые дедушки
Переоценка отношения к недавно ушедшим эпохам неизменно сопровождается изменением отношения к лидерам тех лет. Те, кто жил в годы застоя или в 90-е, хорошо помнят, как много ходило шуток и анекдотов о Леониде Ильиче Брежневе и Борисе Николаевиче Ельцине, многие из которых уже порядком подзабылись. Не меньше звучало и критики, порой весьма жесткой (особенно в адрес Ельцина). Причем если Брежневу доставалось за отсутствие реформ, то Ельцина кляли ровно за противоположное — времена шоковой терапии у нас до сих пор многие поминают недобрым словом.
Это всегда так происходит. Всегда меняется представление о людях после их ухода с течением времени. Когда они есть, о них рассказывают анекдоты, обсуждают какие-то их слабости. А человек, уже ушедший в историю, бронзовеет в сознании людей
Вместе с тем Брежнева, например, нередко называют лучшим из советских правителей.
Образ Брежнева уже в значительной степени «забронзовел» в сознании россиян — хотя бы потому, что с его смерти прошло уже почти 40 лет. При этом, судя по всему, на его популярность в народе совершенно не влияет отсутствие зримых успехов в годы его правления: войну он не выиграл, Гагарина в космос не запустил.
Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) выяснил, что в эпоху правления генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева, которую многие привыкли называть периодом застоя, хотели бы жить сразу 37 процентов россиян. Это всего на три процента меньше, чем тех, кто предпочел бы остаться в современности.
И Алексей Рощин находит этому довольно логичное объяснение.
Брежнев наиболее соответствует этому состоянию общества, которое мы сейчас имеем. Здесь он обретает черты такого Санта-Клауса, советского Санта-Клауса. В чем-то он аналог того, как американцы понимают своего Рузвельта. Такой советский Рузвельт
Возможно, более ощутимая трансформация в массовом сознании ждет в будущем и образ Бориса Ельцина. Сложно сказать, в Санта-Клауса ли он превратится или в Деда Мороза, однако, скорее всего, для этого потребуются запрос со стороны общества и усилия отвечающих за это социальных институтов, считает Денис Волков.
«Это зависит от многих показателей, в том числе от того, кто будет работать с памятью о том времени, какие институты будут эту память не просто хранить, а передавать, перерабатывать, изучать», — пояснил социолог.
Напуганное поколение в «угаре перестройки»
Большое влияние на мировоззрение детей оказывает мнение родителей, дедушек и бабушек. Поэтому эксперты считают, что ответ на вопрос, почему молодежь верит в мифы о Совке, нужно искать в событиях недавнего прошлого — прошлого взрослых. Речь прежде всего о перестройке и последующем распаде страны, которые произвели очень сильное впечатление на современников.
В частности, Алексей Рощин называет это явление феноменом «напуганного поколения» и связывает массовое желание вернуться в прошлое именно с ним. Эксперт отмечает, что на закате существования Советского Союза настроения людей кардинально отличались от того, что мы видим сейчас.
В конце 80-х — начале 90-х был так называемый «угар перестройки». Конечно, настроения тогда и сейчас отличались разительно. Это, можно сказать, два разных общества. Хотя с одним корнем, естественно
По его словам, именно конец советской эпохи знаменовался общей уверенностью в том, что виной всем проблемам — прогнившее государство, прогнивший строй, который сдерживает некий невероятный потенциал советских людей. Это повсеместно распространенное мнение хорошо оттенялось пустыми полками магазинов по всей стране, которые были зримым свидетельством той самой немощи советской власти. Известный факт, что на рубеже 1980-1990-х товарный дефицит достиг невиданных доселе масштабов, которые поражали даже привыкших к перманентному «кризису предложения» советских людей. С прилавков пропало буквально все, в том числе и совсем обычные вещи, такие как носки и сигареты.
«Люди ощущали себя Ильями Муромцами, которые 33 года просидели на печах, и за это время, как в русской народной былине, не иссохли, не впали в анемию, как должно было быть по медицинским представлениям, а наоборот — накопили невероятную силушку богатырскую, которая их распирает. Они были готовы свернуть горы и добиться невероятных успехов буквально во всем», — рассказал Рощин.
Многим перестройка принесла новые надежды. Однако затем произошли распад страны и болезненные преобразования в экономике, которые вернули всех с небес на землю. «Новый кризис, развал Советского Союза — это нанесло травму большинству россиян. Именно распад страны, распад экономики, распад общего пространства», — соглашается Денис Волков.
Люди с энтузиазмом бросились в рыночную стихию, но достаточно быстро осознали, что это трудно, а главное — опасно. Советского человека, привыкшего к спокойной размеренной жизни в эпоху «развитого социализма», такое новое для него перманентное состояние опасности буквально шокировало. Причем, считает Рощин, память о том шоке до сих пор так и не ушла.
Все помнят ощущение облома. Причем именно своего облома. Грубо говоря, нация считает, что она оказалась не на высоте. Это ощущение настолько болезненное, это настолько неприятно и даже стыдно признавать, что в нашем коллективном бессознательном это все вытесняется вообще. Вытесняется и отрицается
Хотят назад, но не совсем
Однако, как оказалось, со стремлением вернуться в советскую эпоху все не так просто. Исследователи неизменно фиксируют, что желающих вернуться во времена СССР становится куда меньше, если задавать людям уточняющие вопросы.
«Все-таки большинство людей, признавая какие-то положительные моменты в советском прошлом, особенно экономические — что все были равны, что была уверенность в завтрашнем дне, что была зарплата, — не хотят туда возвращаться. Если мы спрашиваем, хотите ли вы жить в Советском Союзе, большинство скажут: нет, жить не хотим, но было хорошо», — констатирует Волков.
Информационный вакуум, отсутствие возможности выехать за рубеж, тупая пропагандистская долбежка с никому не нужными ритуальными партсобраниями — стоит напомнить о них респондентам, как образ «Совка небесного» сразу меркнет.
Этот «Совок небесный» предстает как образ. Это такой Совок, очищенный от негатива. С одной стороны, гарантированная работа, зарплата и квартира, а с другой — чтобы никаких очередей, дефицита и даже власти партии
«В данном случае это такой нарисованный образ, где противоречия не преодолены за счет какой-то общественной идеи, а просто игнорируются. То есть образ в форме сказки», — пояснил Рощин, добавив, что это также признак некоторой опустошенности и надломленности постсоветского общества.
Николай Сванидзе тоже полагает, что в наше время многие воспринимают Советский Союз как некий «фантастический райский мир», где все было поровну и была справедливость. При этом он уверен, что «никто не хочет вспоминать про коммунальные квартиры с одним туалетом на 30 человек».
«Вот этот расширенный сталинский миф касается всего Советского Союза. Что это была страна всеобщего равенства, всеобщего братства», — считает историк.
Человеческая память такова, что запоминается прежде всего хорошее. Социологи отмечают, что респонденты, отвечая на общие вопросы о какой-либо эпохе — совершенно неважно, о советских годах речь или о 90-х, — неизменно первым делом называют ее положительные стороны. И лишь потом, после уточняющих вопросов, говорят о негативных сторонах жизни в те времена. Это накладывает свой отпечаток на то, что принято называть ностальгией по прошлому.
Похожие процессы сейчас происходят в массовом сознании в отношении 90-х годов, которые ознаменовались стремительными переменами в обществе и экономике по сравнению с предшествующей советской эпохой. Несмотря на резкое падение уровня жизни значительного числа наших соотечественников, многие из них в последние годы все чаще видят в той эпохе положительные стороны. Как правило, они являются зеркальным отражением минусов эпохи предшествующей, то есть советской: в магазинах появилось изобилие, исчез идеологический диктат коммунистической партии, исчезли пристальный надзор и контроль за повседневной жизнью людей, на порядок уменьшилось число разного рода проверок со стороны контролирующих органов. Социолог Денис Волков отмечает, что сейчас действительно идет процесс некоторой переоценки тех лет.
«Все-таки любое время несет как хорошее, так и плохое, и пусть в массовой культуре и политическом лексиконе за 90-ми закрепилось название «лихих», говоря о них, прежде всего назовут хорошее, но если спросить о плохом — тоже все назовут, так же как и с советским периодом», — отметил он.
В то же время эксперты подчеркивают, что о советской эпохе и о 90-х годах ностальгируют разные люди, даже если речь идет о молодежи моложе 30 лет, которая ни того, ни другого времени не помнит. Причем эта тоска может становиться все сильнее.
«В 90-х была полная свобода, был ветер весны, в воздухе витало освобождение от всех пут, которые были при советской власти. Наполнились прилавки магазинов. Впервые появились магазины, полные товаров. И я, конечно, понимаю, что это может вызывать ностальгию», — резюмирует Николай Сванидзе.
«Страна-мечта, которой, возможно, и нет на свете» Как советские люди слушали рок, носили джинсы и боялись иностранных конфет с лезвиями
Советское общество было полно противоречий. Граждане СССР верили пропаганде, жалели угнетаемых негров и боялись шпионов, и в то же время носили «лучшие в мире» американские джинсы, слушали Pink Floyd и мечтали о загранице, хоть иногда и сомневались в ее существовании. Как в сознании жителей Страны Советов спокойно уживались недопустимость «низкопоклонничества перед Западом» и понимание, что СССР живет неправильно, рассказывает «Лента.ру».
Никогда
Трудно сказать, насколько сложившимся можно считать мировоззрение восьмилетнего ребенка, однако у этого мальчика были вполне определенные взгляды на мир в целом и окружающую действительность. 1988 год, по телевизору показывали парад в честь 71-летия Великой Октябрьской социалистической революции. Ехала военная техника, проходили улыбающиеся люди с цветами и транспарантами, посвященными борьбе за мир. Мальчик сидел на подоконнике и смотрел на улицу, на двор скульптурного завода, где выстроились в ряд каменные истуканы: суровые мускулистые рабочие, Ленины на любой вкус, советская символика.
Все было как обычно, но все же как-то не так. В последние пару лет в стране многое стало меняться, и взрослые дома говорили вовсе не те вещи, о которых было написано в книжках, — не про то, как хорошо в стране советской жить. «Мама, у нас же никогда не будет капитализма?» — с тревогой в голосе спросил он мать. Та подошла к мальчику, погладила его по голове, прижала к груди и прошептала: «Никогда, конечно, никогда».
Сказано это было вполне искренне, ведь, пожалуй, ни один советский человек не мог себе представить, что уже совсем скоро огромная страна, живущая по своим законам реальности, рухнет как карточный домик. А таинственная «заграница», которая была, с одной стороны, предметом мечты для каждого гражданина СССР, а с другой — источником страхов и легенд, окажется достаточно обычной. Не великолепной, но и не страшной.
В условиях, когда выехать за рубеж могли единицы, образ капиталистического мира формировался в воображении советского человека двумя путями: из разговоров с друзьями и знакомыми, которые слушали «вражеские голоса» по радио (или, если повезло, бывали «там»), и из государственной пропаганды. Вполне возможно, именно эта двойственность породила и современное мировоззрение россиянина, в котором после окончательного краха советской идеологии вместо «хороших» нас и «плохих» капиталистов остались только «плохие» — и мы, и они. А раз плохие все — то ничего зазорного в этом нет. Просто надо быть изворотливее, а главное — сильнее.
От врага до друга и обратно
Как оказалось, железный занавес — вовсе не обязательное условие для того, чтобы граждане нашей страны считали США (а значит, и Запад в целом) страной «высокой преступности и морального упадка, где в отношениях между людьми нет человеческой теплоты» (именно таким был результат опроса общественного мнения, проведенного ВЦИОМ в 2015 году). Все эти штампы словно сошли со страниц советских газет, и тем более интересно, что в 1990 году люди, наоборот, считали Америку страной с высоким уровнем жизни, науки и техники и возможностью самостоятельно добиться успеха.
Корни такого отношения россиян и советских людей к США описывает в эссе «Тысячеликая Америка» американист Иван Курилла. Со времен Российской империи условные либералы видели в Америке ориентир, а условные консерваторы — государство, которое уничтожает индейцев. В советское время индейцев в дискурсе по большей части заменили негры, а к этому прибавился и статус США как мирового полицейского и флагмана ненавистного капиталистического мира. По мнению Куриллы, отношение наших сограждан к этой стране «четко коррелирует с циклами реформ и революций в России, сменяющихся контрреформами, реакцией и застоем».
В СССР активная фаза осмысленной антизападной пропаганды пришлась на 30-е годы, когда абстрактный образ буржуя-интервента, поддерживавшийся со времен гражданской войны, перестал удовлетворять нуждам большевистской пропаганды. Возникла необходимость показывать успехи социалистического хозяйствования — и, разумеется, лучше всего они смотрелись именно на фоне образа загнивающего капиталистического Запада, где к тому же как раз царил экономический кризис.
В своей диссертации историк Алексей Гордин, исследовавший проблему формирования представления рабочих 30-х годов об общественно-политической жизни в странах Запада, отмечает, что именно эта тема была наиболее популярной в заводской прессе 1930-1933 годов. Еще одним источником информации об этих странах были советские праздники, на которых через лозунги и речи продвигали «классово ограниченные представления о жизни на Западе», при этом «официальные источники акцентировали внимание на тезисах о классовой борьбе, военной опасности, социально-экономическом кризисе, ухудшении положения народных масс на Западе».
Однако, по словам Гордина, несмотря на то что официальная пропаганда действительно формировала образ капиталистического мира у пролетариев, общение с зарубежными рабочими (как это происходило, скажем, на заводе ГАЗ, который описывается в диссертации), вносило существенную корректировку в их взгляды. К тому же рабочие, которых отправляли в командировки в США и Францию, подмечали, что, несмотря на экономический кризис и безработицу, уровень жизни населения в целом там существенно выше, чем в СССР.
Так в сознании советского человека 1930-х годов формировался тот самый двоякий образ Запада, который существовал в общественном сознании до самого развала СССР и в какой-то мере продолжает существовать сейчас. С одной стороны, официальные средства информации создавали мифологизированный и стереотипный портрет капстраны, а альтернативные источники на бытовом уровне его корректировали. Согласно альтернативным, все было наоборот: «там» — трудолюбивые люди с гражданской позицией, живущие существенно лучше «наших».
Все изменилось с началом Великой Отечественной войны. Мир четко поделился на своих и чужих, и тут уже было не до классовой войны. «Все для фронта, все для победы» — этот лозунг верен и для советской пропаганды, которая в одночасье «переобулась».
Но ближе к концу войны настроения в обществе изменились, причем настолько кардинально, что это не на шутку взволновало НКВД. Историк Александр Голубев в своей работе об образе Запада в советской военной пропаганде пишет, что не только интеллигенция, но и пролетариат стали задумываться о том, что живут они как-то не так. По крайней мере не так, как могли бы.
Голубев констатирует, что появление в прессе большого количества позитивных и чисто информационных, нейтральных по тону сообщений о жизни стран-союзниц «не могло не найти отклика в сознании советских людей». Он приводит слова металлурга одного из ленинградских заводов, которые тот произнес в 1944 году: «Вот посмотришь на нашу дикую систему и сравнишь ее с американской, так надо сказать, что там люди живут и над ними никто не издевается, сами себе хозяева, их личность неприкосновенна».
Роспуск Коминтерна в 1943 году, восстановление православной церкви, даже введение погон в Красной Армии — все это вызывало в обществе большое количество вопросов, существенная часть которых сводилась к одному: теперь нас отдадут Америке и у нас снова будет капитализм? Так или иначе, за пять лет войны взгляды советских людей на Запад в корне изменились, а вместе с этим «размывались, теряя жесткость и однозначность, пропагандистские стереотипы».
Уже в 1946 году, с началом холодной войны, пропаганда и общественное мнение снова жестко поменяли свой курс. Как отмечает в своей работе историк Анастасия Малкина, все материалы в советском информационном пространстве вновь стали подаваться только в негативном мифологизированном ключе. Появились знаменитые штампы: «звериный оскал капитализма», «упадочная западная культура», «армия бандитов и убийц» (в отношении американской армии). Конечно, как пишет Малкина, у части населения оставался интерес к США и стремление к независимому восприятию, однако большая часть этой группы откровенно боялись открыто демонстрировать свои взгляды.
Эти опасения имели под собой крепкую почву — именно тогда началась борьба с «безродными космополитами», условно либерально настроенной части общества. Само слово, которое переводится с греческого как «гражданин мира», стало в СССР ругательным. Ты — гражданин Союза Советских Социалистических Республик, а не какого-то там абстрактного мира! И вообще, космополитизм ваш — это просто еще одно лицо американского империализма.
Космополитов искали везде: среди журналистов и писателей, театральных деятелей, руководителей музеев, партийных организаций высших учебных учреждений. Слушал «Голос Америки», восхищался США, говорил об этом со знакомыми? Полезай в воронок. А кульминацией этой кампании было известное многим «дело врачей».
Именно в это время полностью оформляется понятие «советский патриотизм», который противопоставлялся космополитизму и приоритизировал достижения русской культуры. «В сущности, проводимые идеологические кампании осуществляли коллективное зомбирование людей, выполняя социально-политическую функцию, так как избавляли большинство людей от необходимости задумываться о сути происходящего вокруг, а у людей думающих это порождало двоемыслие и в конечном счете конформизм», — констатирует Малкина.
Оттепель наперегонки
Все послевоенные годы до смерти Сталина ни о какой разрядке речи даже не могло быть — ощущение новой неизбежной войны с капиталистическим окружением нарастало. Лишь с приходом к власти Хрущева, который, по его же воспоминаниям, ужасно боялся мощи атомной бомбы, Запад и Советы начали искать пути мирного сосуществования. Новый генсек, в отличие от Сталина, активно разъезжал по миру и наглядно демонстрировал то, что СССР готов к диалогу.
Будучи представителем того поколения, которое строило свою карьеру уже при новой власти, Хрущев был тем самым советским человеком до мозга костей. Четко усвоив все стереотипы, он свято верил в социалистический путь развития страны и грядущий коммунизм, при этом осознавая, что творившееся в стране при Сталине достаточно сильно отличается от декларировавшихся идеалов пролетарского государства.
Фраза «догоним и перегоним Америку» приписывается Хрущеву неслучайно (хотя о необходимости догнать и перегнать капиталистические страны говорил еще Ленин в своей работе «Грозящая катастрофа и как с ней бороться»). Именно во время его правления в Америке проводились знаменитые выставки достижений советских науки, техники и культуры, а в Москве — американских. Участились визиты представителей стран Запада в СССР, а советских деятелей — в США и Европу.
Неудивительно, что в такой атмосфере среди молодежи активно распространялись слухи о прелестях капиталистического образа жизни, а государственная машина уже не подавляла такие настроения настолько жестко, как в прежние времена.
В своей статье историк Дмитрий Козлов приводит пример из методических материалов калининградской комсомольской организации, где разбирали «отклонения от нормы» в поведении одного старшеклассника:
«Володя встречался с моряками, побывавшими за границей, и слушал их разговоры о «прелестях» заграничной жизни, составил график передач «Голоса Америки», «Свободной Европы», «Би-би-си» и не пропускал ни одной из них, стал увлекаться зарубежной литературой, джазом. Он начал провозглашать свои принципы и взгляды на жизнь: «Лучше жить по-своему», «Только дураки едут покорять целину и строить электростанции», «Деньги — это все», «Заветная моя мечта — побывать в Америке». Он стал рисовать абстракционистские и порнографические картинки, которые, кстати, распространял и среди школьников».
Как отмечает Козлов, такие качества молодого человека, как индивидуализм, интерес к современному искусству, зарубежным передачам и интерес к западному образу жизни воспринимались как откровенно девиантное поведение. В то же время самого Володю в этом практически не обвиняли, пеняя на школу: «У ребенка богатая фантазия, но, к сожалению, все это не сумели рассмотреть в школе, направить в нужное русло». Вполне «вегетарианская» формулировка.
Если в сталинские времена для того, чтобы считаться прогрессивным деятелем, гражданину капстраны необходимо было в открытую признаваться в симпатии к СССР, то при Хрущеве ему было достаточно критиковать буржуазное общество. Козлов пишет, что благодаря этому в советскую печать можно было протащить даже условно реакционных авторов, предварительно покритиковав их образ мышления в предисловии.
Тем не менее Запад продолжал оставаться для советских людей территорией мифов, «чистой идеей, страной-мечтой, которой, возможно, и на свете нет». Так было до самого конца Советского Союза.
Что такое хорошо и что такое плохо
В книге «Это было навсегда, пока не закончилось» антрополог Алексей Юрчак пишет, что само советское понятие «заграница» не являлось точным синонимом понятия «за границей». Та самая заграница воспринималась не как физическая территория, а как воображаемое пространство, с одной стороны — реальное, а с другой — абстрактное. Советские люди были уверены, что они интернационалисты, несущие свои идеи всему миру, но в то же время сознавали, что увидеть этот самый внешний мир у них нет практически никакой возможности.
При этом государственная пропаганда формировала у советского человека абсолютно противоречивый образ этого «сказочного пространства». Например, с одной стороны (и это может показаться неожиданным для многих современных любителей рафинированной советской действительности), в СССР строилось общество потребления. С другой стороны, критиковалась буржуазная «тяга к наживе».
Каким же образом увеличивать потребление, не стремясь к наживе? Как и следует советскому человеку — воспринимая физические и эстетические блага как вознаграждение за трудовые успехи или поднимая свой культурный уровень. Если посмотреть на вещи трезво, такая формула чрезвычайно сложна для обывателя, который просто живет своей жизнью и хочет, чтобы ему не мешали это делать. В результате в его голове все равно оставалась простая формула, согласно которой просто «надо жить как все, не выпендриваться и не жрать в три горла».
Или то же отношение государства к рок-н-роллу и молодежной музыке в целом. Как пишет Юрчак, критерий, по которому та или иная музыка, записанная на магнитофон, характеризовалась государством как приемлемая или неприемлемая, был опять же сформирован амбивалентно. Согласно этой формулировке, «правильная» зарубежная музыка должна быть связана с культурой трудового народа, а плохая (что самое смешное) — с культурой потребления.
В книге приводится отрывок статьи композитора П. Кантора, который пытается объяснить, как отличить одну от другой, и он лишен всякой логики. «Неправильная» музыка, по его словам, вызывает в человеке «излишнюю развязность или унылое безразличие», а «истинно легкая музыка» — «задушевна, мелодична». Согласно Кантору, можно слушать и джаз, «когда он играет красивые народные мелодии». Но рок-н-ролл и подобные ему «произведения буржуазного искусства» — «дикие».
Все здесь — чисто оценочные суждения, ведь у кого-то и гимн СССР мог вызвать унылое безразличие. Более того, постоянное желание привязать качество музыки к ее народности вызывало еще больше неразберихи.
Весь этот идейный хаос способствовал распространению идеи воображаемого Запада и, если так можно сказать, отыгрышу, «косплею» западной жизни. В 70-х годах не было ничего странного для секретаря комитета комсомола выступать с идеологически выверенными речами на собраниях и при этом носить иностранные джинсы, слушать Pink Floyd и иметь кличку Джон среди друзей.
Джинсы со СПИДом
С другой стороны, не стоит думать, что государство смотрело на «низкопоклонничество перед Западом» сквозь пальцы. Чтобы бороться с ним, использовались так называемые агитлегенды — страшные слухи об иностранных вещах, которые запускались сверху в народ. Несмотря на всю их дикость, люди действительно опасались зарубежных конфет с лезвиями, джинсов со СПИДом и тому подобных вещей. (Автор этой статьи и сам помнит, как его мать, работавшая, между прочим, в советском представительстве иностранной фирмы, предостерегала от жутких зарубежных жвачек, в которые шпионы «закладывают болезни»).
Как пишут Александра Архипова и Анна Кирзюк в своей книге «Опасные советские вещи», активнее всего истории о таких зверствах распространялись в прессе в военное время, однако и в последующие годы их хватало.
Они плотно въелись в общественное сознание — так, авторы книги приводят пример, как в 1957 году, во время Всемирного фестиваля молодежи и студентов, один швед дал советскому мальчику лакричную конфету, который взял ее в рот и тут же выплюнул, так как она оказалась горькой (что для лакричной конфеты вполне естественно). «Присутствовавший при этом инспектор 3-го отделения милиции Р. незаметно отобрал у второго мальчика конфету и позже передал ее работнику КГБ», — гласит милицейская сводка. То есть милиционер воспринял угрозу всерьез.
Родина психотронных аппаратов
Конспирологические настроения по отношению к Западу поддерживались до самого распада СССР и на вполне официальном уровне. Если покопаться на книжных развалах, можно выудить буквально кучу книг с заголовками вроде «Апокалипсис из Вашингтона», выходивших вплоть до 1988 года.
В книге «Пулей, ядом, словом…», написанной известным советским журналистом-международником Михаилом Озеровым и выпущенной в 1987 году, слово «конспирология» появляется на одной из первых страниц. Издание не только посвящено изображению ЦРУ как террористической организации, оно включает в себя все штампы о «бездуховном западном мире». Особенно интересен один из пассажей оттуда, выглядит он вот так:
Этот абзац из книги Озерова, выдаваемый за авторскую речь, — прямая цитата со слушаний Конгресса США в 1954 году, посвященных «влиянию комиксов на юношескую преступность», после которых в стране ввели цензуру комиксов — Comics Code Authority. В частности, республиканцы, инициировавшие их, заявляли, что в «Бэтмене» есть гомоэротический контекст, а «Чудо-женщина» пропагандирует БДСМ. Возмущенный конгрессмен даже говорил, что «Супермен» возбуждает у молодежи садистские фантазии.