в каком году вышла песня арлекино
Познавательный ресурс о культуре, науке и искусстве
Кур.С.Ив. ом
Сайт Курия Сергея Ивановича
Хиты Аллы Пугачёвой, ч. 3: история песни «Арлекино» (1975)
Автор статьи: Сергей Курий
Рубрика: «Наши хиты»
До 1975 года лицо и имя Аллы Пугачёвой были мало известны широкой публике. Всё изменилось после выступления певицы на фестивале «Золотой Орфей», проходившем в Болгарии.
Из интервью с А. Пугачёвой 1989 г.:
«— Были ли у вас моменты, когда хотелось все бросить?
— Конечно. Когда мне было 24 года (может, всё-таки, 26? — С.К.), я хотела всё бросить и спела свою последнюю песню — «Арлекино» (она оказалась первой)».
Не секрет, что кроме таланта и упорства немалую роль в жизни играет счастливый случай. Вот только далеко не все могут умело воспользоваться подвернувшимся шансом.
Шанс подвернулся Пугачёвой, когда она работала одной из вокалисток ансамбля ВЕСЁЛЫЕ РЕБЯТА под руководством Павла Слободкина. До этого в её послужном списке было лишь одно официальное достижение. В 1974 году певица не без труда получила «утешительное» 3-е место на V Всесоюзном конкурсе артистов эстрады. Но для отправки на «Золотой Орфей» этого было явно недостаточно.
Алла Пугачёва и Александр Буйнов в ВЕСЁЛЫХ РЕБЯТАХ.
Сначала в Болгарию хотели послать другого исполнителя — Георгия Минасяна, но, говорят, его уличили в гомосексуализме, и вакансия стала свободной. Занять её Пугачёва смогла только благодаря протежированию именитого дирижёра и композитора Константина Орбеляна, который до этого уже помог ей в получении того самого 3-го места.
Так как замена произошла буквально накануне конкурса, радость Пугачёвой быстро сменилась озабоченностью. Дело в том, что по правилам «Золотого Орфея», певице нужно было исполнить одну песню на свой выбор и одну, уже известную, песню болгарского композитора. Если свою песню Пугачёва выбрала быстро (ею стала «Ты Снишься Мне»), то найти и подготовить болгарскую всего за 12 дней казалось непосильной задачей. На помощь опять пришёл случай.
А. Пугачёва:
«Я была в отчаянии. Помню, сижу я как-то одна в полутёмном зрительном зале, а на сцене репетирует оркестр. И вдруг дверь открывается, и ко мне подходит какой-то незнакомый седой человек:
— Вы Алла Пугачёва? — спрашивает.
— Я, — отвечаю.
— Я вам кое-что принёс, по-моему, это вам подойдёт.
И протянул мне несколько нотных листов. Не успела я взглянуть на них, как человек тот исчез.
Это может показаться невероятным, но именно так я получила песню «Арлекино»».
К тому времени этой песенке, написанной композитором Эмилом Димитровым и поэтом Василом Андреевым, исполнилось уже 12 лет.
Мелодия Пугачёвой приглянулась, а вот текст её не удовлетворил. В оригинальной версии рассказывалась история кукольного Арлекина, который хотел влюбиться в принцессу, но не имел для этого сердца. Когда же он получил желаемый орган, тот настолько воспламенился от любви, что деревянный Арлекин сгорел — в буквальном смысле слова.
Пугачёвой же хотелось нечто менее банальное и более драматическое. Она решила заменить куклу настоящим живым клоуном и отразить переживания маленького человека, чья профессия — постоянно подвергаться насмешкам (мрачную версию той же темы позже воплотит группа АГАТА КРИСТИ в песне «Viva Kalmsn!»).
Цирковая жизнь была знакома певице не понаслышке – ведь она училась в эстрадно-цирковом училище, а её первым мужем стал один из клоунов (в хорошем смысле этого слова) — Миколас Орбакас — отец Кристины Орбакайте.
А. Пугачёва:
«Со времени циркового училища у меня была тяга к песне с комическим поворотом, с жонглированием и «глотанием шарика», к песне, позволяющей наполнить себя болью и насмешкой, иронией и печалью».
Воплотить идею в стихи певица предлагала нескольким поэтам, пока не остановилась на варианте Бориса Баркаса – самом ярком и драматичном.
По острым иглам яркого огня
Бегу-бегу — дорогам нет конца.
Огромный мир замкнулся для меня
В арены круг и маску без лица.
Я шут я Арлекин я просто смех
Без имени и в общем без судьбы.
Какое право дело вам до тех
Над кем пришли повеселиться вы?
Существенно преобразилась и аранжировка песни. Павел Слободкин сделал её более современной, ускорил темп и придумал ввести в начало ритмы старого циркового марша.
А. Пугачёва:
«…если бы мой «Арлекино» появился тогда, двенадцать лет назад, — его бы, наверное, не приняли. А «Арлекино», исполненный Эмилом Димитровым, был написан и спет как раз в стиле того времени. Однако времена меняются — и теперь та же самая песня может исполняться в другой манере и вообще нести в себе другое мироощущение».
Конечно, огромный вклад в песню внесла сама певица. Именно она придумала для песни необычный смех и разработала сценический образ с кукольными жестами.
Интересно, что на первом — конкурсном — исполнении Пугачёва ошиблась — причём принципиально, спев вместо «Ну что ж, Арлекин я, видно, неплохой» — «Ну что ж, Арлекин я, видимо, плохой».
Также надо добавить, что в тексте Баркаса имя «Арлекин» везде употреблялось, в привычном для русского языка, мужском роде — в том числе и припеве. Однако Пугачёва почему-то решила петь вместо «Арлекину Арлекину нужно быть смешным для всех» — «Алекино, Арлекино! Нужно быть смешным для всех». То есть использовала итальянское имя куклы, которое и стало названием песни.
Выступление советской певицы на «Золотом Орфее» вызвало такой фурор, что публика устроила 10-минутную овацию — до тех пор, пока Пугачёва не исполнила «Алекино» второй раз. Это, несмотря на то, что выход на «бис» на международных конкурсах, как правило, не разрешался. Особый восторг выражали Димитров и Андреев — ведь певица буквально «возродила» их изрядно подзабытую песню.
Болгарский триумф докатился до родины далеко не сразу. Трансляцию конкурса по советскому ТВ задержали и, прилетевшую в Шереметьево, победительницу встречал только Слободкин. Не дремала только фирма «Мелодия», которая уже 20 июля 1975 года издала «Арлекино» на гибкой пластине. На конверте впервые крупными буквами было написано имя «Алла Пугачёва». Таким образом, пластинку можно считать первым настоящим синглом певицы и началом её сольной карьеры.
Из интервью с А. Пугачёвой 1989 г.:
«— Рассказы о многих известных певицах зачастую не обходятся без фразы: «В одно прекрасное утро она проснулась знаменитой…» Было ли такое утро у вас?
— Нет, все произошло «среди бела дня», спустя два месяца после успеха на международном конкурсе «Золотой Орфей». Будучи на гастролях в Сочи, стояла на балконе гостиницы с Павлом Слободкиным и вдруг откуда-то с улицы услышала «Арлекино». «Неужели это магнитофон?» — крикнула Паше, а он в ответ: «Дурочка, ты даже не понимаешь, что стала популярной…»».
В 1976 году на «Арлекино» был снят отдельный клип (фоном для него стала московская станция метро «Арбатская»), а для программы телевидения ГДР «Пётрый котёл» Пугачёва исполнила свой хит на немецком языке.
Осенью того же года певица покинула ВЕСЁЛЫХ РЕБЯТ — уж очень сильно она стала там выделяться — к неудовольствию коллектива.
Автор: Сергей Курий
апрель 2017 г.
Песенка спета: почему автор легендарного хита «Арлекино» умер в нищете
В этом году юбилей отмечает премьера одной из главных песен Аллы Пугачёвой «Арлекино». Ровно 45 лет назад Примадонна исполнила её на «Золотом Орфее». Композиция стала судьбоносной в карьере певицы. Песня принесла Пугачёвой не только главный приз – Гран-при конкурса вокальных исполнителей «Золотой Орфей», но и народную любовь. Пугачёва называла появление этой песни мистической, а вот у авторов «Арлекино» судьба сложилась трагически.
В 1975 году Министерство культуры СССР решало, кого отправить на престижный вокальный конкурс «Золотой Орфей». Сначала это был солист эстрадного оркестра Армянской ССР под управлением Константина Орбеляна Георгий Минасян. Имя это сейчас малознакомое. А в советские времена он считался главной звездой армянской эстрады всесоюзного значения. Но спустя некоторое время кандидатуру Минасяна отвергли. По довольно пикантному поводу: певца обвинили в гомосексуальных контактах. Тогда Минасяна едва не посадили.
Начали искать новую кандидатуру. Константин Орбелян предложил Аллу Пугачёву. Малоизвестную певицу. Ей тогда было 26 лет. За плечами будущей звезды были скромные заслуги: третье место на Всесоюзном конкурсе артистов эстрады с песней «Робот». Тогда на этом конкурсе первую премию взял Геннадий Хазанов.
Кандидатуру Пугачёвой утвердили. Но этого было мало. Нужно было искать песню. «Я была в отчаянии. Помню, сижу я как-то одна в полутёмном зрительном зале, а на сцене репетирует оркестр. И вдруг дверь открывается и ко мне подходит какой-то незнакомый седой человек: «Вы Алла Пугачёва? – спрашивает.
– Я вам кое-что принёс, по-моему, это вам подойдёт». И протянул мне несколько нотных листов. Не успела я взглянуть на них, как человек тот исчез. Это может показаться невероятным, но именно так я получила песню «Арлекино», – вспоминала Пугачёва.
Текст песни её не впечатлил. Это был перевод композиции болгарского певца и композитора Эмила Димитрова. Песня была о деревянной кукле Арлекино, который захотел влюбиться в кукольную принцессу Мели и для этого попросил сделать ему настоящее сердце. Любовная страсть была настолько велика, что бедный Арлекино сгорел.
Друг Аллы, молодой биолог из МГУ Борис Баркас написал новый текст, а художественный руководитель
группы «Весёлые ребята» Павел Слободкин придумал новую аранжировку.
Поддержать на конкурс Аллу Пугачёву поехал мэтр советской эстрады Лев Лещенко. Выступление Пугачёвой на
конкурсе было триумфальным.
«Когда Алла вышла с «Арлекино», был невероятный успех, и все поняли, что она получит, конечно, этот Гран-при.
Надо понимать, что Гран-при – это нечто специальное, особенное признание. Его даже не всегда вручали, как было, например, со мной в Сопоте в 1972 году, когда вручили три премии, мне – первую, а Гран-при решили не отдавать
никому. Алла и по сегодняшним меркам очень круто спела и круто себя представляла», – вспоминал Лев Лещенко.
По словам певца, вне сцены Пугачёва держалась довольно скромно. Она была полной противоположностью яркому сценическому образу «Арлекино».
«Она очень скромно, потупив глазки, всегда сидела, больше молчала, чем говорила, помню это платьице в горошек,
которое у неё было «на выход», ещё несколько скромненьких нарядов. Никогда у неё не было какого-то безумного куража. Даже этот Гран-при она как-то особенно не переживала. В себе, может быть, и переживала, но внешне не выказывала. Она как бы сублимировала энергию и потом, когда выходила на сцену, всю её и выплёскивала», –рассказывал Лещенко.
Лещенко раскрыл тайну триумфа Пугачевой: кто помог победе на «Золотом Орфее»
На фестивале «Золотой Орфей» 45 лет назад будущая Примадонна была «замкнутым существом» и отбивалась от домогательств «искусствоведов в штатском»
С песни «Арлекино» 45 лет назад, которую, прильнув к экранам плохоньких телевизоров с рябым изображением и консервным звуком, в прямом черно-белом эфире смотрела вся страна, поскольку смотреть в тот день по всем двум программам Гостелерадио больше-то и нечего было, в СССР началась эпоха одной великой и неподражаемой певицы. Трансляция шла с курорта Золотые пески в Болгарии, где 7 июня 1975 года советской конкурсантке Алле Пугачевой был вручен Гран-при фестиваля «Золотой Орфей».
Алла Пугачева с Гран-при и с лауреатами «Золотого Орфея», разделившими первую премию: Карлом Уэйем (Великобритания) и Богданой Загурской (Польша). Фото из архива международной федерации AllaMania.
Если до этой телепередачи о Пугачевой кто-то где-то что-то и слышал, а большинство знать не знало, то уже с 8 июня она стала не просто «артисткой известной», а самой популярной певицей на 1/6 части суши, «нашей Пугачихой», и остается таковой по сей день. Уникальным свидетелем невероятного триумфа и начала великой Эпохи оказался на месте происшествия уже популярный тогда эстрадный певец Лев Лещенко. Только для «МК» Лев Валерьянович пустился сегодня по волнам своей памяти в увлекательные воспоминания о том, как все было на самом деле.
Член жюри конкурса известный советский музыкант Константин Орбелян пробил и утвердил во всех инстанциях своего протеже Георгия Минасяна, солиста эстрадно-джазового оркестра Армянской ССР, которым сам и руководил. Но завистники настучали «ответственным инстанциям» якобы о «нетрадиционной ориентации» певца, и ужаснувшиеся инстанции в панике забанили парня, поскольку великую и могучую рабоче-крестьянскую державу на международной арене, пусть и певческой, не мог представлять такой морально разложившийся «преступник». Уголовный кодекс тогда квалифицировал «мужеложество» как страшное и, главное, весьма срамное преступление, а до вольницы «Евровидения» со всякими тату-шмату да биланами-лазаревыми нам тогда еще было, как сейчас до Илона Маска.
И тут подсуетился Павел Слободкин, влиятельный авторитет на советской эстраде, руководитель одного из ведущих ВИА (вокально-инструментальных ансамблей) «Веселые ребята», к которому на службу в солистки как-раз поступила начинающая, но амбициозная певица Алла Пугачева. Прослышав про суету в Минкульте с «Орфеем», она, как гласят легенды, проела плешь Слободкину, что должна ехать на этот конкурс во что бы то ни стало. И он включил всю мощь своего влияния.
Алла Пугачева получила «Золотой Орфей» 45 лет назад
Смотрите видео по теме
Свидетель сколь исторических, столь и тектонических для судеб советской и российской эстрады событий Лев Лещенко, конечно, не претендует на истину в последней инстанции, особенно в связи со сроком давности произошедшего, но в любом случае эти воспоминания представляют из себя любопытнейший документ Эпохи.
По пьяни – на балкон к Пугачевой
— Лёва, бытует легенда или быль о том, что на «Золотом Орфее» ты был названным талисманом Аллы Пугачевой.
У Аллы сложились приятельские отношения с английским певцом Карлом Уэйем. Фото из архива международной федерации AllaMania.
— Знаки судьбы?
— То есть у советского государства, отправившего молодую певицу представлять страну на международный конкурс, денег на гримеров-администраторов, которые обеспечивали бы нужды и комфорт участницы, помогали ей в подготовке, не было, но зато «сопровождающего» приставить – святое?
— А «смотрящий» значит следил за тем, как вы соблюдаете облико морале руссо туристо и артисто?
— Нет, вот именно этого не было. Могу сказать, что гуляли мы по полной программе. Когда вырывались за границу, поверь, мы ничем себя не ограничивали. А люди, которые там за нами наблюдали и присматривали, были, как правило, в дружеских с нами отношениях. Никто никому не портил настроения и крови. Конечно, я уверен, что в своих отчетах они о многом доносили, но в отчетах это, как правило, и оставалось. Отношения с артистом никто не портил, не давил.
— Да, тогда бежали все, кто мог. Рудольф Нуреев сигал через пограничную перегородку в аэропорту «Орли», Большой театр, как едко шутили в те годы, каждый раз после гастролей на Западе возвращался как Малый… И что, начальник артистов, наверное, побелел?
— Наверное, после поездки он уже не был полковником? Они ведь несли «персональную ответственность»…
— Этого я не знаю. Я к тому это вспомнил, что они, конечно, понимали, что артисты – люди тонкие, ранимые, и к тому же представляют собой «группу риска», хотя любой, попавший тогда за границу, представлял такую группу. Поэтому к нам не было никаких серьезных претензий, нас наоборот обхаживали, старались ублажать, ни в чем не ограничивали, мы могли свободно, когда захотим, пойти в бар какой-нибудь, выпить кампари-орандж, общаться с другими артистами, свободно гулять. Даже в 1972 г., когда я первый раз приехал в Сопот и получил первую премию с песней «За того парня», мы абсолютно свободно общались с иностранцами, гуляли, пили. Не ходили никакими пятерками. Вот туристические группы, которые выпускали за границу, там да, там был жесткий контроль, никому не позволялось в одиночку гулять, они разбивались на «звездочки» по пять человек, и надо было ходить всегда вместе. Мы в таком режиме ездили, например, на Олимпиады, там артистов тоже держали под более жестким контролем, а на фестивалях, да еще в соцстране, режим у нас был намного свободнее. Все-таки приехала звезда из Союза, ну кто ее будет в чем-то ограничивать? Вечерами в баре сидели, баловались мартини или еще чем, насколько хватало, конечно, денег, жили настоящей западной светской жизнью, условно говоря.
— Ну, на «Орфее»-то, наверное, было не как в Западной Германии. Это же о Болгарии бытовала шутка: «Курица не птица, Болгария – не заграница»…
— Я помню такую же шутку о Польше, хотя в Польше было чуть покруче, чем в Болгарии, но по сравнению с СССР дух заграницы чувствовался везде, даже в республиках советской Прибалтики в те годы.
— И как Алла справлялась с вызовами красивой заграничной жизни?
— Насколько я помню, ее это обстоятельство вообще никак не беспокоило, она была абсолютно погружена в задачу своей миссии – выступлению на фестивале.
— А кампари-орандж?
— Конечно, мы ходили куда-то вместе, но если мы как-то смаковали эти заграничные радости, то Алла воспринимала все совершенно спокойно, как обыденный фон. Не видно было, чтобы она этому придавала какое-то особенное значение. А вот кто действительно умел ценить и смаковать эти радости, так это Котик Орбелян. Он с 1972 г. был постоянным членом жюри «Золотого Орфея», а дядя у него жил в Лос-Анджелесе, и Котик всегда привозил с собой чемодан нарядов и на каждое заседание жюри приходил в новом костюме, на что Иван Маринов, известный болгарский композитор и председатель жюри, сказал: «Котик, я прихожу на фестиваль только ради того, чтобы посмотреть, во что вы будете одеты».
— А Алла вот до последнего не знала, в чем ей выступать на конкурсе, пока мама ее подруги, актрисы Аллы Будницкой не сшила ей платье – практически из подручных материалов…
«Выходное» платье в горошек навсегда запомнилось Льву Лещенко. Фото из архива международной федерации AllaMania.
— То есть минкультовец и гэбэшник, бухнув, полезли через балкон домогаться Аллиного тела?
— Ну, они были разгоряченные бутылкой водки, и вся ситуация выглядела немножко двусмысленно. Но Алла сразу и решительно расставила все акценты, но не грубо, а действительно по-дружески. И сразу все встало на свои места. Ребята поняли, что не надо клинья подбивать. Хотя один из них был очень симпатичный парень, не хочу называть по имени, пусть будет Володя, один из главных руководителей министерства культуры. И он-то как-раз клеился по-серьезному. Алла тактично его отшила.
— Интересно, был ли сей факт отражен в служебном отчете на Лубянку?
— Об этом мы никогда уже не узнаем. А тогда, после этого небольшого казуса, мы пошли и где-то погуляли. Были бдения всякие: как надо себя держать, как выступать, как правильно звучать и т.д. А через день был конкурс.
Фото из архива международной федерации AllaMania.
Как облобызались Алла с Карлом
— Что из себя представлял «Золотой Орфей» глазами участника?
— Конкурс был достаточно представительный, выступали не только артисты из социалистического лагеря, но были и англичане, и американцы, даже из Бразилии. По-моему, в тот год было 43 участника. То есть настоящий международный фестиваль, крутой очень, с живым оркестром, с живыми голосами. Мы заранее отсылали туда свои партитуры. Были репетиции. Два очень хороших оркестра – Тончо Русева и Ивана Маринова, известных болгарских композиторов, Филипп (Киркоров) потом, кстати, пел их песни, так как сам болгарин. Поскольку я уже был на «Орфее», и куратор из министерства культуры тоже несколько раз был, и Котик Орбелян заседал в международном жюри, то всем нам естественно надо было Аллу Борисовну каким-то образом подготовить. На репетиции мы все дружно сидели, обсуждали, как звучит голос, пересаживались на разные места, чтобы проверять, как доходит звук. Но репетиция ничего не показала. Она просто пела, не делала свою пантомиму в «Арлекино», этот знаменитый жест, когда она болтала ручкой и т.д. На репетиции она была собрана, достаточно скромна, даже казалось, что старается не очень выделяться. Но по голосу было видно, что она во многом превосходит остальных конкурсантов.
— То есть уверенность в победе была не абсолютная?
— На репетициях она действительно не раскрывалась. Возможно, специально не выкладывала все козыри. Но мысль о победе была у нас изначально, и все говорили, что это – Гран-при. Репетиции ведь жюри тоже смотрит, и, как на всех фестивалях, уже прикидывают, кто на что идет, у кого какие шансы. А уровень исполнения Аллы, ее голос, подача, конечно, сразу обратили на себя внимание. Так что психологически мы были готовы к победе, и можно сказать, что даже ехали за ней. И сама Алла понимала, что нет другого выхода.
— «Нет выхода» в каком смысле?
— Потому что была такая ситуация: если человек, тем более делегированный страной, на таком высоком уровне, ничего не привозил, то он сразу выходил в тираж. Так было, например, с Колей Соловьевым, который поехал в Сопот после меня в 1973 г., пел что-то невразумительное, не получил даже диплома, хотя на этих фестивалях в соцстранах советским артистам всегда старались что-то дать, если не победу или высокое место, то хотя бы утешительный приз – за какое-нибудь «лучшее исполнение болгарской песни», «польской песни» и т.д. А Коля не получил ничего, а был в то время достаточно ярким и популярным исполнителем, шел где-то четвертым-пятым номером после Хиля, Кобзона… Приехал из Сопота ни с чем, и сразу его не стало.
— Диковато звучит, однако, по нынешним меркам… Вон, тот же Киркоров, или «Мумий Тролль», или Воробьев провалились когда-то с треском на «Евровидении», но никуда не исчезли. Или Система в СССР так расправлялась с проштрафившимися?
— Можно, конечно, сказать, что пропал интерес у публики, мол, поехал, облажался, ничего не получил. Но была и другая сторона, более существенная: та же редактура на радио, телевидении, все стали относиться как-то иначе. Когда человек привозит премию, это одно, это обязаловка для всех, его надо было снимать в «Огоньках», сразу – правительственные концерты, в Кремль заводить. И победа, конечно, давала сумасшедшую популярность. По себе знаю. Так как было всего два телеканала черно-белых, первый и второй, и еще четвертая программа – научная, и всё, поэтому вся страна смотрела – от мала до велика – эти фестивали в Сопоте, «Орфей». Отдушина была. Больше нечего было смотреть. Чуть позже стали иногда показывать Сан-Ремо. Это было, как Олимпийские игры. Люди болели за своего исполнителя. А если исполнитель проваливался и его переставали показывать, то человек просто пропадал.
— Стало быть у Аллы была дилемма: победа или забвение?
— Можно представить, что и как она переживала в себе, если даже и не выказывала это на людях…
— Да, не очень выказывала. Она вообще была достаточно замкнутым существом. Потом она уже стала звездой, Примадонной, но начало было удивительно корректное, скромное. Хотя, надо сказать, что эти качества – уже по-другому, на ином уровне, который соответствовал ее статусу, – читались в ней всегда, и в дни самой звездной славы и даже сейчас в ней все это есть.
— Помимо выразительной пантомимы в «Арлекино», о чем ты упомянул, еще ведь и балахон стал удачно найденной «униформой», хотя и появился чуть позже, году в 1977-м…
— Этот балахон она потом тиражировала, и он стал ее своеобразным образом, действительно удачно найденным. Хотя, я думаю, что не наряд сыграл главную роль. Если бы она вышла даже в школьной форме, то все-равно бы завоевала Гран-при, потому что форма без содержания – это звонок, который не звонит. Это – не моя фраза, но очень точная. Важен смысл, возможность донести и раскрыть образ, чтобы люди его прочувствовали. Аллу же потом и Игорь Кио приглашал, она выступала у него в цирке, но по большому счету это не имело никакого значения. Для любого антуража Алла была прекрасным дополнением, но для Аллы антураж в принципе ничего не менял и не играл никакой роли. Ей достаточно быть одной в свете прожектора, как это делал Вертинский. Это было сродни нашей старой школе, когда все вкладывалось в смысл и содержание песни.
— На том гала-концерте у Аллы ведь случился казус с английским участником?
— Она должна была закрывать концерт лауреатов после выступления обладателя первой премии, им стал англичанин Карл Уэй. Он тоже имел там оглушительный успех, не Том Джонс, но тоже очень яркий исполнитель. Публика оглушительно хлопала этому Карлу, его не отпускали, и он спел на бис свою песню. А публика не успокаивалась, просила трессировать. Алла уже стояла за кулисами в ожидании своего выхода. Она должна была появиться на сцене со спецэффектом – на спускающейся площадке в виде руки и сойти с нее. После бисовки Карла, когда аплодисменты вроде бы утихли, режиссеры решили, что он закончил и начали опускать эту руку с Аллой, а Карл, успокаивая публику, решил еще вдогонку спеть и в третий раз припев с куплетом. И запел, а Аллу опускают, представляешь! Она, конечно, оказалась в некоторой растерянности, буквально несколько секунд, но сориентировалась, прошла по сцене сзади и присела в уголочке на ступеньку. Операторы стали ему махать, показывая знаками в угол, мол, на сцене что-то происходит. Он оглянулся и увидел Аллу. Подошел к ней, присел рядом и допел свой куплет. И, когда уже заканчивал, Алла взяла у него микрофон и подпела.
— На лету, значит, запомнила текст на английском?
— А русские туристы откуда там взялись?
— Их на Золотые пески отправляли по профсоюзным путевкам, и в летний сезон таких счастливчиков набиралось достаточно много. Поэтому публика почти наполовину состояла из русских (советских) туристов. Они были обилечены дешевыми местами на балконе, и ор стоял несусветный.
— И как вы отмечали победу?
— Собрались в каком-то ресторанчике и просто бухали.
Фото из архива международной федерации AllaMania.
Кто позволил вольнодумство
— Как Аллу отобрали на «Орфей»? Она ведь еще была «начинающей» артисткой?
— Она уже была достаточно известной певицей все-таки, уже работала с «Веселыми Ребятами», суперпопулярным ВИА в то время, песня «Посидим, поокаем» была очень известна после ее участия во Всесоюзном конкурсе артистов эстрады. Алла там получила хоть и третью премию, но на нее сразу обратили внимание. Конечно, она еще была не так известна, как Эдита Пьеха или Мария Пахоменко, у Муслима Магомаева сумасшедшая популярность была, стадионы рушились и ломались, автобусы поднимались. Алла была молодая, подающая надежды певица. До Всесоюзного конкурса у нее действительно не очень что-то получалось, а потом рванула, ее заметили. Тогда все-таки была селекция, невозможно было проскочить «на шару» – типа песню где-то спел… Ну и что? Нужно было получить какую-то премию, профессиональное признание, и как-то по-особенному быть представленным на радио или телевидении. Очень сложно было пробиться наверх. И было не много исполнителей – ну двадцать или около того.
— Такой популярности не было до «Арлекино», конечно. Да и такой масштабной песни, как «Арлекино», у Аллы не было.
— Это уже банальная дефиниция: «Золотой Орфей» как начало Эпохи Аллы Пугачевой. А тогда все поняли, что такая эпоха началась?
— Ну нет, конечно. Алла своим трудом, своим талантом раскручивала это маховик постепенно, все больше и больше. Сохраняла потенцию, динамику, она понимала, что постоянно нужно что-то подбрасывать в топку. И в этом смысле она была звездой абсолютно новой формации. Тогда было достаточно много певиц, которые представляли нашу классическую эстраду: Пьеху и Пахоменко я уже назвал, Лариса Мондрус, Люся Сенчина, Валя Толкунова, Майя Кристалинская. Еще была жива Клавдия Ивановна Шульженко! Это были глыбы. А Алла выплыла таким айсбергом.
— На который весь этот «Титаник» советской эстрады и напоролся, да?
— Но эта яркость и полный разрыв существовавшего тогда шаблона «классической советской эстрады» сильно мешали Алле на первых порах «жить, гореть и не угасать». После триумфа «Арлекино» Система подчас пыталась ее поддушить, не так ли?
— Как все неординарное и яркое Алла, конечно, получила не только армию поклонников, но и много критиков, даже ненавистников, часто влиятельных. Но в то же время кто-то и очень любил ее во власти. Как Высоцкого, который официально нигде не был представлен, но его любили во власти и не душили особенно, давали жить. То же самое с Аллой.
Обложки болгарского журнала «Паралели» с большим материалом об обладательнице Гран-при «Золотого Орфея» Алле Пугачевой. Фото из архива международной федерации AllaMania.
— Могущественный председатель Гостелерадио СССР Лапин ее невзлюбил, например…
— То есть Брежнев и Аллу любил?
— Аллу кто-то наверху любил. Сам ли Брежнев, или кто еще – не знаю. Брежнев-то эстрадой особо не интересовался. Жил только охотой. Хотя, вполне вероятно, все-таки как-то обращал внимание на эстраду. Идеологи, наверное, понимали, что не может быть только официальной эстрады, тогда началась разрядка, все стремились навстречу миру, к диалогу. Поэтому такие вещи случались.
— Высоцкий и Пугачева как предвестники перестройки?
— С Высоцким было сложнее, потому что он был все-таки бунтарь, в нем было много протеста.
— А Алла? Она же вся была скроена не только из окраины, но из протеста и бунтарства…
— Это были вещи, вроде бы и одного порядка, но немного разные. Хотя Алла никогда не была аполитичным человеком, она была нейтральной и это было правильно. Это сейчас, когда мы стали взрослыми людьми, то можем позволить себе сказать то, что хотим.
— Теперь уже, кажется, не всегда…
— Ну, по сравнению с теми годами, пока еще не так. Тогда же вякнуть что-то было чревато. Высоцкого сдерживали именно из-за этого. Гена Хазанов вякнул что-то про разведчика – был у него сатирический монолог, и его закрыли на год, нигде не разрешали выступать, показывать. У Аллы особенного протеста не было, но это и не было ее ролью, задачей. Ее задачей было достучаться до человеческой души, до личностной свободы.
— Что было тоже сродни протесту и бунтарству во времена единомыслия и единообразия. Петь, например: «Просто быть на кого-то очень похожим, просто из года в год петь нам одно и то же, но свой голос сохранить так порой не просто…».
— Еще до вашей совместной поездки на «Орфей» именно у тебя, ведь, был первый дуэт с Аллой «Я вас люблю (уже давно, а вы не знаете)» в 1973 г…
— Да, и это был первый ее дуэт, так что с Аллой я уже был знаком немножко до «Орфея». Слава Добрынин предложил, он тогда дружил с Пашей Слободкиным, в «Веселые ребята» которого как-раз пришла Алла, и мы спели. Очень мило звучало, симпатичный получился дуэт. Алла тогда пела таким полуклассическим-полуэстрадным голосом. В той песне были высокие ноты, для меня тажеловато, а у нее выходило безупречно. Но он не раскрутился особо, потому что уже началось ее восхождение к своим номерам, и этот дуэт мы уже никогда потом не пели.
— Сразу согласился, или сомневался? Ты же все-таки был уже артистом известным, а об эпохе Пугачевой еще никто не догадывался…
— Сомнений не было, потому что было предложение от Славы, а я ему доверял. Говорит: есть хороший дуэт для тебя и для Аллы, хочешь? Я согласился, почему нет? Помню, когда мы записали, она сказала: «Я очень рада, что у нас все получилось. Спасибо вам большое».
Фото из архива международной федерации AllaMania.
— Ты уже обмолвился о вашей поездке еще и в Сопот в 1978-м, где Алла опять взяла Гран-при. Так что, видимо, ты все-таки действительно был ее талисманом…
— После «Орфея» Алла ушла в оркестр Орбеляна ненадолго, а Паша Слободкин получил отставку. Не знаю со скандалом или нет, может, просто мирно-тихо разошлись. Он, конечно, много вложил в Аллу, сделал аранжировку «Арлекино», она была солисткой его «Веселых ребят»… Но Алла отправилась в сольное плавание и это, наверное, было единственно возможным и объективным исходом, и буквально через три года мы опять поехали на фестиваль, теперь в польский Сопот. Она опять в качестве участницы конкурса, а я все так же – гостем фестиваля. И опять она получает Гран-при за песню «Все могут короли». Но она уже была в топе, была в себе уверенна, а что касается самого фестиваля, там было менее ярко, конечно, чем на «Орфее». Во-первых, песня Бориса Рычкова «Все могут короли» была гораздо слабее «Арлекино», несмотря даже на текст Леонида Дербенева. Зато в финале Алла показала пятерню в виде короны над головой, сделала королеву как бы.
— И этот жест стал ее фирменным знаком на веки вечные…
— Но песня, честно говоря, слабее. Зато забрала все возможные на то время Гран-при.
— Тогда о «Евровидении» мы, честно говоря, ничего не знали, его у нас не показывали.
— А сейчас ты смотришь «Евровидение», проводишь параллели с теми конкурсами?
— Хотя формально ты и не напрашивался, но все-таки по факту стал талисманом Аллы на «Орфее» и в Сопоте. Это же приятно?
— Получилось так, что я просто был рядом в этой замечательной истории и наблюдал за Аллой от и до. Жалко, что тогда еще ничего не снималось по-настоящему, телевидение было черно-белое, а я, например, с удовольствием бы пересмотрел те концерты, они были по-настоящему выдающимися.