в каком году сгорел завод двигателей в набережных челнах
Пожар на заводе Камаз-Дизель 14 апреля 1993 года
В 1976 году был выпущенный первый автомобиль КамАЗ. С этого момента начинает свою официальную летопись крупнейшая российская компания, выпускающая дизельные грузовые автомобили и дизели. Через 18 лет на заводе двигателей произошло событие, которое разделило историю КамАЗа на «до» и «после».
Как это начиналось
Масштаб разрушений на заводе Камаз-Дизель
Пожар продолжался около 5 часов. В бушующем огне погибло практически все оборудование. Обрушившаяся крыша, площадь которой была более 200 метров квадратных, превратила здание завода двигателей в груду искореженного металла. Даже придавленный кровлей пожар не прекратился. Еще долгое время продолжали вспыхивать технические жидкости, оставшиеся в подземных каналах. Человеческих жертв чудом удалось избежать. В момент возгорания вторую смену завода (около 4000 человек) удалось благополучно эвакуировать из главного корпуса. Позднее комиссия, специально созданная для расследования причины возгорания, сделала выводы, что причиной пожара стало короткое замыкание.
Потери
Ущерб был огромен: в денежном эквиваленте по примерным оценкам он составил более 350 миллиардов рублей. Последствия разрушительного пожара были катастрофические: производственная цепочка КамАЗа потеряла одно из главных звеньев. Собранных двигателей для комплектации грузовиков оставалось всего на два дня. Восстановить сгоревшее оборудование было практически невозможно. А для приобретения нового требовалось время: в 70-х годах прошлого столетия станки и производственные линии специально для КамАЗа создавались по всему миру (Германия, Италия, США, союзные республики). Руководство предприятия приняло все возможные меры, чтобы производство КамАЗа не встало: на завод стали доставлять двигатели, произведенные на Ярославском мотором заводе (они немного отличались от камазовских и требовали доработки), стали использовать моторы американской компании Cummins, с которой в 1991 году КамАЗ создал совместное производство.
Восстановление завода
Остановка завода грозила потерей рабочих мест более чем для 100 тысяч сотрудников. Лишились бы заработка и более 500 тысяч рабочих, трудящихся на предприятиях-поставщиках. 7 лет завод КамАЗ, не остановивший производство, продавал грузовики ниже их себестоимости. Жители Набережных Челнов, для большинства которых КамАЗ был источником основного дохода, жили в условиях жесточайшего кризиса. Нерегулярные выплаты заработной платы, выдача талонов вместо денег (по которым мало, что можно было приобрести), постоянная угроза быть уволенным из-за сокращения штатной численности – проблемы, постоянно преследующие обычного работника КамАЗа в то, и без того нелегкое для страны, время. Разрушительный пожар на заводе КамАЗ-Дизель стал тяжелейшим испытанием не только для предприятия, но и для жителей целого города.
Почему КГБ запретил журналистам писать о пожаре на КАМАЗе
Над горевшим заводом поднимался столб чёрного дыма… Зрелище не для слабонервных
Пожар на заводе двигателей КАМАЗа, начавшийся вечером 14 апреля 1993 года, уничтожил мощности по выпуску 100 тысяч силовых агрегатов. К утру от предприятия, где трудились 19 тысяч человек, остались только колонны и груды сгоревшего металла…
О том, что горит завод двигателей, Николай Туганов, в ту пору фотокорреспондент местной газеты, узнал в девять вечера. Схватил фотоаппарат – и бегом к соседу. На его «Москвиче» помчались к заводу. Зрелище предстало не для слабонервных.
– Пламя из здания вырывалось метров на сто. Горели кровля и корпус, – вспоминал позже Николай. – Снимал в темноте, а в это время территорию плотным кольцом окружала милиция, к месту ЧП никого близко не подпускали…
Потом в столичной газете «Авто» на первой полосе выйдет фотография горящего завода – это будет единственный снимок, опубликованный в отечественных СМИ. Отснятую Тугановым и его коллегой Вячеславом Бурнышевым плёнку изымет КГБ, писать о трагедии журналистам запретят.
К моменту, когда Николай Туганов делал свой исторический кадр, завод двигателей полыхал уже весь – огонь распространится по всей кровле…
ПОДУМАЛИ, ЧТО УЧЕНИЯ…
Пожар начался в 18:41 из‑за короткого замыкания в силовом кабеле, что ведёт к трансформаторной подстанции. Виктор Волков, в то время начальник военизированной пожарной охраны промышленных объектов МВД РТ, вспоминал: днём на заводе прошли учения по гражданской обороне. Может быть, поэтому на характерные хлопки никто не отреагировал: думали, продолжаются учения… А огонь по кабельным каналам стремительно разлетался во все стороны. Через шахту вентиляции выбрался на крышу – вспыхнули гудрон, утеплитель…
Первым тревогу поднял слесарь-ремонтник. Почувствовав запах горевшей изоляции, приоткрыл дверь подстанции – и едва не задохнулся от дыма. Дальше события развиваются стремительно.
19:04. Прибывает первый пожарный расчёт. Горят подстанция, кабели, с горящей крыши текут расплавленные битум и полистирол. Порывистый ветер огонь раздувает на глазах. Начальник караула Н. Цветков объявляет максимальный для Набережных Челнов номер вызова сил и средств, начинается срочная эвакуация людей.
19:25. Все пожарные и техника на месте. Против огня – девять лафетных стволов: шесть на крыше, три – внутри здания. Но этих сил не хватает даже для того, чтобы пожар не захватывал всё новые территории. Утеплитель, пенополистирол, уложенный на стальной настил, вспыхивает, словно берёзовая кора, пожарные нередко оказываются в огненном кольце.
19:52. Горит уже четвёртая часть кровли – 100 тысяч квадратных метров! Рушатся металлоконструкции. К месту ЧП прибывают пожарные подразделения из Нижнекамска, Альметьевска, Елабуги, силы гражданской обороны. Огонь тушат 30 лафетных и переносных стволов, но он продолжает наступать.
21:31. Огнём охвачена вся кровля завода двигателей. Его площадь – 1152 на 362 метра, по размерам – целый городской микрорайон…
ПОЛИСТИРОЛ ГОРЕЛ КАК НАПАЛМ
Альфия Гарипова видела, как горит её родной завод, из окна квартиры – в небо поднимался густой чёрный дым. Утром следующего дня она пришла на работу и завода не нашла.
– Моего рабочего места просто не было, наш цех выгорел полностью. Нас отправили домой. Сразу написала заявление об уходе: решила, что разбирать завалы, дышать гарью – это не женское дело.
Когда всё закончится, эксперты расскажут: горение полистирола напоминает горение напалма. Какой из светлых голов первой в стране пришла идея использовать этот опасный утеплитель при строительстве заводских цехов, так и не обнародуют. Зато вспомнят, что ещё до ЧП в Набережных Челнах «полистирольных» пожаров с печальными последствиями было не один и не два. И выводы после этих пожаров делались правильные. Но всякий раз соображения экономии у нас брали верх над здравым смыслом. Кстати, завод в Челнах строился по американской технологии, но они, американцы, узнав, что мы в качестве утеплителя используем полистирол, отказались объект страховать…
Ликвидировать горение корпуса, вернее того, что от него на тот момент осталось, пожарным удалось лишь к 11 часам 15 апреля. Но это только в надземной части завода. Огонь хозяйничал в подвалах, а их протяжённость – почти 7 километров. По ним огонь мог перейти на станцию испытания двигателей, а там ёмкости с маслом и дизельным топливом… Станцию в итоге спасут, заложив подходы к ней гравием и кирпичом.
Пожар потушат 21 апреля – до этого восемь дней и ночей пожарные будут работать в две смены, каждая смена – сутки… Участники боя с огнём: 560 пожарных, военные из полка гражданской обороны, 64 единицы пожарной техники, 236 других машин и механизмов…
Спасти удастся часть оборудования. Производственный корпус площадью 420 тысяч квадратных метров будет полностью уничтожен огнём. К счастью, обойдётся без жертв.
И СНОВА ВСЁ СНАЧАЛА
Последствия пожара в Набережных Челнах оказались ужасными. Не только для КАМАЗа – для всей страны и ближайших соседей. Дизели с автогиганта на Каме шли на автомобильные предприятия России, Украины, Беларуси – их работа оказалась под угрозой. Некоторые эксперты посчитают, что ущерб от пожара сопоставим с аварией на Чернобыльской АЭС.
Возможно, это сильное преувеличение. С другой стороны, никто не оценивал моральные и материальные потери тех, кто трудился на заводе двигателей и вмиг оказался без привычной работы и привычных заработков. Одни, как Альфия Гарипова, сменили работу, другие, как её муж, долгие месяцы разбирали завалы, восстанавливали завод. Притом что авторитетные господа (в частности, великий реформатор Егор Гайдар) утверждали: восстанавливать не имеет смысла. Это были смутные 90-е…
К счастью, здравый смысл возобладал. При поддержке правительств РФ и РТ камазовцам удалось постепенно восстановить мощности по выпуску 100 тысяч двигателей в год. Одновременно велось создание производства силовых агрегатов уже на основе более совершенного оборудования. Меньше чем через год после пожара был собран первый двигатель КАМАЗ-7405.
И 24 декабря 1996 года в Набережных Челнах торжественно запустили восстановленный главный конвейер сборки двигателей.
Виктор Волков: «Версию о поджоге активно продвигала дирекция КАМАЗа. Но я больше скажу. »
Виктор Волков, руководивший пожарной охраной Челнов и КАМАЗа в 1993 году, в интервью «БИЗНЕС Online» приоткрыл некоторые неизвестные ранее предпосылки пожара на заводе двигателей. Как выяснилось, за некоторое время до ЧП была отключена одна из систем пожаротушения, а автоматы защиты «загрублены», что дало огню лишние 15 минут. «Бесконтрольность развращает руководителей — вот почему сегодня горят рынки и гибнут люди», — убежден Волков, чьи слова звучат по-особенному на фоне трагедии в Кемерово.
Виктор Волков: «Если бы были перегородки, стены, огонь был бы локализован, а тут распространению ничто не препятствовало. При этом сигнал в пожарную охрану поступил только в 19:00. Потеря 15 минут сыграла решающую роль» / Фото: Влас Мысько
В 18:41 ОТКЛЮЧИЛСЯ КАБЕЛЬ, В 19:00 ПОСТУПИЛ СИГНАЛ ПОЖАРНЫМ
— Виктор Георгиевич, какими силами вы, как начальник гарнизона, располагали в 1993 году и какие задействовали 14 апреля?
— Я руководил и камазовскими, и городскими подразделениями. Городских было всего три части, максимум по 70 человек в каждой — они мало что могли дать. В основном задействован был наш отряд, который охранял все промышленные объекты — КАМАЗ, ГЭС, ТЭЦ, КамГэс. У меня было около тысячи человек персонала, одних офицеров — 350 человек. В общей сложности у меня было 11 частей, с учетом Заинска, где располагались две части, и Камских Полян — одна часть. Девять подразделений в Челнах. В тушении были задействованы примерно 400 человек, около 100 в смену, потому что у нас была четырехсменка. Но вообще, на случай пожара на особо важных объектах имеется расписание: на такой-то объект выезжает такая-то часть в таком-то составе. На каждый завод автоматически подается вызов №2, при том что самый серьезный — это вызов №3. В тот день поступил сигнал о том, что слышны хлопки и взрывы. Что там взрывается — неизвестно: может, граната, может, упало что-нибудь. По второму номеру, если не ошибаюсь, выезжают три части со своими цистернами. По прибытии офицер — начальник караула оценивает обстановку и уточняет номер вызова. Такова уставная тактика тушения.
— Вы помните, как все началось?
— У меня есть поминутное описание и пожара, и действий — его писали для следствия. В 18:41 главная понизительная подстанция ГПП-14, которая вне корпуса запитана от ЛЭП, идущих с ТЭЦ, зафиксировала отключение кабеля резервного питания, подключенного к ГПП-12, которая «благодаря» проектировщикам располагалась внутри завода двигателей. В ГПП сходятся все контрольные и силовые кабели завода. Спустя две секунды прошел аварийный сигнал на диспетчерский пульт всего КАМАЗа. Через две минуты стали отключаться ячейки фидеров — это разветвители сети. Началось тотальное отключение всех кабелей — замыкания, которые в таком масштабе возможны только под воздействием температуры. Корпус и кровля завода построены на металлических фермах, по их нижнему поясу проложены продольные и поперечные лотки с кабелями на всю длину и ширину. Из строя первыми вышли кабели, питающие все оборудование. Распространение огня было столь стремительным, потому что они охватывают всю площадь завода и дают большую температуру. При замыкании силового кабеля она поднимается до 1500–4000 градусов, даже бетон отслаивается. Кабель загорается там, где изоляция послабее, очаги могут возникать на расстоянии сотни метров друг от друга. По полу лотки уложены в штробы, в каждом лотке по 20–50 кабелей, которые с пола поднимаются по стенам к фермам, откуда до кровли несколько метров. А на кровле — пенополистирольный утеплитель, который горит, как керосин. Американцы называли его напалмом, а у нас он по ГОСТу считался «трудносгораемым» — на каком основании эксперты сделали такое заключение, я не знаю.
«Струя воды из ствола — хоть лафетного, хоть ручного — бьет на 20–30 метров, до внутренних площадей не добивает, и подойти нельзя — температура слишком высокая. Я сразу, на автомате понял, что корпус сгорит» Фото: vestikamaza.ru
— Как огонь перекинулся с кабелей на кровлю?
— Они просто снизу подогрели пенополистирольный утеплитель так, что он воспламенился, расплавился и потек, как магма. Кровельные слои выглядели так: металлический гофролист, на нем рубероид для защиты от конденсата, затем слой пенополистирола, снова рубероид и сверху — гравийная защита. Утеплитель потек по гофре во все стороны, а потом вниз по периметру.
— Это, наверное, не в одно мгновение произошло?
— Сигнал о пожаре тоже не сразу поступил. В 18:53 сработала дистанционная защита на ТЭЦ, отключились ЛЭП, и главный силовой трансформатор оказался обесточен, вместе с ним и противопожарная автоматика завода. Автоматика — это две станции пожаротушения. В них и насосы, и разводка на разные системы тушения — водяную, пенную, дренчерную. В корпусе было свыше 400 установок систем тушения, и все они оказались неработоспособны. Завод двигателей был самым насыщенным пожароопасными веществами корпусом из всех камазовских. Обработка коленвала, например, проходит в керосиновой среде — в цеху вечно стоял керосиновый пар. Вытяжка забирает пары, они идут по воздуховоду, в котором копятся отложения. С этих воздуховодов в нужных местах керосиновый или масляный конденсат просто стекал. Вот такая обстановка. Кроме того, завод был уникален своей площадью, которая никак не разгораживалась — это было огромное единое пространство, ветра гуляли. Он же был рассчитан на выпуск 250 тысяч двигателей от и до, на одной площадке. Из-за этого завод содержал множество уникальных решений с точки зрения пожарной безопасности, потому что нормативы не предусматривали таких площадей. Всякая противопожарная система рассчитана на определенную площадь защиты, в 2–10 раз меньшую, чем нормы завода двигателей. Приходилось как-то компенсировать. Если бы были перегородки, стены, огонь был бы локализован, а тут распространению ничто не препятствовало. При этом сигнал в пожарную охрану поступил только в 19:00. Потеря 15 минут сыграла решающую роль.
— Отчего так поздно пришел сигнал?
— В этот день на заводе двигателей проводили учения по гражданской обороне, поэтому люди сначала не реагировали на хлопки — думали, что это в рамках учений.
«Завод был уникален своей площадью, которая никак не разгораживалась — это было огромное единое пространство, ветра гуляли» Фото: «БИЗНЕС Online»
«ПОЖАРНЫЕ НАСТАИВАЛИ, ЧТО В ТАКИХ МАСШТАБАХ ТАКОЙ УТЕПЛИТЕЛЬ ПРИМЕНЯТЬ НЕЛЬЗЯ. »
— Где этот сигнал застал вас?
— Я в тот день ближе к шести вечера уехал из отряда — на следующий день был юбилей у моей жены, и мне нужно было заехать в гараж на ЗЯБе, собрать из погреба на стол. Я как раз закрывал гараж, когда мне по рации поступило сообщение. Взглянул на горизонт — огонь и черный дым. Это было примерно в 19:05. Из гаража я помчался прямиком на завод, смотрю — горит кровля, корпус тоже горит, сильно задымлен. Бойцы тушат. Как начальник отряда, я организовал штаб, распределил боевые участки, поставил задачи. Однако площадь корпуса — 44 гектара, охватить участками ее было невозможно. Шесть подразделений — это 12 машин. Вдоль корпуса я их расставил, а на торцы не хватило. Через четыре часа, около полуночи, приехал замначальника управления государственной противопожарной службы МВД РТ Исхак Низамутдинов, по уставу он принял на себя руководство. Еще через час приехал начальник управления Николай Красько, руководство перешло к нему. К утру приехал начальник ГУПО МВД России Владимир Дедиков. В общем-то, к полуночи, к приезду первых руководителей, кровля уже практически сгорела. Внутри корпуса площадь горения определить было невозможно — непонятно, где огонь, а где просто дым. Повсюду завалы.
— Значит, если бы сигнал поступил на пульт пожарной охраны сразу, в 18:45, был бы шанс потушить?
— Возможно. Мы бы успели до отключения электричества, а значит, как минимум не пришлось бы вручную, цепями поднимать электрические ворота, да и внутренние гидранты еще не вышли бы из строя. Мы в свое время с боями добились устройства внутреннего пожарного водопровода, к нему и стремились. Подняли ворота — в корпусе темно, фонари в дыму почти бесполезны. Языки пламени где-то видны, но откуда они идут — непонятно. Добрались до гидрантов, а они без воды. Соединительные фланцы трубопровода деформировались и вода пошла своими путями. Потом оказалось, что она залила подвалы. А у нас в цистерне — 2–2,5 кубометра воды, на три-четыре минуты работы ствола, больше ничего нет.
— Когда вы прибыли, что делали работники завода?
— Дело в том, что 19:00 — это время пересменки. Большинство уже вышли из корпуса и смотрели. Начальник караула организовал эвакуацию из кабинетов и каптерок, никто не погиб. Когда американцы узнали о пожаре, они двум вещам удивились больше всего. Во-первых, тому, что мы использовали «напалм» — пенополистирол, который у них к тому времени был повсеместно запрещен. Во-вторых, удивились тому, что мы спасли людей, да еще и всех! И бóльшую часть оборудования.
«Многие из личного состава были награждены медалями за отвагу, а генерал, который оценивал результаты тушения, сказал, что мы делали все, как полагается по боевому уставу. Он тоже был награжден» Фото из архива Виктора Волкова
— Вы знали о свойствах пенополистирола?
— Конечно. До пожара мы испытывали макет фрагмента кровли, который полностью соответствовал материалам крыши — тот же утеплитель, пароизоляция. Поджигали его со всех сторон.
— Кому вы докладывали о результатах этих испытаний?
— Вы знаете, до пожара проверялось выполнение предписаний по КАМАЗу и процентов 40 противопожарных мероприятий не было выполнено. А о результатах испытаний мы везде докладывали — и гендиректору КАМАЗа, и в наше республиканское управление. Я даже пытался в главк написать — это главное управление пожарной охраны МВД России. Потом получил по шее за то, что миновал непосредственное начальство. Инерция, боязнь испортить отношения — все это работало. Мне-то волноваться было не о чем, у меня были прекрасные отношения с Бехом (Николай Бех, гендиректор КАМАЗа в 1987–1997 годах — прим. ред.). Он, кстати, когда вернулся из Москвы, сразу подошел ко мне, спрашивает: «Слушай, тебе эти генералы не мешают?» Прямо при них.
— Говорят, о свойствах этого утеплителя было известно еще на стадии строительства.
— Да, наш главк еще в 1973 году выходил и на Совет министров СССР, и на Госстрой. Пожарные настаивали, что в таких масштабах такой утеплитель применять нельзя. Ответ был — все уже запроектировано и распланировано, менять ничего не будем. К тому моменту бóльшая часть кровли была уложена, а на оставшейся площади решили сделать противопожарные шестиметровые пояса из негорючих минераловатных плит. Этими поясами разделили утеплитель на ячейки, но наши испытания потом показали, что это бесполезно — огонь при пожаре снизу преодолевал шестиметровый разрыв. Если бы горело сверху, где гравийная защита, пояса помогли бы, но при пожаре снизу, при подогреве профнастила, они не давали никакого эффекта.
«Если бы такая ситуация повторилась, действия были бы те же самые. Что бы мы ни делали — боевые участки снаружи малоэффективны, а внутри расставить их обстоятельства не позволяли» Фото: prav.tatarstan.ru
«ВПЕРЕДИ ОГНЕННАЯ СТЕНА, ТЕЧЕТ ЭТОТ «НАПАЛМ» И ПОДЖИГАЕТ ВСЕ, ЧЕГО КАСАЕТСЯ. »
— Откуда вы в итоге взяли воду?
— С наружных гидрантов. В принципе, на всех заводах стоят только наружные гидранты, для «движков» мы добились исключения, хотя оно и не помогло в итоге. Но от уличного гидранта нужно тянуть магистральную линию на 150–200 метров — надо соединять рукава, а это уже пять-семь лишних минут на развертывание. При этом длина корпуса — 1300 метров, вдоль него нужно постоянно двигаться, опережать огонь, создавать ему преграду.
— В наружных гидрантах запас воды не ограничен?
— Он ограничен диаметром водопровода. В нашем случае диаметр трубы был большим, кажется, 400 миллиметров, но проблема в том, что и внутренние поврежденные гидранты питались от него. Вода уходила в подвалы, давление оставалось критически низким. Мы неоднократно просили станцию очистки воды поднять давление, но их возможности тоже ограничены. Вы понимаете, масштаб завода ведь подразумевает увеличение всего — и диаметра трубопровода, и давления в нем, и количества машин. Всего.
— Огонь при этом распространялся только за счет потоков расплавленного пенополистирола и кабелей?
— Еще по воздуховодам, насыщенным маслами и керосином. Тяга в них хорошая. Развитие пожара продолжалось часами, а металлу ферм при таких температурах достаточно 15–20 минут для деформации. Поэтому кровля постепенно сползала вниз. Бойцы рассказывали: впереди огненная стена, течет этот «напалм» и поджигает все, чего касается. Мы подавали стволы в основном на оборудование. Кровлю, конечно, тоже тушили, но там своя специфика. По кровле огонь шел со скоростью около 8 метров в минуту. Мы не успевали перемещаться за ним, ведь пока поднимешь на подъемнике рукав, пока определишь позицию — и вот боец идет на фронт пожара, а у него уже сзади горит. Приходится эвакуировать личный состав на другой пост, а это снова время.
— Какой была интенсивность горения на второй, на третий день?
— После полуночи горело уже в основном внизу — в цеху, и начиналось горение в подвалах, куда огонь прошел по вентиляции и технологическим проемам. Со второго дня и до конца, до 19 апреля, горели именно подвалы. Это два широких тоннеля глубиной до 9 метров, которые тянутся вдоль всего корпуса с обеих сторон и соединены поперечными проездами. Туда сверху, от станков, уходила металлическая стружка, стекало масло в накопительные емкости на постаментах. В подвалы заезжали грузовики, забирали масло, стружку везли на переработку, на литейку. Там были и вспомогательные помещения, работали операторы, стояло оборудование. Целый городок, только без окон. Освещения нет, вентиляция полуразрушена, воды набралось полтора метра. Дым стоит, не выходит, а горение продолжается за счет подтока воздуха под воротами на нулевом уровне. Мы попробовали подавать воду через технологические отверстия из цеха, однако проемы не совпадали с очагами горения. В некоторых случаях мы даже долбили железобетонное перекрытие, чтобы добраться до горящих маслобаков и стружки.
— Заходить не пробовали?
— Пробовали, одевали людей в гидрокостюмы, но там же завалы, а идти надо со стволом — протащить рукав было нереально. Попытались пройти на лодках, но тоже не смогли из-за завалов. Когда не получилось тушить струей, опробовали распыляющие стволы — без эффекта. Тогда стали подавать пену. Для пены нужен пенообразователь, который смешивается с водой. За 5–10 минут пена разрушается. Пеной, как правило, тушат как раз резервуары с нефтепродуктами — она гасит огонь не только температурой, но и перекрытием кислорода. Однако и для пенной атаки нужны каналы подачи, она не заполнит все пространство — разрушится. Кроме того, свой пенообразователь мы использовали в первый день. Просим с соседних гарнизонов, просим у ТЭЦ. С ТЭЦ пришла всего тонна или две. Выкачали, что могли, из ближайших гарнизонов, и в итоге тысячу тонн получили через Башкортостан, железнодорожным транспортом, но уже на третий день. Подогнали состав цистерн на ветку кузнечного завода, оттуда закачивали в свои цистерны и перевозили к месту пожара. С третьей пенной атаки мы добились результата, полностью потушили и начали откачку воды из тоннелей. Но мы использовали так много пенообразователя, что после откачки воды в отстойник на Орловском кольце в нем погибла вся микрофлора. Она нужна для очистки канализационных и технических стоков перед сливом в Каму. Потом прудонакопители восстанавливали, но какое-то количество нефтепродуктов все равно попало в реку.
«Личный состав пострадал, мы же там сутками находились, смену боевого расчета производили прямо на объекте. Бойцы проверялись потом в онкологии, а для города — кто ж его считал, экологический ущерб. » Фото: vestikamaza.ru
— Аж из Башкортостана везли химию? Неужели во всем Татарстане не нашлось пены?
— Из Оренбурга. У нас и Нижний Новгород в тушении участвовал, не говоря обо всех соседних гарнизонах. Мы вообще мобилизовали всех, задействовали около 30 основных машин, плюс спецтехника: коленчатый подъемник, автолестница, автомобиль порошкового тушения, автомобиль связи и освещения, рукавный автомобиль — это еще десятка полтора машин. Вся округа поучаствовала, только из кабмина и обкома никого не было. Хотя ведь крупнейший пожар, трагедия для города и для всей страны. А расстояние, конечно, играет важнейшую роль. Это ведь мы добились расположения частей в непосредственной близости от корпусов. На стадии проектирования в 1972 году я посмотрел проект — на территории КАМАЗа проектировщики хотели посадить всего одну часть, хотя радиус выезда при камазовской категории опасности не должен был превышать 1,5 километра. Я тогда замерял маршрут: по общим дорогам мы могли приехать на пожар не быстрее, чем за 10 минут. Поехал в московский главк, а они там не представляли, что такое КАМАЗ. Перечеркнули мои схемы. Я потом спрятал перечеркнутые листочки, поехал в ленинградский проектный институт, доказал им и заставил запроектировать еще три пожарные части на территории.
АВТОМАТЫ БЫЛИ «ЗАГРУБЛЕНЫ», СПРИНКЛЕРНАЯ СИСТЕМА ОТКЛЮЧЕНА
— Вас не наводят на мысли о поджоге все эти «удачные» совпадения: и пенополистирол, который нашим американским коллегам был хорошо знаком, и пересменка в момент возгорания, и учения, из-за которых люди не сразу поняли, что происходит, и отключение противопожарной автоматики?
— Версия такая была, ее очень активно продвигала дирекция КАМАЗа. Даже поговаривали, что бикфордовы шнуры были вмонтированы в кровлю. Но дирекции нужно было уйти от версии с замыканием кабелей, ведь за их обслуживание отвечает свой главный энергетик. Тем не менее окончательное заключение делала московская исследовательская лаборатория. Они построили макеты с лотками, провели испытания, результат был аналогичным. Энергетики настаивали, что после замыкания пожар не должен был распространяться, раз автоматы выключились. Но ведь автоматы должны срабатывать до возникновения огня — для них есть своя предельная температура. Следовательно, автоматы были «загрублены», то есть перенастроены на бóльшую силу тока, чем положено для защиты. Температура поднялась до горения, а автоматы все выдержали, дав возможность кабелям первые минуты оставаться под напряжением и загореться.
«Сейчас пожнадзор имеет право на проверку жилого дома раз в 10 лет, промышленного объекта — раз в 4–5 лет, в зависимости от опасности производства» Фото: prav.tatarstan.ru
— Мне кажется, этот факт только усиливает версию об умысле.
— Я вам больше скажу. До сих пор никто об этом не знал, но сегодня людей, которые могли бы понести ответственность, уже нет в живых. Над ГПП с их масляными трансформаторами, над кабелями и над всем корпусом есть еще спринклерная защита. Она нужна для защиты кровли в районе ГПП-12 и по всей разводке кабелей в корпусе. На оросителе вода под напором, и стоит замок, рассчитанный на определенную температуру плавления, по принципу предохранителя — при нагреве он разрушается и выпускает воду. Так вот, над ГПП тоже стояла защита, но еще до пожара руководство завода перевело ее на ручное включение и воды в системе не было. Завод тогда вышел с ходатайством на меня, как начальника отряда, об отключении защиты над этой ГПП. Мол, мы переведем на ручное управление, дадим инструкции сотрудникам. Я согласия не дал, потому что человеческий фактор — это не для сферы безопасности. Тогда они пошли в обход, сразу в Казань, в главное управление. Не знаю, каким образом, но согласование они получили и пришли ко мне с подписью одного из моих руководителей.
— Зачем руководству завода нужно было отключить ороситель?
— Спринклерная система характерна ложными срабатываниями. Датчик под кровлей несколько раз срабатывал — то ли от сотрясений, то ли от температуры, то ли замок разрушался по каким-то причинам, неизвестно. Подстанцию заливало, а это неприятно. Раз сработало, другой — вот они и решили эту систему выключить.
— Если бы спринклерная система была включена, пожара не случилось бы?
— Возможно. Все зависит от скорости огня и от качества срабатывания системы, потому что она тоже бывает с дефектами. Один распылитель вскрылся, другой — нет, факторов много.
— Вы сказали, что спасли бóльшую часть оборудования. Сколько примерно?
— У меня есть журнал, в котором сказано, сколько чего спасено. Около 80 процентов оборудования и около 60 процентов строительных конструкций.
— Каким образом спасали станки — их же нельзя было выволочь из корпуса?
— Но мы же их тушили, снижали температуру. Выгорала кабельная оснастка, а механизмы, если не деформировались, если пусковая аппаратура сохранилась — значит, рабочие. Станки восстановили. Примерно в половине корпуса оборудование было сохранено полностью, потому что ветер гнал пламя со стороны города в сторону кузнечного завода. Поэтому, когда корпус восстанавливали, на некоторых его площадках уже начиналась работа.
«До пожара мы испытывали макет фрагмента кровли, который полностью соответствовал материалам крыши. О результатах испытаний мы везде докладывали. Потом получил по шее за то, что миновал непосредственное начальство» Фото из архива Виктора Волкова
«Я СРАЗУ, НА АВТОМАТЕ, ПОНЯЛ, ЧТО КОРПУС СГОРИТ. »
— Сейчас, оглядываясь назад, вы бы действовали так же, как и тогда?
— Если бы такая ситуация повторилась, действия были бы те же самые. Что бы мы ни делали — боевые участки снаружи малоэффективны, а внутри расставить их обстоятельства не позволяли.
— Значит, вы сразу поняли, что завод сгорит дотла?
— Я сразу увидел, что имеющихся сил и средств нам не хватит. От соседних гарнизонов на самом деле помощи было немного. Заинск прислал одну машину, Нижнекамск — две, Мензелинск, Менделеевск, Елабуга — по одной машине. Они ведь тоже высылают по расписанию, оставить свой объект без защиты не могут. Кроме того, к моменту их прибытия пожар развернулся так, что толку уже не было и от них. Струя воды из ствола — хоть лафетного, хоть ручного — бьет на 20–30 метров, до внутренних площадей не добивает, и подойти нельзя — температура слишком высокая. Я сразу, на автомате, понял, что корпус сгорит.
— Некоторые еще говорят, что учения прошли так успешно, что пожарные это дело отметили и на пожаре некоторые были подшофе.
— Ну что вы. Во-первых, учения на заводе двигателей проводились по линии гражданской обороны, от отряда участвовало, может быть, одно отделение. Это была такая условная работа, имитация — это все ерунда. Это не боевые учения, что там отмечать? Боевые учения — это настоящий огонь, температура.
— Среди пожарных не было пострадавших?
— Травмы были, конечно. Два или три человека отравились ртутью от лопнувших ламп освещения. Ранения не тяжелые. Человек ведь идет в темном подвале с фонарем, не знает, что на него может сверху упасть. Даже внутри корпуса — фрагменты кровли падают, стекло. Были порезанные, ушибленные.
— Как оценили работу вашей команды по результатам?
— Многие из личного состава были награждены медалями за отвагу, а генерал, который оценивал результаты тушения, сказал, что мы делали все, как полагается по боевому уставу. Он тоже был награжден.
«Чтобы остановить распространение огня в таких условиях, необходимо прибытие и развертывание в течение четырех-пяти минут определенного количества сил. Мы подсчитали — наш отряд пришлось бы увеличить как минимум втрое, а то и больше» Фото: vestikamaza.ru
— А вы?
— Меня обошли. Оценка моей деятельности формировалась позже, по анализу и всего произошедшего, и профилактических мероприятий на заводах. Кроме того, было ведь возбуждено уголовное дело, которое расследовало ответственность каждого связанного лица, а я, как руководитель, за все отвечал. А когда моих ребят наградили, уголовное дело еще продолжалось, оно длилось около полугода или больше. Что потом, отдельно посылать на награждение? Не так уж важно это было.
— Вы отмечали в своем рассказе отравления ртутью, горение масла, попадание нефтепродуктов в Каму. Каковы были в целом экологические последствия пожара?
— Личный состав пострадал, мы же там сутками находились, смену боевого расчета производили прямо на объекте. Бойцы проверялись потом в онкологии, а для города — кто ж его считал, экологический ущерб. Информация если и была, то она никуда не просочилась, была закрыта КГБ. Всем было запрещено говорить об этом, фотографировать. Видеозапись, сделанная нами на пожаре, сохранилась чудом. Думаю, она единственная, но распространять ее не хочу.
«СЕЙЧАС НА КАМАЗЕ ЕСТЬ ОТРЯД, НО ЭТО УЖЕ ГРАЖДАНСКИЕ. »
— Какие выводы были сделаны после этого ЧП? В первую очередь КАМАЗом — на других заводах были предприняты какие-то дополнительные меры безопасности?
— По большому счету, никаких. Спустя пять-шесть месяцев после пожара мы писали докладную записку гендиректору и в управление пожарной охраны — практический расчет сил и средств, необходимых для тушения таких площадей, как на КАМАЗе, при скорости распространения огня 6–10 метров в минуту, огнеопасной кровле, полностью открытой площадке без перегородок, уязвимой системе тушения. Чтобы остановить распространение огня в таких условиях, необходимо прибытие и развертывание в течение четырех-пяти минут определенного количества сил. Мы подсчитали — наш отряд пришлось бы увеличить как минимум втрое, а то и больше. Мы сказали: надо увеличивать личный состав и приближать части к объектам. На Западе дежурные части располагаются прямо в производственных корпусах, так и должно быть. Но реакции на наши предложения не было. Сейчас на КАМАЗе есть отряд, но подчинен уже вневедомственной охране — это гражданские.
«Когда моих ребят наградили, уголовное дело еще продолжалось, оно длилось около полугода или больше. Что потом, отдельно посылать на награждение? Не так уж важно это было» Фото из архива Виктора Волкова
— Не только ведь количеством можно бороться, но и менять материалы, устанавливать перегородки, которых вам так не хватало, — таких действий тоже не предпринималось?
— Перегородки никак не сделаешь. Производство — как единый конвейер через все цеха. Пенополистирол использовать перестали, но в отношении ограничения распространения пожара на сегодня решений так и нет.
— С какими ЧП в России, на ваш взгляд, сравним этот пожар?
— До КАМАЗа была «Бухара», хлопчатобумажный комбинат — с тем же самым кровельным покрытием. Сгорел полностью. В Харькове был пожар — не помню, какой завод сгорел, но тоже построенный с пенополистиролом.
— Какова сегодня противопожарная обстановка на промышленных производствах?