в каком году появились чумные доктора
Костюм чумного доктора: как его придумали и почему он так крипово выглядит
Классический костюм чумного доктора появился в обиходе медиков лишь в XVII веке, хотя чума начала свое шествие по западной Европе еще с 1340-х годов. Все дело в том, что долгое время ее лечением занимались различные околорелигиозные авантюристы и шарлатаны, в основном действовавшие наугад и не сильно заботившиеся вопросами самозащиты от опасной заразы.
Журнал The Public Domain Review рассказывает, как врачи стали носить легендарную спецодежду, максимально защищавшую от миазмов «плохого воздуха», который в то время считался главным переносчиком болезни.
Этот причудливый, максимально закрытый с головы до ног костюм шился из кожи, а также промасленной или вощеной холщовой ткани, в прорези для глаз вставлялись большие стеклянные линзы, а длинный «клюв» с парой небольших отверстий для дыхания выполнял роль противогаза — в него клали ароматические специи (камфору, мяту, гвоздику и мирру), сухие цветы или тряпку, промоченную уксусом.
Если запахи не перекрывали вонь, которую источали больные чумой, то врачи поджигали содержимое маски. Таким образом, дымок не только глушил вредные миазмы для врача, но и разносил «дезинфицирующие» ароматы по округе. Кроме того врач в обязательном порядке во время общения с больными обязан был жевать чеснок и носил в ушах и носу маленькие куски ткани, пропитанные ладаном.
В руках чумные врачеватели носили палочки, с помощью которых как дирижеры не только раздавали указания, но и производили с больными различные манипуляции. Например, палочками меряли пациентам пульс, снимали с них одежду, а также отталкивали подозрительного вида людей, подошедших слишком близко — эффективнейший инструмент для социального дистанцирования из когда-либо существовавших.
Изобретение классического костюма чумного доктора приписывают французскому врачу Шарлю де Лорму (1584-1678), однако к 1636-му году одеяние было настолько популярным, что разные его вариации носили уже по всей Европе, из-за чего с точностью об авторстве говорить не приходится.
Однако постепенно чумные врачи стали настолько обычным зрелищем, что в той же Венеции их костюмы стали перенимать в качестве карнавальных нарядов, а уж о масках с клювами и говорить нечего — венецианские праздники и сегодня без них попросту немыслимы. Также образ мрачного врачевателя повлиял на средневековую «Комедию дель арте», в которой появился теперь уже ставший классическим персонаж, милый и немного тревожный Medico della Pesta.
Разумеется, по нынешним меркам эффективность работы чумных докторов выглядит крайне сомнительной. В основном они занимались тем, что вырезали и прижигали больным бубоны, прощупывали их палками и прописывали пациентам настои из розовых лепестков. Некоторые практиковали кровопускание, однако более продвинутые рекомендовали изолировать зараженных, давать им чистую воду и регулярно проветривать палаты.
Легендарный Нострадамус, одно время пробовавший себя на ниве чумного доктора, в «Трактате о приготовлении варений» вообще писал, что единственный работающий метод избавления города или деревни от чумы — это быстро отправить больных и здоровых в разные концы населенного пункта, всех покойников незамедлительно сжечь, а после молиться.
Тем не менее, хотя старания чумных докторов и походили на неловкие шаги ребенка, без них не было бы современной медицины, как не было бы и этих замечательных образов:
Портрет швейцарского доктора Теодора Цвингера III (1658-1724) в костюме чумного доктора и без него
Чумной доктор: где правда, а где вымысел?
Вы наверняка видели их раньше: загадочные фигуры, одетые с головы до пят в промасленную кожу, в защитных очках и в масках с клювами. Костюм чумного доктора выглядит как нечто среднее между вороной и Мрачным Жнецом, и представляется как ужас Черной Смерти.
Тем не менее, маски с клювом впервые появился гораздо позже, чем в средние века, примерно через три столетия после Черной смерти, впервые появившейся в 1340-х годах.
Возможно, в 17-м и 18-м веках было несколько докторов, которые носили одежду, в том числе культовую маску с клювом, но большинство средневековых и ранних современных врачей, которые изучали и лечили больных чумой, этого не делали.
Чумной доктор: почему врачи носили маски с клювом?
Согласно книге Мишеля Тибайренка «Энциклопедия инфекционных заболеваний», первое упоминание о знаменитом костюме чумного доктора найдено в работе середины 17-го века, написанной Шарлем де Лорм, королевским врачом в службе короля Франции Людовика XIII.
Де Лорм писал, что во время вспышки чумы в Париже в 1619 году он разработал одежду, целиком изготовленную из марокканской кожи, включая сапоги, брюки, длинное пальто, шляпу и перчатки. Ношение этого защитного снаряжения предполагает, что врачи стали больше беспокоиться о том, чтобы не заразиться чумой непосредственно от своих пациентов, а не от самого воздуха.
Главной особенностью наряда чумного доктора была облегающая маска, дополненная стеклянными окулярами. Она дополнялась клювом, который был длиной около 15 сантиметров и наполнен ароматами или ароматическими травами.
Клюв был самой знаковой особенностью снаряжения, и считалось, что он необходим врачу для предотвращения вдыхания «ядовитой миазмы» или пораженного болезнями воздуха, поступающего непосредственно от пациента.
Еще более знаковым образом чумного доктора является сатирическая гравюра Паулюса Фюрста 1656 года под названием «Доктор Шнабель фон Ром» или «Доктор Бики из Рима». Скопированный из иллюстрации Альценбаха, Фюрст поочередно описывает, как доктор навевает на людей только ужас, пугает их и берет деньги у больных и умирающих.
Фюрст также добавил некоторые дополнительные элементы к наряду от чумного доктора, которые появляются в версиях по сей день, такие как перчатки, похожие на когти, и указательный стержень, увенчанный песочными часами с крыльями летучей мыши. Эти элементы являются сатирическими, а не исторической реальностью, но они, тем не менее, во многом сформировали то, как стереотипный чумной врач изображен сегодня.
Гравюры Альценбаха и Фюрста, возможно, также вдохновили включение доктора чумы, или «Medico della Peste» на итальянском языке, в качестве стандартного персонажа в театрах с 17-го века.
Костюм доктора, и особенно маска из клюва, стал одним из самых популярных костюмов на «Carnevale» или Венецианском карнавале в Италии.
На самом деле, некоторые историки утверждают, что поначалу чумный доктор был всего лишь вымышленным и комедийным персонажем, и что театральная версия вдохновляла настоящих врачей использовать костюм во время вспышек болезни 1656 и 1720 годов.
Без более информативных письменных отчетов и изображений этого периода, которые могут помочь нам понять, при каких обстоятельствах использовался наряд, невозможно определить, что было на первом месте: защитный наряд от чумы или карнавальный костюм.
Какими были врачи и как они лечили?
Врачи позднего средневековья и раннего современного периода не представлены одним нарядом. В течение нескольких веков менялись представления о причине и распространении чумы, а также одежда, которую носили врачи, и методы, которые они использовали для лечения этой болезни.
Советы по профилактике и лечение чумы поступали от врачей, обученных в университетах, хирургов, парикмахеров, аптекарей, акушерок, травников и священников.
Эти врачи работали задолго до теории микробов и антибиотиков и не могли победить эпидемию. Тем не менее, они заслуживают большего уважения, чем обычно получают, потому что они признавали распространение и симптомы чумы, и давали людям надежду в эпоху постоянного медицинского кризиса.
Согласно книге Сьюзен Л. Эйнбиндер «После черной смерти», многие врачи, занимающиеся чумой, написали короткие книги, известные как чумные трактаты, для того, чтобы дать совет своим соратникам и грамотной публике информацию о профилактике чумы.
Испанский врач Жак д’Аграмон опубликовал один из первых трактатов в апреле 1348 года. По словам Эйнбиндера, еще один врач эпохи ранней чумы по имени профессор Джентиле да Фолиньо из Болоньи, Италия, умер от чумы в 1348 году после того, как написал несколько статей по этой теме.
После начала Черной смерти врачи и ученые сразу же попытались вписать болезнь в свое существующее понимание медицины. Как в Европе, так и на Ближнем Востоке это означало определение чумы с точки зрения теории четырех телесных жидкостей — гуморов (кровь, мокрота, желтая желчь, черная желчь), впервые разработанных древними врачами Гиппократом и Галеном и дополнительно объясненных арабскими и латинскими врачами в средние века.
Врачи признавали, что в паху, подмышках и шее, как правило, образовывались бубоны, и рассматривали их как свидетельство того, что тело изгоняет гумор из ближайших основных органов: печени, сердца и мозга, соответственно.
По словам этих врачей, чуму можно предотвратить путем усиления гумора или поддержания их баланса с помощью подробного медицинского плана или режима, включая изменения в рационе, прием лекарств, вызывающих «полезную» рвоту и мочеиспускание, и профилактическое кровопускание.
Все эти процедуры были предназначены для того, чтобы изгнать испорченный гумор из организма и не дать черной желчи, известной как меланхолия, доминировать над телом. Эта желчь считалась в то время самой опасной из гуморов.
Одна из самых популярных теорий была подробно описана медицинским факультетом Парижского университета. В 1348 году король Франции обратился к профессорам за советом, когда чума приблизилась к королевской столице. Профессора объединили медицину с астрологией, которая в то время считалась серьезной наукой, чтобы объяснить причину и распространение чумы.
Воздух Земли, по их словам, был перегрет и испорчен соединением планет Марс, Сатурн и Юпитер (все они были расценены как горячие, жестокие или испорченные по своему астрологическому влиянию) в знаке Зодиака Водолей. Этот неестественно горячий и влажный воздух дул через всю Азию в Европу, вызывая чуму, где бы он ни проходил.
Когда средневековые врачи ссылались на эпидемию Черной чумы, они часто имели в виду не само заболевание, а отравленный воздух, который породил болезнь в человеческом теле.
Чтобы защитить людей от заразного воздуха, врачи поощряли ношение или хранение сладких или горьких веществ, таких как фиалки, полынь, уксус или (если вы были богаты) кусок амбры, который был сильно пахнущим секретом кишечника кашалота.
Хотя костюм чумного доктора с клювом с тех пор стал театральным и жутким символом темного времени в истории медицины, на самом деле он представляет, как веками врачи, ученые и работники здравоохранения думали о распространении и профилактике чумы.
Костюм представляет собой меняющиеся представления о причинах и передаче заболевания, об отношениях между врачами и пациентами, а также о роли государства в защите общественного здоровья.
История чумы
Много веков подряд чума регулярно выкашивала европейские города, уничтожая миллионы людей. Откуда пришла самая страшная болезнь Нового времени? Как с нею боролись? Как вели себя люди, столкнувшиеся с неумолимостью смерти? И каким образом мор удалось победить?
Среди множества инфекционных заболеваний, которые тысячелетиями выкашивали человечество, чума всегда занимала особое место. Она поражала воображение своей смертоносной силой и воспринималась как кара богов или Бога. Для европейцев, живших в XIV–XVIII веках, регулярные вспышки чумы были пугающей повседневностью, и историю Старого Света не понять, если забыть об этой опасной гостье.
Чума, конечно, не единственный массовый убийца в истории. На протяжении нескольких тысяч лет существования городских цивилизаций человечество сталкивалось с множеством эпидемий. Его поражали оспа, корь, сифилис, холера, сыпной тиф, грипп (испанка и другие его разновидности)… Некоторые из этих болезней опустошали целые регионы, приводили к закату государств или исчезновению этносов. В 1778 году английский капитан Джеймс Кук открыл Гавайские острова. За семьдесят лет после появления европейцев население архипелага уменьшилось примерно с полумиллиона человек до 80 тысяч.
Кроме того, в прошлом было немало видов мора, которые пожелали сохранить инкогнито. Их описания в устных преданиях, исторических хрониках и старинных медицинских трактатах часто бывают слишком условны и смутны. Потому историкам и медикам во многих случаях лишь остается гадать, какой именно возбудитель вызвал ту или иную эпидемию — например, «английский пот» (sudor anglicus, English sweat), несколько раз поражавший Британские острова с конца XV до середины XVI века.
Три волны
Микроорганизмы, вызывающие инфекционные заболевания, активно пользуются благами цивилизации. Большинству масштабных эпидемий нужна скученность жертв, и они рождаются вместе с крупными городами и интенсивными человеческими потоками.
Благодаря торговым путям, которые еще в эпоху Римской империи связали Дальний Восток со Средиземноморьем, чума из Центральной Азии как минимум трижды в истории проходила по Евразии, унося миллионы жертв. Хотя эти волны никогда не охватывали население всего мира, их принято называть пандемиями (от греч. πανδημία — «весь народ»).
Первая волна
Первая пандемия, начавшись в Центральной Азии в середине VI века, в правление императора Юстиниана I, достигла Константинополя, столицы Византийской империи. Мор разнесся по всему Средиземноморью, Северной Африке и другим землям. Вспышки чумы продолжались до середины VIII века. Число жертв Юстиниановой чумы оценивают в 30–50 миллионов человек, но надо понимать, что статистика по столь отдаленным временам ненадежная и условная.
Вторая волна
Вспыхнув на юге Италии, чума в 1348–1352 годах пронеслась по всей Европе, вплоть до Англии, Скандинавии и далеких русских княжеств. По оценкам историков, она выкосила до трети европейцев. доля жертв была сильно меньше, а местности и города просто обезлюдели. Население Англии, вероятно, сократилось вдвое, и ему потребовалось 250 лет, чтобы вернуться к уровню 1348 года. По разным подсчетам, число жертв в масштабах мира
составляло от 50 до 200 миллионов человек.
Купец и летописец родной Флоренции Джованни Виллани (ок. 1276 или 1280 — 1348) в «Новой хронике», дойдя до собственных дней, стал описывать страшный мор, недавно обрушившийся на город. Не зная, когда тот закончится, он оставил в рукописи прочерк: «Чума продлилась до…» Однако дату так и не проставил. Чума скосила Виллани вместе с десятками тысяч других флорентийцев.
Третья волна
Третья пандемия началась в Китае в середине XIX века и угасла только в 1920-х: из Азии чума с корабельными крысами проникла в Индию, затем в порты Северной и Южной Америки, на восточное и западное побережье Африки и во многие прибрежные районы Юго-Восточной Азии. Всего число ее жертв оценивают примерно в 12 миллионов человек (для сравнения: эпидемия испанского гриппа, бушевавшая по всему миру в 1918–1920 годах, унесла около 50 миллионов).
Причины и виновные
Чума всегда устрашала своей эгалитарностью. Она разила старых и молодых, богатых и бедных, разрушала привычные социальные иерархии. И всегда оставляла два главных вопроса: что ее вызывает и как от нее защититься? В позднее Средневековье и раннее Новое время, когда чумной мор раз за разом возвращался в Европу, в распоряжении медиков, клириков и обывателей было несколько главных теорий, которые легко сочетались и встраивались друг в друга.
Кара Господня
В католических землях главными заступниками от чумы считали святого Себастьяна и святого Роха. Святой Себастьян — раннехристианский мученик, который жил в III веке. По преданию, император Диоклетиан приказал расстрелять его из луков: на тысячах изображений мы видим юношу, привязанного к дереву или колонне и пронзенного тучей стрел. Но он не умер, был спасен и позже принял мученичество. И в греко-римских, и в еврейских текстах чуму, как и другие болезни, нередко описывали с помощью метафоры стрел, которые с небес обрушиваются на людей. Видимо, потому святой Себастьян, переживший расстрел, в Средние века превратился в святого заступника от этого мора.
Зараженный воздух
С XIV по XVIII век медики чаще всего утверждали, что чуму вызывает воздух, сделавшийся смертоносным из-за пагубного влияния звезд и комет либо из-за ядовитых миазмов, поднимающихся из глубин земли: от незахороненных трупов или гниющих отбросов. А потому для защиты от болезни требуется очищение атмосферы или сильные запахи, способные перебить чумную отраву.
Джованни Боккаччо в «Декамероне» описывал поведение флорентийцев во время чумы 1348 года. По его словам, некоторые из них гуляли по городу, «держа в руках кто цветы, кто пахучие травы, кто какое другое душистое вещество, которое часто обоняли, полагая полезным освежать мозг такими ароматами, — ибо воздух казался зараженным и зловонным от запаха трупов, больных и лекарств».
В XVII–XVIII веках одним из главных символов мора стал чумной доктор. Врачи в странных масках с длинным клювом, похожим на птичий, инспектировали улицы зараженных городов. Этот костюм был придуман в 1619 году французским медиком Шарлем де Лормом. Он включал плащ из кожи или пропитанной воском ткани, трость, которой врач мог осматривать больных, не прикасаясь к ним, и маску с застекленными отверстиями для глаз и длинным клювом. Это был своего рода противогаз, который набивали ароматическими веществами, сухими цветами и пахучими травами, призванными защитить от чумных испарений.
Естественно-научные и медицинские теории, касавшиеся чумы, легко сочетались с богословскими. К примеру, можно было сказать, что гневный Господь (причина причин) использует силу небесных тел, отравляющих воздух (вторичные причины), как орудие своего правосудия.
Отравители
Страх заставлял искать козлов отпущения. Периодически возникали слухи, что чуму намеренно распространяют евреи, прокаженные, колдуны, бродяги, нищие, иностранцы и прочие опасные элементы, которых следует поймать и обезвредить. Несмотря на регулярные предостережения церковных властей, во многих местах после прихода черной смерти обезумевшие жители обвиняли евреев в отравлении колодцев — вспыхивали погромы.
Однако виновниками эпидемии объявляли не только иностранцев и иноверцев. В 1530 году в Женеве был «раскрыт» заговор отравителей, в котором якобы состояли начальник чумного госпиталя, его жена, местный хирург и даже капеллан. Под пыткой они признались, что отдали себя во власть дьявола и он научил их готовить смертоносное зелье. Спустя пятнадцать лет по тому же обвинению женевские власти казнили 39 отравителей. Во время миланской чумы 1630 года женщины обвинили брадобрея Джанджакомо Мору и комиссара общественного здоровья Гильельмо Пьяццу в том, что они специально сеяли мор, вымазывая стены домов зачумленными зельями. Оба были казнены.
Бактерия, изменившая мир
Настоящий виновник эпидемии — это палочковидная бактерия (бацилла), которая получила название Yersinia pestis. Человек просто случайная жертва, периодически подворачивающаяся ей на фронтах эволюционной борьбы за выживание. В некоторых очагах бактерия дремлет среди своих природных хозяев — грызунов — и лишь время от времени заражает человека.
Еще древние римляне подозревали, что чуму распространяют невидимые глазу «скотинки». Итальянский врач Джироламо Фракасторо в трактате «О контагии, контагиозных болезнях и лечении» (1546) предположил, что болезни, которые сегодня называются инфекционными, могут переноситься крошечными «семенами». Однако без микроскопа и других достижений науки Нового времени доказать это было нельзя.
Бактерию, которая вызывает чуму, обнаружили в 1894 году во время вспышки эпидемии в Гонконге. Швейцарский и французский бактериолог Александр Йерсен и японский врач Китасато Сибасабуро независимо друг от друга отыскали в тканях больных виновницу страшной болезни. Уже в 1897 году бактериолог и эмидемиолог Владимир (Вальдемар) Хавкин (уроженец Одессы, который в юности эмигрировал в Европу) во время эпидемии в Британской Индии создал первую античумную вакцину.
В природе чумная бактерия живет в организмах зверей, прежде всего грызунов: сурков, сусликов, мышей, крыс… Лишь иногда — через укусы блох (хотя есть и другие пути) — она передается человеку. В средневековой Европе главным распространителем эпидемии были черные крысы. У диких животных симптомы болезни довольно слабые. Домашние мыши и крысы подвержены ей намного больше, а человек и вовсе практически беззащитен.
Механизм заражения чумой до гениального прост и устрашающе эффективен. Когда блоха кусает больное животное, в ее организм попадают бациллы. Они начинают усиленно размножаться и в итоге забивают блохе проход из пищевода в желудок. Кровь, которой она питается, не может туда попасть, блоха все время испытывает чувство голода и, чтобы насытиться, атакует все новых и новых жертв. При укусе она, пытаясь освободиться от бактериальной пробки, отрыгивает в ранку сгусток бактерий, занося в кровь укушенного животного или человека целую армию смертоносных иерсиний.
Зараженные бубонной чумой. Миниатюра из Тоггенбургской Библии. 1411 год Kupferstichkabinett, Staatliche Museen zu Berlin
В зависимости от способа заражения и развития болезни одна и та же бактерия вызывает несколько форм чумы. Самая распространенная из них — бубонная. Попав в кровь, бацилла проникает в лимфатические узлы и начинает там с гигантской скоростью размножаться. Узлы набухают, отвердевают и превращаются в болезненный бубон. Его опасное содержимое инфицирует кровеносную систему, и человек, если не применять современную терапию, с большой вероятностью умирает от общей интоксикации.
При другом развитии болезни бактерии попадают в легкие. Когда больной кашляет, микроскопические капельки распространяют бесчисленное число бактерий, и избежать заражения уже практически невозможно. Легочная чума выкашивала средневековые города, почти не оставляя выживших. До появления антибиотиков бубонная форма болезни убивала 60–70 % заболевших, а легочная не оставляла шансов на выживание почти никому.
Город в осаде
Иногда кажется, что если опасность не замечать, она пройдет стороной. Во многих городах, когда появлялись первые заболевшие, жители не хотели верить, что чума вновь вернулась. Власти тянули с введением карантина и прочими ограничениями, боясь спровоцировать панику, отрезать город от поставок продовольствия и обрушить его финансы. А вдруг это все-таки не чума? Что, если врачи ошибаются или специально запугивают всех эпидемией, чтобы нажиться за счет сограждан? Вдруг мор минует?
Святой Макарий Гентский причащает во время чумы. Якоб Ван Ост Младший. 1673 год Musée du Louvre
Мор был вдвойне разрушителен: он пожирал не только клетки организма, но и клетки общества. Когда коллективные молебны и крестные ходы не могли умилостивить гневающегося Бога, религиозное усердие сменялось разобщением. Ведь незнакомец, который молится рядом с тобой, рискует стать твоим невольным убийцей. Свидетели эпидемии во Флоренции (1348), Брауншвейге (1509), Лондоне (1664–1665), Марселе (1720), словно под копирку, описывали, как родители бросают заболевших детей, дети бегут от родителей, мужья предают жен, а жены забывают о мужьях. Во время миланской чумы 1630 года некоторые горожане выходили на улицу, вооружившись пистолетом, чтобы никто не рискнул к ним приблизиться. Чума сметала привычный уклад жизни и городской порядок. Почти всегда во время мора ходили слухи о том, что чумные инспекторы грабят дома, а могильщики, чтобы не возвращаться дважды в один и тот же дом, кидают в свои повозки и закапывают еще живых.
«…Бедствие воспитало в сердцах мужчин и женщин такой ужас, что брат покидал брата, дядя племянника, сестра брата, и нередко жена мужа; более того и невероятнее: отцы и матери избегали навещать своих детей и ходить за ними, как будто то были не их дети. По этой причине мужчинам и женщинам, которые заболевали, а их количества не исчислить, не оставалось другой помощи, кроме милосердия друзей (таковых было немного) или корыстолюбия слуг, привлеченных большим, не по мере, жалованьем; да и тех становилось не много, и были то мужчины и женщины грубого нрава, не привычные к такого рода уходу, ничего другого не умевшие делать, как подавать больным, что требовалось, да присмотреть, когда они кончались; отбывая такую службу, они часто вместе с заработком теряли и жизнь».
В одних городах священники и врачи, чье предназначение — утешать отчаявшихся и ухаживать за неизлечимыми, бросали церкви и госпитали. В других — оставались, чтобы исполнить свой долг, и умирали вместе с больными и паствой. В Перпиньяне в 1348 году умерло шестеро докторов из восьми, во Флоренции — 78 монахов-кордельеров из 150. В Милане во время эпидемии 1575 года архиепископ Карло Борромео остался в городе и по лазаретам утешал больных. Точно так же спустя 55 лет поступил и его племянник Федерико, тоже ставший архиепископом. Но было и много церковных иерархов, которые бежали от чумы, оставив своих прихожан.
Укрывшиеся от флорентийской чумы в церкви Санта-Мария-Новелла. Миниатюра Таддео Кривелли к «Декамерону» Джованни Боккаччо. 1467 год Bodleian Library, Oxford
Для земных радостей можно было подобрать и научное обоснование. Многие медики XVI–XVII веков утверждали, что апатия и страх многократно усиливают риск заражения, и потому прописывали как лекарство умеренные увеселения, музыку и приятное чтение. Порой городские власти в разгар эпидемии даже организовывали народные празднества, чтобы не дать безысходности взять верх над надеждой. Когда чумной мор затухал, многие города охватывала свадебная горячка: люди, потерявшие семьи, спешили пережениться, чтобы забыть об ужасе смерти. По некоторым данным, в Кельне вскоре после чумы 1451 года, унесшей более 20 тысяч человек, было заключено 4 тысячи браков.
«Некоторые полагали, что умеренная жизнь и воздержание от всех излишеств сильно помогают борьбе со злом; собравшись кружками, они жили, отделившись от других, укрываясь и запираясь в домах, где не было больных… они проводили время среди музыки и удовольствий, какие только могли себе доставить. Другие, увлеченные противоположным мнением, утверждали, что много пить и наслаждаться, бродить с песнями и шутками, удовлетворять, по возможности, всякому желанию, смеяться и издеваться над всем, что приключается, — вот вернейшее лекарство против недуга. И как говорили, так по мере сил приводили и в исполнение, днем и ночью странствуя из одной таверны в другую, выпивая без удержу и меры, чаще всего устраивая это в чужих домах, лишь бы прослышали, что там есть нечто им по вкусу и в удовольствие».
Лондон: от чумы до пожара
Как большой европейский город прошел через мор, хорошо видно на примере Лондона. Зимой 1664–1665 годов там началась эпидемия чумы, которую потом назовут Великой. Первые больные появились в нищих портовых кварталах и приходе Сент-Джайлс. Сейчас неподалеку стоит Британский музей, а тогда это был дальний пригород. Однако время было холодное, и болезнь на первых порах почти дремала. Лишь когда потеплело, чума разошлась в полную силу, и все надежды на то, что опасность пройдет стороной, рассеялись как дым.
Чума — регулярная гостья Лондона. На памяти каждого поколения, жившего в XVII веке, была одна или несколько вспышек. В 1603 году она унесла 30 000 человек, в 1625-м — 35 000, в 1636-м — еще 10 000. Однако Великая чума 1664–1666 годов перекрыла их все — на ее счету 70–100 тысяч лондонцев, то есть около 20 % горожан.
В Англию мор обычно приходил с континента через порты, а потом распространялся вдоль торговых путей и по рекам. Инфицированные крысы или блохи, прятавшиеся среди товаров или в складках одежды, перебирались вглубь острова на кораблях или в тюках, сложенных на купеческие повозки.
Современники Великой чумы были убеждены, что ее занесли из Голландии. Оттуда она не уходила уже много лет: в середине 1660-х Лейден и Амстердам потеряли десятки тысяч жителей. утверждал, что голландцы, с которыми Англия тогда воевала, специально заслали болезнь на остров.
Когда в 1664 году чума вновь посетила Лондон, власти стали вводить первые меры, призванные затормозить ее распространение. Специальные инспекторы обходили кварталы в поисках заболевших. Пораженные чумой дома было велено заколачивать, чтобы изолировать заразных и не дать мору расползтись по всему городу. Однако число жертв стремительно увеличивалось. В начале 1665 года король Карл II и его двор решили уехать из Лондона и перебрались в Оксфорд. Вместе с ними город покинули многие состоятельные горожане: купцы, юристы, профессора, священники, врачи, аптекари. Стал бежать и простой люд. Одни переезжали в далекие поместья, другие — к родным. просто бежал в никуда, лишь бы подальше от зачумленного города. Однако лорд-мэр сэр Джон Лоуренс и члены муниципалитета (aldermen) остались на своих местах.
Бежать или оставаться? Этот вопрос встал перед многими лондонцами, как и другими жертвами эпидемий в других городах и в другие эпохи. Еще в XIV веке Парижский университет советовал бежать от мора cito, longe, tarde — «быстро, далеко и надолго». Однако соседние деревни и городки не всегда горели желанием давать кров опасным беженцам. Часто против них выставляли заслоны, а отдельных путников встречали дубинами или ружейными выстрелами.
Портрет Сэмюэла Пипса. Джон Хейлз. 1666 год National Portrait Gallery
«Теперь я стал серьезнее обдумывать собственное положение и как мне лучше поступить, а именно: оставаться в Лондоне или запереть дом и спасаться бегством, подобно многим моим соседям.
Я должен был сообразоваться с двумя важными обстоятельствами: с одной стороны, надлежало продолжать вести свое дело и торговлю, довольно значительные, — ведь в них вложено было все мое состояние; с другой стороны, следовало подумать о спасении собственной жизни перед лицом великого бедствия, которое, как я понимал, очевидно, надвигалось на весь город и, как бы ни были велики мои страхи и страхи моих соседей, могло оказаться ужаснее всех возможных ожиданий.И однажды утром, когда я в очередной раз размышлял обо всем этом, мне вдруг пришла в голову совершенно ясная мысль: если то, что случается с нами, происходит лишь по воле Божией, значит, и все мои неурядицы неспроста; и мне стоит обдумать, не является ли это указанием свыше и не показывает ли совершенно ясно, что Небу угодно, чтобы я никуда не уезжал. И вслед за тем я тут же понял, что, ежели Богу действительно угодно, чтобы я остался, то в Его воле уберечь меня среди свирепствующих вокруг опасностей и смерти…»
Летом 1665 года эпидемия достигла пика. Газеты публиковали еженедельные сводки о количестве умерших — Bills of Mortality. И цифры росли с пугающей скоростью: одна тысяча, затем две, к сентябрю — семь тысяч в неделю. Кладбища при церквях оказались переполнены, и жертв мора наскоро сбрасывали в общие рвы.
Пытаясь остановить эпидемию, лорд-мэр отдал приказ об уничтожении собак и кошек, которые, как считалось, могли разносить заразу. Однако эффект этой меры был ровно противоположным задуманному, ведь кошки уничтожали крыс, на которых путешествовали зараженные блохи.
Если, как полагали, зараза переносится по воздуху, нужно обезопасить себя с помощью острых запахов и благовоний. На перекрестках улиц было велено разводить костры. Богатые лондонцы жгли серу, ладан, хмель. Бедняки — старые башмаки. Власти рекомендовали, а кое-где даже предписывали курить табак.
Однако главной и единственной эффективной мерой все же была изоляция заболевших или самоизоляция тех, кто еще здоров. Потому с древности во время эпидемий города закрывали, а на пути чужаков выставляли заслоны. В 1377 году в порту Рагуза (сейчас Дубровник) на Адриатическом море были введены меры, призванные защитить город от чумы. Все корабли, прибывавшие из зараженных или потенциально заразных мест, должны были тридцать дней выжидать, прежде чем их команде разрешали сойти на берег. Этот период изоляции назвали trentina (от итальянского слова trenta — «тридцать»). Для тех, кто прибывал в город по суше, этот период составлял сорок (quaranta) дней. Отсюда пошло слово «карантин». В дальнейшем такие меры распространились и на другие порты. В 1423 году на островке рядом с самой Венецией создали специальную карантинную станцию. Там расположился госпиталь-изолятор для подозрительных приезжих и больных чумой. Поскольку на острове издавна располагалась церковь Святой Марии Назаретской, а одним из небесных защитников зачумленных считали святого Лазаря, это место стало известно как Lazzaretto. Отсюда знакомое нам слово «лазарет».
Внутри городов изолировали отдельные дома, улицы или кварталы. В Лондоне дома, где были зачумленные, запирали и заколачивали снаружи. Чтобы больные не убежали и не множили заразу, у дверей выставляли дозорных. Однако жители регулярно пытались их обмануть и выбраться из вынужденного заточения.
На улицах Лондона во время Великой чумы. 1665 год Wellcome Collection
«Сегодня с грустью обнаружил в Друри-Лейн два или три дома с красным крестом на дверях и надписью: „Боже, сжалься над нами“, что явилось для меня зрелищем весьма печальным, ибо прежде я ничего подобного, если мне не изменяет память, не видывал. Тут же стал принюхиваться к себе и вынужден был купить табаку, каковой принялся нюхать и жевать, покуда дурное предчувствие не исчезло».
«Вышел ненадолго пройтись — по чести сказать, чтобы пощеголять в новом своем камзоле, и на обратном пути заметил, что дверь дома несчастного доктора Бернетта заколочена. До меня дошел слух, будто он завоевал расположение соседей, ибо сам обнаружил у себя болезнь и заперся по собственной воле, совершив тем самым прекрасный поступок».
Отчаяние заставляло людей хвататься за любую соломинку. Лондонцы принялись скупать амулеты против чумной заразы. Повсюду множились чудо-доктора, обещавшие действеннейшие средства, способные предохранить от смертельной болезни и излечить уже заболевших: «безупречные предохранительные пилюли против чумы», «наилучшее укрепляющее средство против нездорового воздуха», «несравненная микстура против чумы, никогда не применявшаяся ранее», «единственно действенная лечебная вода», «королевское противоядие от любых заболеваний».
«Встал и надел цветной шелковый камзол — прекрасная вещь, а также новый завитой парик. Купил его уже довольно давно, но не осмеливался надеть, ибо, когда его покупал, в Вестминстере свирепствовала чума. Любопытно, какова будет мода на парики, когда чума кончится, ведь сейчас никто их не покупает из страха заразиться: ходят слухи, будто для изготовления париков использовали волосы покойников, умерших от чумы».
«Боже, как пустынны и унылы улицы, как много повсюду несчастных больных — все в струпьях; сколько печальных историй услышал я по пути, только и разговоров: этот умер, этот болен, покойников здесь, там. Говорят, в Вестминстере не осталось ни одного врача и всего один аптекарь — умерли все. Есть, однако, надежда, что на этой неделе болезнь пойдет на убыль. Бог».
Великий лондонский пожар. Неизвестный художник. 1675 год Museum of London
«Я с лордом Брукнером и миссис Уильямс в карете, запряженной четверкой лошадей, — в Лондон, в дом моего господина в Ковент-Гардене. Боже, какой фурор произвела въезжающая в город карета! Привратники низко кланяются, со всех сторон сбегаются нищие. Какое счастье видеть, что на улицах вновь полно народу, что начинают открываться лавки, хотя во многих местах, в семи или восьми, все еще заколочено, и все же город ожил по сравнению с тем, каким он был…»
По известной формуле, которую приписывают Наполеону, каждый французский солдат носит в ранце маршальский жезл. Но в том же ранце часто прятались опасные микроорганизмы, которые вместе с армиями и их обозами преодолевали колоссальные расстояния. Вплоть до Второй мировой самыми массовыми убийцами во время вооруженных конфликтов были не стрелы, пули и ядра, а микробы. За войной по пятам следовали ее вечные спутники — голод и мор. Дороги заполняли толпы солдат, беженцев и торговцев, которые разносили болезни, как почтальон — письма. В 1627–1628 годах, во время кампании по усмирению протестантов, восьмитысячная королевская армия пересекла Францию от Ла-Рошели на побережье Атлантического океана до Монфера, недалеко от современных границ Швейцарии и Италии. Вместе с ней по стране разошлись чумные бациллы. За несколько лет, по оценке, которую приводит французский историк Эммануэль Ле Руа Ладюри, страна лишилась более миллиона подданных.
Эпидемии пользуются дорогами, мостами, кораблями, поездами и самолетами, которые мы создаем, чтобы ускорить коммуникации между городами, регионами, странами или континентами. Хорошим примером служит другая смертоносная инфекция — холера.
Она давно была распространена в Индии. Хотя в XVI веке португальцы создали там свои колонии, до Европы болезнь долго не добиралась. Лишь в первой половине XIX века эпидемии вспыхивают в России, Франции, Англии и даже в Америке. Вероятно, дело было в скорости и интенсивности коммуникаций. Вспышки холеры быстро затухают через несколько недель, если у бактерии заканчиваются новые жертвы. Старинные суда шли очень медленно, и инфекция была не способна пережить морское странствие. Более быстрые корабли, построенные в XIX веке, а в дальнейшем изобретение пароходов и открытие Суэцкого канала, связавшего Индийский океан со Средиземным морем, позволили ей путешествовать с полным комфортом. За прогресс приходится расплачиваться.