в каком году было построено первое здание театра в уфе для гастролирующих артистов
Мир стройки — строительный портал
Сегодня, 27 марта, в Международный день театра, вспомним о том, как в Уфе строили здание Государственного академического русского драматического театра Башкортостана.
Строили исключительно долго. С 1969-го по 1971 год разрабатывали проект, а потом одиннадцать лет велось строительство.
Открытие театра состоялось 29 апреля 1982 года. Кончилась цыганская жизнь артистов труппы. Первый спектакль труппы по пьесе Всеволода Вишневского «Первая конная» был показан 5 ноября 1930 года в здании театра оперы и балета. С 1939 года актеры ютились в неприспособленном доме по уфимской улице Гоголя.
И вот коллектив театра получил собственное здание на площади имени Ленина, уникальное и по архитектуре, и по технической оснащенности. Подарок не случайный, он не свалился с неба.
Это заслуга бывшего директора театра Леонида Левитина, фронтовика, который убедил высокое начальство построить для театра новое здание и с заместителем Председателя Совета Министров БАССР Раисом Миграновым поехал в Москву утрясать дела.
«Ходоки» добились своего и настояли, чтобы проект театра был уникальным.
Архитекторы долго думали, как придать зданию величественность. Эту задачу помог решить вынос карниза на двух мощных пилонах. Карниз сделали синего цвета. Его подсказали древние башкирские украшения. Башкирские умельцы воплотили синий цвет в эмали. Кстати, это первый в мире опыт применения эмали для оформления.
Пригласили в Уфу известных московских художников- монументалистов Владимира Лемпорта и Николая Силиса. Они известны тем, что создали более тысячи скульптур, оформили несколько десятков монументальных объектов: здание библиотеки имени Маркса в Ашхабаде, гостиницу «Турист» в Ростове-на-Дону, советские посольства в Нигерии и Греции, Институт нефти и газа имени Губкина в Москве.
В Уфе для нового здания театра они разработали скульптуру пилонов, форму решеток на боковых стенах, портал, медные фигуры- символы, которыми украшен карниз.
Строительство тормозилось в основном из-за финансовых неурядиц. Правительство РСФСР каждый год выделяло триста тысяч рублей. Их хватало на два-три месяца.
Журналист Софья Волховских приводит такой анекдот: «Экскурсовод ведет группу иностранцев.
— Театр строится. Уже пять лет.
Экскурсовод получил нахлобучку от начальства. На другой день он ведет новую группу иностранцев. У него снова спросили, что это за строительство. Экскурсовод с недоумением ответил:
— Где? Что? Смотрите-ка, вчера еще ничего не было, а сегодня уже фундамент готов!»
О строительных «страданиях» вспоминает Владимир Лемпорт. Приведем строки из воспоминаний в сокращенном виде:
«Министр культуры СССР товарищ Фурцева царственной рукой подарила Башкирии на какой-то юбилей три миллиона рублей со словами, подобными Петровским: «Здесь будет театр русской драмы возведен», думая, что это бог знает какая сумма. Театр строился более десяти лет, и Башкирии пришлось из своего бюджета выделить в пять раз больше. К началу нашей монументальной работы, этак к году 1973-му, у предполагаемого входа в несуществующий театр были воздвигнуты два пилона 15-метровой высоты сложной конфигурации в сечении. Ни в одном цехе такой сложный и высокий щит для лепки не построить. Надо лепить прямо на пилонах на вольном воздухе. Если бы мы знали, в каких условиях предстоит работать! Театра нет, один каркас сценической коробки. Это служило поводом для нашего неоднократного подтрунивания над строящим этот театр Алексеем Ивановичем Печенкиным, милейшим человеком, заслуженным архитектором, кавалером многих орденов. А шутка вот в чем. Пилоны есть, а театра нет. Мы с Силисом приезжаем в Уфу, видим посреди поля странные сооружения, создаем на них горельефы, после этого приезжает Печенкин и пристраивает к нашим пилонам театр. Почему-то на эту шутку он никогда не улыбался.
Если бы мы знали, что два лета подряд будут идти, не переставая ни на секунду, проливные дожди. От них мы не были защищены ничем, кроме щитов на этажах трубчатых лесов. Строительная площадка превратилась в гнилое болото.
Осложнились отношения с местным художественным фондом. Его директор Р.Г.Мухтаров был у нас в московской мастерской, обещал «зеленую улицу», помощь рабочих и доставку материалов. Вначале он посещал нас в гостинице «Россия», где мы жили. А потом его словно подменили.
Приведу несколько примеров наших с ним взаимоотношений.
До осени мы должны были закончить в глине наши огромные скульптуры. И вдруг мухтаровский мастер привозит к нам на стройку бентонит, вещество для заливки нефтяных скважин, вместо глины. Мы этого не знаем, на вид глина как глина, но после того, как мы проложили 50 квадратных метров, и это вещество обвалилось в одночасье, мы поняли, что Мухтаров сыграл с нами злую шутку.
Никто не может понять в чем дело, где попов он увидел? Оказывается, рты гигантских поющих женщин напоминают ему анальные отверстия.
Шутка за шуткой, а осень надвигается, внизу глина уже замерзает, а Мухтаров не дает рабочих-форматоров для работы в гипсе, пока мы не замажем то, что ему не понравилось.
Дожди прекратились и начались заморозки. Заказ под угрозой катастрофического срыва, глина трескается, коробится, линии теряют стройность.
И вот, наконец, в сентябре 1977 года Лемпорт и Силис закончили многофигурный горельеф на двух пилонах фасада, изготовленный из бетона с мраморной крошкой, общей площадью 98 квадратных метров. Работу оценили на «отлично».
Было много и других нелепостей, грубого безграмотного администрирования чиновников, которые тормозили строительство. Но театр построили.
На открытии театра коллективу вручили орден Трудового Красного Знамени. Добрым словом вспомнили строителей, они-то ведь не виноваты были в «долгострое».
В сооружении театра приняли участие строители трестов 3, «Башгражданстрой», Крупнопанельного домостроения «Башнефтезаводстрой», «Башремстрой».
Театры городские первые — Уфа от А до Я
Театры городские первые — Уфа от А до Я
Видинеевский летний театр. Архивное фото
Театры городские первые, появились в Уфе довольно поздно – в 1870-е гг.
Впервые с классической русской драматургией уфимцы познакомились в 1841 г. В нашем городе тогда гастролировала музыкальная труппа Соколова, играющая водевили, оперные и драматические спектакли.
В исполнении актеров этой труппы горожане увидели «Аскольдову могилу» нашего земляка А.Н. Верстовского, водевили «Девушка-гусар», «Лев Гурыч Синичкин» и очень современного по тем временам гоголевского «Ревизора». После гастролей 1841 г. театральная жизнь города почти двадцать лет проходила на уровне домашних спектаклей и мелодекламаций на посиделках.
Первое деревянное помещение зимнего театра в три яруса с бельэтажем, ложами и галереей было построено в 1861 г. Пожертвования на строительство собирали по инициативе жены Сергея Тимофеевича Аксакова – Софьи Александровны. Здание театра принадлежало Мариинской женской гимназии, воспитанницы ставили здесь платные любительские спектакли, кроме того, помещение сдавали внаем заезжим труппам. В 1875 г. здание сгорело.
В 1876 г. на том же месте было открыто новое двухэтажное здание театра на 800 мест, спроектированное архитектором P.O. Карвовским. Помимо зимнего, в Уфе был и летний театр, находившийся в саду купца Блохина. Представления шли в нем с мая по август-сентябрь. Постоянного профессионального театра в Уфе по-прежнему не было, театральные помещения сдавали в аренду гастролирующим актерам.
В 1870–1880-е гг. здесь выступали труппы Шумилова, Хотева-Самойлова, Славянского, Вехтера, Андреева, Крамеса, Васильева-Гладкова; ставились пьесы А. Островского «Доходное место», «Волки и овцы», «Женитьба Бальзаминова», Шиллера «Разбойники», а также развлекательные мелодрамы и водевили. С сентября 1890 по май 1891 г. в помещении зимнего театра выступала оперная труппа провинциального антрепренера Семенова-Самарского, в состав которой входил тогда еще безвестный семнадцатилетний хорист Ф. Шаляпин. В 1892 г. сгорело здание зимнего театра, а в 1893 г. – летнего.
В следующем, 1894 году заводчик Видинеев построил новое здание летнего театра. В его помещении из сезона в сезон шли спектакли опереточной труппы Максимова, оперной труппы Алмазовой, здесь выступали известная артистка А.А. Яблочкина, прославленный актер Ф.И. Хорев и другие. В 1896 г. трактирщик Кляузников построил в Уфе частный зимний театр с рестораном. На его сцене играли известные артисты, в их числе звезды столичной сцены Гликерия Федотова и Александр Вишневский. Уфимцы впервые увидели в профессиональном исполнении пьесы Островского «Без вины виноватые» и «Василиса Мелентьевна».
КРАЕВЕДЧЕСКИЙ ПОРТАЛ
Видинеевский летний театр. Архивное фото
Рождение первого театра города относится к 70-м годам ХVIII века. В 1772 году на улице Голубиной (ныне Пушкина) в доме мензелинского воеводы ссыльными поляками была поставлена оперетта «Пан Бронислав». Играли они на польском языке. Однако вскоре им запретили давать спектакли.
В 80—90-х годах ХХ века на гастроли в Уфу приезжали несколько раз немецкие труппы. А в 1841—1843 годах сюда прибыла первая профессиональная труппа антрепренера Н. А. Соколова из Казани. Она состояла из 14 человек, репертуар был весьма разнообразен — и водевили, и оперы, и речитативы, и хор, и оркестр, и драматические сцены. Ставили «Ревизора» Н. В. Гоголя, постановка этой пьесы прошла с большим успехом и была встречена оглушительными аплодисментами! Сначала уфимцы охотно посещали спектакли, но затем сборы стали падать, и труппа покинула город.
В 1849—1850 годах Уфу посетила труппа Иванова, ставившая в основном водевили развлекательного характера типа «Аюбовного зелья». Гастроли, как отмечали «Оренбургские губернские ведомости» в № 50 за 1849 год; доставили уфимцам «немалое удовольствие». Публика получила истинное наслаждение от игры трех сестер Соколовых, средняя из которых обладала прекрасным звучным толосом, кроме того, запоминалась игра Максимовой, Литавкина и Петрова?
В 1856 году Уфу вновь посетила труппа Н. А. Соколова. На этот раз она ставила очень удачно выбранные водевили. Артисты: играли естественно, хорошо изучили роли, прекрасно передавали суть пьес зрителям, чем заслужили высокую оценку зрителей и рецензентов?
Своего театра, своей труппы и постоянного помещения для спектаклей в Уфе долгое время не было. Лишь в 1859 году в зале Дворянского собрания местные любители-артисты стали ставить спектакли, имевшие большой успех. Нужно отметить, что в сезон 1859/60 годов они поставили 17 пьес, из которых особой любовью и симпатией зрителей пользовалась пьеса Н. А. Островского «Доходное место».
Однако постоянного профессионального коллектива артистов в городе по-прежнему не было. Театры сдавались в аренду. В 1861 году по инициативе Софьи Александровны Аксаковой, жены Г. С. Аксакова, были собраны деньги на постройку деревянного помещения зимнего театра (три яруса с бельэтажем, ложами, галереей). Театр размещался в квадрате улиц Садовая; Ильинская, Телеграфная, Воскресенская (ныне Матросова, Валиди, Цюрупы, Тукаева). Стоимость билетов колебалась от 30 копеек до 5 рублей. Театр сгорел в 1868 году, и в 1876 году на этом же месте возвели новое двухэтажное здание театра по проекту архитектора Р. О. Карвовского. Наибольшую денежную сумму на строительство здания пожертвовал И. Ф. Базилевский (9 тысяч рублей), поэтому в его честь театр назвали Базилевским. О его открытии сообщалось в «Уфимских губернских ведомостях» за 1876 год: «Вечер 9-го мая ознаменован был приятным для уфимской публики событием — открытием вновь отстроенного театра, в котором был дан 1-й спектакль недавно прибывшей труппой г. Хотева-Самойлова. Открытие театра сопровождалось некоторой торжественностью. Перед началом спектакля сыгран был гимн «Боже, царя храни», на который вся публика откликнулась дружным и громким «ура», а затем был вызван публикой строитель театра, господин губернский архитектор Рудольф Осипович Карвовский, которого вся публика единодушно и тепло приветствовала продолжительными рукоплесканиями». Летний театр тогда находился в саду купца Блохина (ныне сад имени С. Т. Аксакова). Об этом театре отзывы были отрицательные, он напоминал горожанам тесный и грязный сарай! Но вскоре, в 1892—1893 годах, театры — и зимний, и летний, сгорели вновь. В 1894 году заводчик Видинеев, преемник Блохина, построил новое здание летнего театра, поражавшего своим великолепием. Там выступила будущая народная артистка СССР А. А. Яблочкина, игра которой оставила неизгладимые впечатления у уфимской взыскательной публики. Кроме того, шли спектакли оперной труппы Алмазовой, опереточной труппы Максимова и другие? Спустя два года, в 1896 году трактирщик Кляузников открыл ресторан, в котором был частный зимний театр, где с успехом играли «Без вины виноватые» и другие пьесы Н. А. Островского. Особенно запомнилось жителям города такое важное событие, как игра в составе драматической труппы великой русской актрисы Г. Н. Федотовой, исполнявшей главную роль в исторической драме Н. А. Островского «Василиса Мелентьева». В феврале 1897 года «Уфимские губернские ведомости» с восторгом писали: «Театр был полон, несмотря на бешеные цены. Успех, как и следовало ожидать, еще полнее. ».
Газета «Уфимские губернские ведомости» регулярно помещала информацию о театральной жизни города Уфы, так в 1905 году, например, она сообщала: «4 декабря, в помещении соединенного собрания, на вновь отстроенной сцене, любителями драматического искусства дан будет спектакль. Поставлена будет оригинальная комедия-фарс из 3-х. действий, соч. И. К. Лисенко-Коныч: «Жены с того света, или Живые покойники».
В рубрике «Театр и зрелища» публиковались объявления о бенефисах актеров, в частности, такого рода: «Сегодня в пятницу состоится бенефис артистки нашей драматической труппы Евдокии Андреевны Долинской, Е. А. поступила на сцену в 1865 году в Казани и беспрерывно по сей день (имеется в виду до декабря 1905 года), несмотря на свои преклонные лета, служит любимому ей искусству. Нет почти провинциальной сцены, на которой за свою 40-летнюю деятельность, не подвизалась и всегда с успехом почтенная юбилярша. В бенефис, на сцене зала в д. Паритина, будет исполнена известная пьеса в 4-х действиях «Мещане», соч. М. Горького»?
В начале ХХ века спектакли в Уфе проходили летом в деревянном Видинеевском театре, зимой — в залах Большой Сибирской гостиницы и Дворянского собрания, на сценах «Общества взаимного вспоможения частному служебному труду» (ныне улица Мустая Карима, 38). В Большой Сибирской гостинице ежедневно по окончании спектаклей выступали «разнохарактерныя дивертисменты труппы Х. К. Скопинова». В «Уфимском обществе взаимного вспоможения частному служебному труду» функционировали в основном демократические любительские театральные кружки, ставившие пьесы Н. А. Островского и Н. В. Гоголя. Построил этот двухэтажный деревянный особняк на каменном цоколе купец первой гильдии Паршин в 1874 году, характерным для него было смешение стилей, сложная, замысловатая резьба. Он был очень удобен для театральных постановок, его с удовольствием посещали горожане, как видно из приведенной выше заметки из газеты «Уфимские губернские ведомости» о бенефисе Е. А. Долиной. Таким образом, современные театральные традиции сегодняшней Уфы возникли не на пустом месте.
Библиография:
Гусь лапчатый и другие лица
Библиография:
В театре Господа Бога
Сто лет назад всеобщее поклонение Мельпомене не обошло и провинцию
«В одной знакомой улице
Я помню старый дом. »
Все прошло спокойно, но на следующий день за Калмацким пришли два вооруженных красноармейца и предложили «пройти для дачи объяснений» в ЧК. «Далеко бежать собрались, гражданин?» — полюбопытствовал остроносенький мужичок в тужурке. — «Никуда не собираюсь. С чего это вы решили?» Мужичок переложил несколько мелко исписанных листочков из папки ближе к свету лампы. — «Вот, извольте. «Она твердила мне о жизни неизведанной, о дальней стороне. Она, дрожа, шептала мне: «Послушай, убежим!» — «Помилуйте! Это же стихи Полонского! Романс! Ну, приходите к нам на концерт!» — Леонид Леонидович был просто потрясен глупостью представителя власти и, сознавая трагикомизм ситуации, напел чекисту слова. Цензор почесал кончик носа, сделал пометку на листочке и уточнил: «Полонский-то ваш — эсер?» — «Он умер беспартийным в прошлом веке.»
«Слов забытых дальний ропот. »
Калмацкий с юмором описал свое пребывание в ЧК, но артисты «ЛеоЗи» сделали вывод: нужно быть осторожнее.
6 июня 1924 года, пятница. Эта дата отмечена и в дневнике моей бабушки, и в дневнике ее, тогда 18-летней, дочери — сестры моего отца — Нины как «черная пятница». На репетицию театра мой дед Александр Андреевич пришел с молодой женой Валентиной — дамой с внешностью богини, модно, но вульгарно одетой. Молодожены были веселы, игривы, угощали всех домашним печеньем и леденцами. В перерыве Александр Андреевич сымпровизировал что-то на гитаре, а потом, встав на одно колено и обращаясь к Валентине, прочел стихотворение Сергея Рафаловича:
«Слов забытых дальний ропот;
Ветра плач в трубе.
Сердца стук, тревожный шепот
Мыслей о тебе» и так далее.
Вера Николаевна побледнела и отошла к окну. И тут с кресла поднялся мужчина, молча посещающий репетиции уже третью неделю. Оказалось, он до безобразия пьян. Пенсне повисло у него на одном ухе, рубашка неопрятно расстегнута, и видна волосатая грудь. Он икнул, почесался и, покачиваясь, направился к Александру Андреевичу. Будучи на полголовы выше моего деда, неизвестный гражданин как-то панибратски прихватил его за локоть и что-то зашептал в ухо. «Вы что себе позволяете?! — Александр Андреевич резко отстранился от него и бросил взгляд на Валентину. Потом, подхватив свою новую супругу под руку, с оскорбленным видом покинул дом. Воцарилась тишина. Таинственный незнакомец поправил пенсне и совершенно трезвым голосом отрекомендовался: «Федор Эмильевич Толле. (На фото он в третьем ряду второй справа). Простите этот маленький спектакль, но мне показалось появление гражданина с дамой не слишком строгих правил в приличном обществе бестактным.» Ксения Глебовна кокетливо поправила свою прическу и несколько наигранно воскликнула: «Ах, господа, простите меня, пожалуйста! Но инкогнито Федора Эмильевича я сохраняла по его просьбе. Дело в том, что месяц тому назад вечером, когда я шла на репетицию, за мной увязались двое подозрительных мужчин. Я увидела прилично одетого господина с охапкой сирени в руках и попросила проводить меня. Он любезно согласился. Расставаясь, представился и подарил сирень. Я пригласила его на наши занятия. А дальше вы сами все знаете. Федор Эмильевич тихо сидел в уголке и был самым благодарным зрителем наших творческих затей.»
«Ямщик, не гони лошадей!»
Жизнь частенько преподносит такие закрученные сюжеты, что не снились и писателям приключенческих романов. Мы уже никогда не узнаем, по своей ли инициативе человек с редкой фамилией Толле попал в театр «ЛеоЗи» или же «мужичок в тужурке» поручил приглядывать ему за вольнолюбивыми артистами как более культурному и проницательному сотруднику, дабы не попадать впросак из-за элементарной малограмотности.
Судя по военной выправке, владению иностранными языками и утонченной деликатности, Федор Эмильевич был из дворян, но после революции о своем благородном происхождении лучше было забыть. Служил он в отделе НКВД, который впоследствии стал называться научно-техническим. В театре проявил себя в амплуа трагика, великолепно изображал сумасшедших и пьяниц. Но особенно притягательным был образ Толле в жестоких романсах и игре на скрипке. Инструмент в его руках пел, разговаривал, жил какой-то своей, отдельной от музыканта жизнью. Особенно трогательным был момент, когда по окончании концерта Федор Эмильевич с благодарностью целовал деку скрипки и низко склонял голову.
Однако имелся у Толле еще один интересный пунктик. Он безусловно проявлял внимание к Ксении Глебовне. Это ни в коем случае нельзя было назвать ухаживанием, а тем более навязчивой опекой. Между супругами Беркович существовали редкая гармония, сердечное взаимопонимание и доверие, но. Когда Федор Эмильевич басовым баритоном выводил: «Мне некого больше любить; ямщик, не гони лошадей!» и старательно уводил взгляд от сидящей поблизости Ксении Глебовны, она вдруг начинала искать глазами своего супруга и виновато улыбалась.
«Не говори, что сердцу больно»
Как ни странно, но возвращение моего деда Александра Андреевича в «ЛеоЗи» произошло раньше, чем ожидалось. Нет, Валентина больше не сопровождала его на репетиции, но изредка в качестве зрителя приходила на спектакли. Ниночка — любимица отца — стала связующим звеном между бывшими супругами Фадеевыми. Ей удалось выстроить прекрасные отношения и с Валентиной — женщиной своенравной, взбалмошной, но хорошей рукодельницей, способной шитьем и вышивкой прокормить себя в трудное время, и с отцом, решившимся на резкий поворот в своей жизни.
Во второй половине 20-х годов Александр Андреевич уже не столь активно принимал участие в жизни театра. Вера Николаевна, наоборот, искала утешение в игре, пытаясь прожить на сцене те счастливые моменты, которые не удалось прочувствовать в кутерьме послереволюционных событий.
Репертуар приходилось корректировать, считаясь с определенным политическим моментом. В стране усилилась борьба с контрреволюционными элементами, мещанством, безыдейностью, пошлостью. Мещанством называли все, что до революции было предметом быта, элементарного удобства: мода, одеколон, начищенные штиблеты, кружевной носовой платочек и даже культура общения.
Разговоры за столом стали менее откровенными, страсти на сцене не столь яркими. Несколько человек театра «ЛеоЗи» просто исчезли из Уфы. Пропадать стали не только отдельные граждане, но и семьи. Как-то в конце 20-х годов руководитель труппы Калмацкий предложил всем сфотографироваться на память. Из двадцати трех человек основного состава пришли только семнадцать. Вскоре, как гром среди ясного неба. Арестовали автора пьес весельчака-балагура Николая Снегирева, потом супругов Беркович. Откуда-то стало известно, что два брата Алексея Алексеевича служили у Колчака и бежали за границу. Концерты прекратились, артисты собирались раз в неделю попить чай, обменяться мнениями. Тягостное ожидание прерывалось празднованием чьих-либо именин, но и эти посиделки проходили, как вспоминала Вера Николаевна, «вполголоса, с болью в сердце».
Последний акт
Как рассказывал впоследствии мой отец, они со старшей сестрой Ниной изредка приходили встречать маму после репетиции. В тот поздний осенний вечер к ним присоединился Федор Эмильевич. Моросил мелкий холодный дождь. Толле галантно держал зонт над головой моей бабушки и говорил что-то о превратностях судьбы. «Вера Николаевна, простите меня, но я вынужден предостеречь вас. Вы слишком категорично высказываетесь о ситуации в России, о порядках в городе. Это опасно.» — «Ах, господин Толле! В моем возрасте самая большая опасность — заработать радикулит на холодном ветру. Оставим страхи нашим врагам.» — «И все-таки. уважаемая Вера Николаевна, будьте благоразумны!».
Кто знает, может, именно этот разговор помог Федору Эмильевичу принять определенное решение. Прошло несколько дней. Последние листья облетали с деревьев и тревожно шелестели во дворе дома на Бекетовской. Ниночка вышивала, Вера Николаевна что-то писала в дневнике. Раздался робкий стук в окно. Старая домработница Нюра пошла открывать дверь. На пороге стояла укутанная в шаль, продрогшая Ксения Глебовна. «Откуда вы, голубушка?!» — Вера Николаевна бросилась навстречу исхудавшей, полураздетой женщине. — «Меня прислал к вам Федор Эмильевич. Сказал, что вам я могу довериться вполне. Спрячьте меня на время.» — «Как вам удалось освободиться? Где Алексей Алексеевич?» — «Алеша расстрелян. Мне помог Толле. В ближайшее время он сделает документы и отправит меня в Баку. Там у него старенькая мать. Больше у него никого нет. Жена и дочь умерли от тифа.» Ксения Глебовна говорила короткими, отрывистыми фразами, словно ей не хватало воздуха.
На следующую ночь опять раздался стук в окно. Вера Николаевна не сразу узнала Толле, скрывавшего лицо под капюшоном. Он привез документы для Беркович и деньги. «Ксения Глебовна, на улице ждет пролетка. Немедленно вас доставят к надежным людям и в ближайшие дни посадят на поезд. Прощайте!» — «А как же вы?» — «Мне нужно закончить дела. Я приеду на Рождество. Непременно приеду!»
На другой день Нюра, вернувшись с базара, рассказывала Ниночке, что на Малой Казанской (ныне ул. Свердлова) застрелили какого-то чекиста. Что, дескать, никакой он не чекист оказался, а бывший юнкер, который помог бежать из тюрьмы знакомой барыньке. Его самого арестовывать пришли, он в окно сиганул, убежать хотел, да не успел. Во дворе подстрелили. как куропатку. Бабы ходили смотреть. Тело уже увезли, а на веревках прострелянные белые простыни сушатся. И все в кровище!
Нина и мать переглянулись. Вера Николаевна закрыла лицо руками и застонала.
Из дневника моей бабушки: «19 октября 1930 года. Воскресенье. Вечером, не сговариваясь, собрались у Калмацких. На столе жареная картошка с луком, сало, водка. Зинаида Осиповна достала из футляра скрипку Толле, провела рукой по струнам: «А прошлое кажется сном. » Леонид Леонидович взял несколько аккордов на рояле. Вдруг погас свет. Пока искали свечи, кто-то продекламировал Гумилева:
«Все мы, святые и воры,
Из алтаря и острога,
Все мы — смешные актеры
В театре Господа Бога.»
Странно. я не узнала голос. Зажгли свечи. Все молчали. Только дождь навязчиво стучал в окна.»
Автор: Галина ФАДЕЕВА