в каком году был принят миланский эдикт
Миланский эдикт о свободе христианской веры, 313 г.
Мы, император Константин и император Ликиний, собравшись в Медиолан для рассуждения о делах, касающихся общественного блага и спокойствия, вменили себе в обязанность прежде всего заняться тем, что относится к служению богам. Вследствие сего дозволяем Христианам и всякого рода людям последовать той религии, какую иметь пожелают, дабы председящее на небесах Божество всегда благоприятствовало нам и нашим подданным: дозволяем каждому исповедывать то Богослужение, к какому кто имеет склонность, дабы это верховное божество, религии которого воздаем мы охотно наше почтение, продлило к нам милость свою и покровительство. Итак да будет известно и ведомо тебе, что мы, не взирая на все указания, изданные доселе против Христиан, желаем, чтобы ты дозволил им отправление своей религии без малейшего помешательства. Причем уведомляем тебя, что, ради мира и покоя нашего царствования, мы признаем за благо, дабы даруемая Христианам свобода простиралась и на всех других наших подданных с тем, чтобы ничье богослужение отнюдь нарушаемо не было. В отношении же к Христианам мы желаем еще, что, если бы кто прежде купил от нас, или от кого бы то ни было известные места, для их собрания нужные, то оные были бы им возвращены немедленно даже без всякой платы. Кому предшественники наши могли бы даровать такие места, тот равным образом должен отдать их Христианам. Впрочем и те, которые их приобрели, и те, которым оне дарованы, могут взять свидетельства о том для получения от нас должного вознаграждения. Все это должен ты привести в исполнение в возможной скорости. А как кроме тех мест, в которых они привыкли собираться, у них есть еще места, принадлежащие Церкви: то мы хотим, чтобы ты приказал отдать им и сии места на тех же условиях, т. е. что те, которые им возвратят их без получения платы, должны ожидать ее от наших щедрот. Вообще ты ускоришь как можно исполнением всех дел, касающихся Христиан, дабы воля наша исполнилась немедленно, и дабы милостию нашею утверждено было общее спокойствие. По приведении в действие, всего того, что здесь узаконено, мы надеемся, что небо продлит к нам милости свои, которые испытали мы уже неоднократно. А дабы намерение наше было известно всем и каждому, то ты не преминешь обнародавать его установленным порядком.
1600-летие Миланского эдикта св. равноапостольного Константина Великого о свободе христианской веры
1600 лет тому назад, в самом начале 313 года, император Константин Великий, ставший в это время неограниченным властелином западной половины греко-римской империи, с согласия императора Ликиния, который вскоре после того сосредоточил в своих руках управление всей восточной половиной империи, обнародовал в итальянском городе Медиолане, или Милане, замечательный указ (эдикт) относительно христианской веры и Церкви. Современные этому событию церковные писатели (Евсевий и Лактанций) сохранили нам этот драгоценнейший документ в виде рескрипта, даннаго на имя Никомидийскаго градоначальника.
Вот, как читается он в переводе на на русский язык.
Мы, император Константин и император Ликиний, собравшись в Медиолане…
Чем вызвано это правительственное распоряжение относительно христианства и какое оно имело значение в истории нашей Христовой веры?
Чтобы ответить на эти вопросы, нужно познакомиться с положением христианства в греко-римской империи до издания Миланскаго эдикта.
Время от мученической кончины св. архидиакона Стефана в Иерусалиме до обнародования приведеннаго указа Константина В. в истории Церкви известно под названием времени гонений на христиан, времени свв. мучеников. Язычники почти непрерывно в течение трех веков преследовали христиан, как людей, исповедующих новую веру, непохожую ни на одну из языческих религий, как людей, имеющих иные взгляды на жизнь личную, семейную и общественную. Язычники не могли понять религии христиан, у которых не было ни идолов, ни кровавых жертв, и которые поклонялись Богочеловеку Иисусу Христу, распятому на кресте за грехи людские. Им казалась странной и вся внешняя жизнь христиан – спокойных, скромных, услужливых, удалявшихся от всяких языческих удовольствий и всяких пороков, избегавших участия в общественной и государственной жизни империи и всему предпочитавших уединение и молитву. Не зная внутренняго настроения христиан, они готовы были видеть в них людей преступных, предающихся в своих религиозных собраниях тайным порокам, опасных заговорщиков против общества и государства. Поэтому-то христиане и подвергались столь продолжительным гонениям. Сначала гонения вызывались или языческой толпой, отличавшейся в греко-римском государстве своеволием, необузданностью и часто требовавшей – «христиан по львам», или же капризами, подозрительностью и вообще дурным характером отдельных императоров. Но с середины третьяго века против христиан вооружается уже силою государственных законов само правительство римское. Христианская вера объявлется вредной религией, а христиане – опасными людьми, подлежащими насильственному обращению к почитанию языческих богов. Церковь христианская признается преступною организацией, а имущество верующих – вне покровительства законов. Вследствие такого взгляда на христианство гонения становятся уже актом планомерной деятельности языческаго правительства. Христиан преследуют как бы на «законном» основании и гонения против них ведут государственные чиновники, обязанные давать отчет в том, как исполняются на местах правительственныя распоряжения относительно последователей запрещенной веры. Никогда еще христианство не подвергалось таким жестоким преследованиям, как в это время. Но эти преследования нисколько не поколебали положения христианской веры в греко-римском мире. Христиане с твердой верой в окончательное падение язычества выступили на защиту Креста Христова и веры евангельской против их хулителей и гонителей. Полилась обильно кровь свв. мучеников, которая воочию показала всем несокрушимую мощь христианства и полное безсилие язычества. Последнее, впрочем, не сдавалось. Оно готовило христианству самое ужасное из гонений – гонение императора Диоклитиана, в начале четвертаго века.
Диоклитиан был выдающийся император. Он многое сделал для внутренняго и внешняго благосостояния римской империи. Он, между прочим, пришел к мысли, что управлять таким обширным государством, как римское, особенно – когда ему со всех сторон угрожают враги, одному человеку нельзя, и что благо государственное может быть наилучше осуществлено через разделение высшей власти между несколькими лицами. И вот, он приглашает к себе в со-правители Максимиана Геркула для управления западной половиной империи с титулом августа, а затем Констанция Хлора в помощники Геркулу и Галерия в помощники себе – обоих с титулом цезарей. Так появилось в империи четверовластие. Будучи религиозным человеком и всемерно заботясь о поднятии веры в богов среди своих подданных, Диоклитиан рано или поздно должен был столкнуться с христианством, подрывавшем языческую религию в корне. Но замечательно, что это случилось уже почти на двадцатом году его царствования. В течение девятнадцати лет (284–303) он не только не преследовал христиан, но относился к ним даже благосклонно. При его дворе было много христиан, и некоторые из них занимали такия ответственныя должности, как должность казначея, кармергера и др. Очевидно, император хотел сначала благоустроить государство во всех других отношениях, а затем уже приняться за разрешение векового религиозного спора между язычеством и христианством. Это случилось в 303 году. Не без внушения своего соправителя, яраго язычника Галерия, имевшаго сильное влияние при дворе, Диоклитиан в течение одного года издал один за другим целых четыре указа (эдикта) против христиан. Последний указ предписывал, чтобы все во всех странах и в каждом городе совершали всенародно жертвы и возлияния идолам. В силу этого распоряжения началось всеобщее гонение, по своей жестокости не имеющее себе равнаго в прошлом.
Вот, как разсказывает очевидец гонения, историк Евсевий, о страшных мучениях христиан в это гонение.
«То секирою умерщвляли их, как было с аравийцами; то сокрушали им голени, как случилось с каппадокийскими; то вешали их за ноги, вниз головою, и разводя под ними медленный огонь, удушали их дымом от горевших дров, что постигло месопотамских; то отрубали им носы, уши и руки, а остальныя части тела уродовали, как это было в Александрии. Вспоминать ли об антиохийцах, которых жарили на раскаленной решетке. А что терпели в Понте, – страшно и слышать. Одним просверливали там острыми тростями на руках пальцы от самой оконечности ногтя; другим, расплавив на огне свинец, кипящим и горящим металлом обливали хребты и жгли наиболее нужныя части тела. Судьи, желая выказать свою жестокость, будто какое-нибудь достоиство мудрости, старались наперерыв превзойти друг друга изобретением постоянно новых и новых мучений, будто дело шло о получении наград за подвиг». В одном месте предписано было вырывать христианам глаза и увечить одну из голеней, и «невозможно высказать, сколь велико было число тех, у которых сперва мечем исторгали правый глаз, а потом место глаза прижигали раскаленным железом, – и тех, у которых, также через прижигание, уродовали колено левой ноги, а потом принуждали их к ссылке в областныя медныя рудокопни».
Ни одно из предшествующих гонений не дало Церкви столько мучеников, как Диоклитианово, продолжавшееся много лет (303–311). Тот же современник говорит: «число убитых простиралось иногда выше десяти, а иногда и за двадцать человек; иногда было не меньше тридцати, а иногда приближалось и к шестидесяти; в иной же раз на один день приходилось и до ста убитых мучеников с самыми ранними младенцами и женами». Во Фригии (в Малой Азии) воины-язычники, «окружив целый христианский городок и подложив огонь, сожгли его жителей вместе с младенцами и женами».
Но все эти жестокости только увеличили славу Христовой Церкви, мужества же христиан они не могли сокрушить. Напротив, это вдохновенное мужество победило гонителей. Из трех товарищей Диоклитиана наибольшею непримиримостью в отношении к христианам отчичался Галерий, занявший после отречения Диоклитиана от престола (305 г.) его место по управлению восточною половиною империи, но и он должен был признать свое безсилие в борьбе с христианством. В 311 году он, пораженый неизлечимою болезнью, торжественно отказывается от преследования христиан и издает указ о том, что христианам дозволяется впредь существовать и возстановлять свои собрания: «пусть снова будут христиане и пусть составляют свои собрания», – только не делали бы они ничего противнаго законам и молились бы своему Богу о его спасении, о благополучии государства и о себе самих.
Раскаяние Галерия было едвали искреннее. Указ 311 года был, так сказать, вырван у него грозным призраком приближавшейся к нему смерти, а не сознанием истинности христианства; поэтому он, прекратив гонение, не обезпечил христианам полной свободы исповедания своей веры и права на безпрепятственное распространение в мире, так что положение его оставалось неопределенным, а во многих провинциях востока гонение даже не прекращалось. А главное – Галерий слишком поздно пришел к сознанию своей неправоты. Уже назревал полный переворот в отношениях греко-римского законодательства к христианской религии – переворот подготовленный периодом многочисленных гонений на христиан и совершенный св. равноапостальным императором Константином Великим.
Система четверовластия, введенная Диоклитианом, имела своею целью – облегчить дело управления многочисленными провинциями римской империи и теснее связать во едино ея части, стремившияся к обособлению. Четыре императора удостаиваемые императорскаго достоинства через усыновление младшаго старшим, должны были работать для общаго блага каждый на своем месте, будучи связаны между собою единством законодательства, в области котораго они могли действовать только с общаго согласия. Но время показало всю несостоятельность этой системы. Между императорами появилось соперничество, переходившее иногда в гибельное для государства междоусобие, как то было в Италии. Константин В. отлично понимал, как непрочно это здание, построенное Диоклитианом. Его наблюдения над государственною жизнью, в связи с объявленною ему Максенцием войною, привели его к убеждению, что спасти государство от распада может не четверовластие, а единовластие, единодержавие. К этому он решил идти твердо и неуклонно. Приняв вызов Максенция, он вступил на путь, который должен был в корне изменить течение политической жизни греко-римской империи. С другой стороны, Константин В. глубже, чем Галерий в 311 г. и чем кто бы то ни было из государственныхьмужей его времени, сознавал всю несправедливость правительственных мер против христианства, ясно видел религиозную несостоятельность язычества и, как человек с гениальною предусмотрительностью, возымел решительную мысль создать единую империю на основе религии христианской. Исповедуя единобожие по примеру своего отца, он весьма близок был к христианству и легко мог стать христианином по своим религиозным убеждениям; требовалось только особое стечение обстоятельств, чтобы он вышел из состояния нерешительности. Это и случилось во время войны с Максенцием, когда Бог дивным образом явил ему Свою благодатную помощь.
Историк Евсевий со слов самого Константина В. разсказывает, что царь пред решительной битвой с Максенцием недоумевал, какого Бога призвать бы к себе на помощь. Тогда пришло ему на ум, что все гонители христианства были несчастны; один Констанций, его отец, благоволивший к христианам, был счастлив. Он стал тогда размышлять о Боге христианском. И вот однажды после полудня, когда солнце уже начало склоняться к западу, Константин собственными глазами узрел сложившееся из света и лежавшее выше солнца (или над солнцем) знамение креста с надписью: «сим побеждай». Это зрелище объяло ужасом как его самого, так и все войско. Константин, однако же, находился в недоумении и говорил сам себе: что значило бы такое явление? Но между тем как думал он таким образом, наступила ночь. Тогда во сне явился ему Христос с показанным на небе знамением и повелел, сделав знамя, подобное этому, показанному на небе, употреблять его для защиты от нападения врагов».
Константин не сомневался более в том, что он должен выступить под знаменем Креста Христова. «Он сделал, что было ему приказано и изобразил на щитах своих букву X, означающую имя Иисуса Христа. Войска его, подкрепленныя сим небесным знаменем, приготовились к сражению» (Лактанций) – последнему и решительному. Оно произошло под стенами Рима, на берегу реки Тибра, у так называемаго Мильвийскаго моста, 28 октября 312 года. Максенций был разбит и утонул в Тибре, а войско его разсеяно. Константин торжественно вошел в Рим, где был принят с великим почетом сенатом и народом, увидевшим в победе Константина нечто поразительное, чудесное. Победитель, как бы отвечая на недоумения современников, какою силою он мог одолеть римское войско, когда римляне на самом видном месте города воздвигли ему статую с знаменем креста в правой руке, велел начертать под ней такия слова: «этим спасительным знаменем, истинным доказательством мужества, я спас и освободил ваш город от ига тиранна и, по освобождении его, возвратил римскому сенату и народу прежний блеск и знаменитость» (Евсевий).
Ставши единодержавным на западе, после победы над Максенцием, и таким образом осуществивши часть своей политической программы, Константин В., говорящий и действующий уже как христианин, без всякаго колебания и с полною решительностью приступает к выполнению религиозных предначертаний своих. Он привлекает к этому делу и правителя восточной половины империи Ликиния, за котораго выдает в замужество свою сестру. В городе Медиолане в 313 году Константин и Ликиний и обнародовали приведенный нами выше т. н. Миланский эдикт.
Итак, к этом величайшему религиозному акту Константин В. приведен был прежде всего и главным образом своим высоким религиозным настроением, глубоким сознанием несправедливости прежних гонений на христиан, искренним убеждением в истинности христианской веры и глубоким чувством благодарности к Богу, столь дивно явившему ему спасительное знамя креста и даровавшему победу над тиранном Максенцием. Политических расчетов у него при этом не было и не могло быть никаких, ибо не на столько велико было тогда количество христиан в империи, чтобы можно было опереться на них в борьбе с несметными римскими легионами Максенция. Правда, уже тогда предносилось Константину, что по образцу единой Церкви Христовой он некогда создаст единое христианское государство, спаявши его отдельныя части в одно органическое целое единством веры христианской. Но это соображение могло иметь для него лишь второстепенное значение в то время, когда самое объединение государства под властью одного императора было еще вопросом отдаленнаго будущаго.
Какое же значение имеет Маланский эдикт в истории нашей христианской веры?
Но этого мало. Эдикт 313 года не только дарует христианству свободу существования и распространения, но объявляет его религией исключительной, имеющей право на особенное внимание законодательства и правительственной власти. Константин В. делает в эдикте подробныя распоряжения об отнятых у христиан во время гонений имуществах: они должны быть возвращены им без всякаго вознаграждения с их сторонй, а «те, тоторые им возвратят их без получения платы, должны ожидать ее от наших (царских) щедрот». Ясно, что, принимая на себя расходы по возстановлению имущественных прав христиан, правительство через это веру христианскую объявляет государственною религией и таким образом производит коренное изменение в своей религиозной политике. До сих пор язычество было покровительствуемой религией, а теперь таковою становится христианство, а язычество переходит на степень религии только терпимой, о которой законодатель говорит только вскользь, между прочим, как видно, например, из следующих слов эдикта: «ради мира и покоя нашего царствования мы признаем за благо, дабы даруемая христианам свобода простиралась и на всех других наших подданных с тем, чтобы ничье богослужение отнюдь нарушаемо не было». Правда, в Миланском эдикте есть выражения, на основании которых иной может подумать, что Константин В. не выделяет христианства из ряда других религий, а только уравнивает его в правах с ними. Таково, например только что приведенное: «ничье богослужение отнюдь нарушаемо (не должно быть)». Или еще: «дозволяем каждому исповедывать то богослужение, к какому кто имеет склонность». Но эти и подобныя выражения никого не должны смущать. Св. Константин В: здесь является лишь выразителем высокаго христианскаго начала терпимости, которую настойчиво проповедывали язычникам христианские апологеты (защитники веры) первых веков, и которую теперь торжествующее христианство, в лице Константина, применяет к побежденному язычеству. Миланский эдикт не об уравнении религий заботится, а о возвеличении христианства: за это говорит общий дух его. Он написан человеком, несомненно, христианской веры и в каждом положении своем обличаеть любовь законодателя к этой вере, желание выразить ей побольше почтения.
Возведение христианства на степень покровительствуемой религии находится в связи с торжественным признанием имущественных прав Церкви Христовой, как определенной религиозной организации, определеннаго религиознаго союза. В течение трех веков Церковь совершала в мире свое великое дело спасения людей. Она постепенно выросла в такое великое учреждение, что могла казаться государством в государстве. Отдельныя части ея, разсеянная по всей греко-римской империи, были связаны между собою единством управления и внутренней жизни. Потому-то языческим императорам она внушала опасения, конечно – политическаго свойства. Но Константин В. Миланским эдиктом разсеял все страхи. Он объявил Церковь учреждением, имеющим право на особенное покровительство государства. Защиту интересов Церкви он возложив на себя или – вернее – на государство, которое в ближайщую очередь должно вознаградить лиц, возвративших Церкви ея имущество. Для будущаго времени это имело громадное значение. Это означало, что государство хочет работать вместе с Церковью над осуществлением ея великих задач в мире, хочет помогать ей своими средствами. Это было началом того союза между Церковью и государством который закреплен был последующею церковною деятельностию Константина В., и который проходит через всю дальнейшую историю христианства и христианских народов. Союз этот имел весьма благодетельныя последствия как для Церкви, так и для государства. Христианская Церковь, пользуясь покровительством и помощью государства, развила в мире самую широкую миссионерскую, религиозно-просветительную и благотворительную деятельность. Она сосредоточила в своих руках руководство всею духовною жизнью народов и быстро повела их по пути просвещения, улучшения нравов, культурнаго развития, работая в данном случае не только вместе с государством, но всегда впереди его; она стала необходимой для человечества в такой мере, что крушение империи греко-римской не разорвало между ними внутренней связи, и до настоящаго времени она – наилучшая защитница и руководительница людей.
Если принять в соображение, что лучшие плоды духовнаго, а вместе с тем и материальнаго развития народов в течение 1600 лет, протекших со времени издания Миланскаго эдикта, имеют свой корень именно в этом эдикте, то станет понятно, почему торжественное воспоминание о нем есть величайший праздник для христианской Церкви, для христианскаго государства и вообще для всего христианскаго мира. Св. равноапостольный император Константин В., столь гениально оценивший мировое значение христианства и давший возможность всему человечеству приобщиться к неизсякаемому источнику высших духовных благ, принесенных на землю Христовой верой, заслуживает благоговейной памяти всех поколений людей. Достойны благочестиваго внимания нашего времени его многочисленныя и славныя дела, коими он почтил веру евангельскую и возвеличил Церковь Христову. Особенно же достойны нашего усердия его всесторонняя попечительность о добродетельной жизни христиан и о полном единомыслии их в вопросах веры. Некогда, по поводу споров о вере, он писал, как бы в назидание всех времен, следующее: «позвольте мне, служителю Всеблагого, довести под Его Промыслом ревность мою до конца, чтобы посредством воззваний, пособий и непрестанных внушений, привесть Его народы в состояние соборнаго общения. Да пребывает же между вами непоколебимо превосходство общей дружбы, вера в истину, почтение к Богу и законному богослужению. Возвратитесь к взаимному дружеству и любви. ».
Силою Креста Христова да утвердит нас Бог в том же духе служения святой Церкви, в том же разумении учения нашей веры, в той же любви к единомыслию и единодушию, кои мы ныне, в 1600-ую годовщину издания Миланскаго эдикта, благоговейно созерцаем в святом образе перваго христианскаго императора.
МИЛАНСКИЙ ЭДИКТ
Обстоятельства появления эдикта
Подлинное постановление не сохранилось до нас; его нет и в Codex Theodosianus 438 г. Оно сохранилось лишь в указе (litterae) Ликиния, данном Никомидийскому президу 13-го июня 313 г., и у Евсевия в серии документов, переведенных с латинского на греческий, помещающейся в середине 10 книги его Церковной Истории, как «копия императорских постановлений, переведенных с римского языка», как указ, написанный от имени Константина и Ликиния. Но в повествовании о событиях, происходивших после победы над Максенцием, даже в рассказах о пребывании императоров в Медиолане, об эдикте речи нет. Так, Евсевий, повествуя о том, что произошло непосредственно после победы, пишет: «После сего сам Константин, а с ним и Ликиний, почитая Бога виновником всех ниспосланных им благ, оба единодушно и единогласно обнародовали в пользу христиан самый совершенный и обстоятельнейший закон (νομον υπερ χριστιανον τελειωτατον πληρεστατον) и как описание содеянных над ними Богом чудес и одержанной над тираном победы, так и самый закон, отправили к Максимину (τον νομον αυτόν Μαξιμινω), который управлял еще восточными народами и показывал к соправителям притворную дружбу. Максимин, как тиран, узнав об этом, весьма огорчился, однако же, чтобы не показаться, будто уступает другим и вместе с тем опасаясь утаить повеление (το κελευσθεν) императоров, по необходимости, как бы от собственного лица, написал к подчиненным себе областным начальникам следующую первую в пользу христиан грамоту»; далее приводится приказ Максимина Сабину (Евсевий. Церковная История IX, 9). По-видимому, здесь речь идет о Миланском эдикте, однако место издания не указывается, время точно не определяется (ср. επι τουτοις) и самый текст «совершеннейшего закона» не дается, а путем вывода легко придти к мысли, что упоминаемый здесь закон появился еще в 312 г. В самом деле, в 313 г., незадолго до своей смерти, Максимин обнародовал другой закон в пользу христиан, где изданный им рескрипт на имя Сабина он называет «прошлогодним», т.е. появившимся в 312 г. (το παρελθοντι ενιαυτω ενομοθετησομεν). Вот какие неясности у Евсевия.
Лактанций так рассказывает о пребывании правителей в Медиолане. «Константин, покончив с делами в городе Риме, удалился в ближайшую зиму в Медиолан, куда пришел также Ликиний, чтобы получить супругу», т.е. сестру Константина Констанцию (De mortibus persecutorum XLV, 9). Об издании здесь эдикта не упомянуто у Лактанция ни единым словом. При таком довольно печальном положении исторических данных о Миланском эдикте, не удивительно если, например, исследователь Константиновой эпохи Зеек отрицает подлинность его. По Зееку, документ называемый «Миланским эдиктом» вовсе не есть эдикт, издан не в Милане и не Константином и не устанавливает юридической веротерпимости, которой христиане уже давно пользовались. Зеек имеет в виду указ Галерия 311 г. и наряду с ним «так называемый Миланский эдикт» считает совершенно излишним. Так называемый Миланский эдикт есть только письмо Ликиния на имя Вифинского презида в отмену тех ограничений, какими затруднил действия эдикта Галерия 311 г. Максимин, а документ Евсевия есть перевод того же письма Ликиния, посланного в Палестину где жил Евсевий. Однако, согласиться с Зееком никак нельзя. В обоих источниках — у Евсевия и у Лактанция — ясно говорится о пребывании двух Августов в Медиолане и о состоявшемся постановлении касательно религий. Нельзя удовлетвориться предположением, что в Милане состоялось лишь устное соглашение и соответственно с ним издан рескрипт Ликинием для восточных провинций, а в западных и без того жилось христианам свободно. Такой серьезный закон, как о религиозной свободе, не мог не быть запечатлен письменно тем более что и в списках Евсевия стоят слова: «Эту волю нашу надлежало изложить письменно», в законодательном акте рескрипта. Затем в рескрипте президу Ликиний вовсе не выдает этот законодательный акт за собственное произведение; да и не мог быть такой акт лично издан Ликинием, в душе остававшимся язычником. С другой стороны, список Евсевия не может быть рассматриваем как перевод с того же самого Ликиниева рескрипта, только посланного в Палестину. Список Евсевия имеет такое введение, какого нет у Ликиния. Откуда мог заимствовать его Евсевий? В самом тексте есть особенности, которые делают едвали возможным считать список Евсевия переводом Ликиниева рескрипта. Именно, у Евсевия читаем: «Эту волю нашу надлежало изложить письменно, по устранении всех ограничений, которые содержались в посланном твоей чести ранее в нашем указе касательно христиан (дальнейших слов у Лактанция нет), и которые казались весьма недобрыми и несообразными с нашею кротостью, чтобы это было устроено». Изъяснять в таких выражениях свое расположение к христианам и так вспоминать, вероятно, об эдикте 311 г. могло быть единственно свойственно Константину. Ликиний же в данном месте мог лишь разуметь притеснения Максимина, и он говорит о них. Для объяснения отклонения Евсевиева списка от Лактанциева, думается, необходимо предположить, что Евсевий имел под руками подлинный Миланский эдикт и с него переводил, или кто-нибудь другой сделал для него это. Да и самое положение дела — в пользу такого предположения. Мы сказали, что в 9 книге Церковной Истории Евсевий упоминает о законе, но не излагает его. Однако, он думал изложить этот и другие законы в конце IX книги, подобно тому, как он VIII книгу заканчивает эдиктом 311 года. В первоначальной (собственно уже второй) редакции в самом конце IX книги речь шла о законодательстве в пользу христиан, чрез что доказали свою любовь к Богу Константин и Ликиний. По мнению Эдуарда Шварца, издание Церковной Истории Евсевия заканчивающееся IX книгою (первое издание было в 312-313 году и завершалось VIII книгою) появилось в 315 г. и заключалось известным собранием документов, впоследствии помещенных Евсевием в середине Х книги. Здесь первое место принадлежало именно Миланскому эдикту, который был в начале 313 г. Что же касается выводов из рескрипта Максимина, что будто Миланский эдикт издан был в 312 г., то Максимину, как соправителю, по всей вероятности был послан в 312 г. проект эдикта и когда он отказался подписать его, Константин и Ликиний издали его от своего лишь имени.
Текст Миланского эдикта
Текст Миланского эдикта читается так: «Еще ранее полагая, что свободы в религии стеснять не должно, что, напротив, нужно предоставить права заботиться о Божественных предметах уму и воле каждого, по собственному его произволению, повелели мы и христианам соблюдать веру, согласно избранной ими религии. Но так как в том указе, которым предоставлялось им такое право, были на деле при этом еще поставлены многие различные условия, то, может быть, некоторые из них скоро потом встретили препятствие такому соблюдению. Когда мы прибыли благополучно в Медиолан, я — Константин-Август и Ликиний-Август подвергли обсуждению все, что относилось к общественной пользе и благополучию, то в ряду прочего, что казалось нам для многих людей полезным, в особенности признали мы нужным сделать постановление, направленное к поддержанию страха и благоговения к Божеству, именно, даровать христианам и всем свободу следовать той религии, какой каждый желает, дабы находящееся на небесах Божество (греч. дабы Божество, каково бы оно ни было, и что вообще находится на небе) могло быть милостиво и благосклонно к нам и ко всем, находящимся под нашею властью. Итак, мы постановили, руководясь здравым и правильнейшим рассуждением, принять такое решение, чтобы вообще никого не лишать свободы следовать и держаться соблюдаемой у христиан веры, и чтобы каждому дана была свобода следовать той религии, какую сам считает наилучшею для себя, дабы верховное Божество, почитаемое нами по свободному убеждению, могло проявлять во всем обычную милость и благоволение к нам.
Посему надлежит твоей чести знать, что нам угодно было, чтобы по устранении всех совершенно ограничений, которые можно было усматривать в данном тебе ранее указе касательно христиан (греческ. «эту волю нашу надлежало изложить письменно, чтобы по устранении всех совершенно ограничений, которые содержались в посланном твоей чести ранее нашем указе касательно христиан и которые казались весьма недобрыми и несообразными с нашею кротостью») — чтобы это было устранено, и ныне каждый из желающих содержать религию христиан мог делать это свободно и беспрепятственно, без всякого для себя стеснения и затруднения. Объявить это со всею обстоятельностью твоей попечительности мы признали нужным, дабы ты знал, что мы и христианам даровали права свободного и неограниченного содержания своей религии. Видя же, что им это позволено нами, твоя честь поймет, что и другим также предоставлена, ради спокойствия нашего времени, подобная же полная свобода в соблюдении своей религии, так что каждый имеет право свободно избрать и почитать то, что ему угодно; это нами постановлено с тою целью, чтобы не казалось, что нами нанесен какой либо ущерб какому бы то ни было культу или религии (латинский текст испорчен).
Во всем этом ты обязан оказать выше названному обществу христиан все возможное содействие, чтобы повеление наше выполнено было в самом скором времени, дабы и в этом выразилось попечение нашей милости об общественном спокойствии и тогда, в виду этого, как было выше замечено, Божественное к нам благоволение, в столь великой мере уже испытанное нами, пребудет всегда, содействуя нашим успехам и общему благополучию. А чтобы этот милостивый закон наш мог сделаться всем известным, написанное здесь ты должен в своем публичном объявлении выставить всюду и довести до общего сведения, дабы этот закон нашей милости ни для кого не оставался в неизвестности».