можно ли вылечить абьюзера женщину
Можно ли исправить абьюзера?
Интернет переполнен историями о трудной жизни с «токсичными» людьми и вопросами о том, можно ли их изменить. Своим мнением делится Елена Соколова, доктор психологических наук, специалист по личностным расстройствам.
Прежде всего напомню: не стоит ставить диагнозы близким. Это может сделать только врач. Задача психотерапевта с клиническим и психоаналитическим образованием — рассматривать каждый конкретный случай индивидуально и пытаться понять, что за человек перед ним, как устроена его личность. То есть — поставить личностный диагноз.
Очевидно одно: масштаб возможных изменений сильно зависит от структуры личности, от глубины нарушений. Человек зрелый, пусть даже с некоторыми невротическими чертами, и пациент с пограничной или нарциссической личной организацией — это совершенно разные люди. И «зона ближайшего развития» у них разная. В большинстве своем мы способны заметить изъяны в своем поведении, осознать, что с нами что-то не так, обратиться за помощью, а потом с готовностью откликнуться на эту помощь.
А вот люди с пограничной и тем более нарциссической организацией, как правило, не осознают своих проблем. Если у них и есть что-то стабильное, то это нестабильность. И она касается любых сфер жизнедеятельности.
Во-первых, они испытывают большие трудности в управлении эмоциями (для них характерны бурные, трудно контролируемые аффекты). Во-вторых, они крайне неустойчивы в отношениях.
С одной стороны, у них есть невероятная тяга к близким отношениям (они готовы прильнуть к любому), а с другой — они испытывают необъяснимый страх и желание бежать, отказаться от отношений. Они буквально сотканы из полюсов и крайностей. А третья особенность — неспособность сложить обобщенное и устойчивое представление о себе. Оно фрагментарно. Если попросить такого человека определить себя, он скажет что-то вроде: «Мама считает, что у меня есть способности в точных науках».
Но все эти нарушения не вызывают у них никакого беспокойства, поскольку они почти не чувствительны к обратной связи. Человек зрелый способен корректировать свое поведение благодаря посланиям внешнего мира — в повседневном общении и при встрече с разными жизненными обстоятельствами. А им ничто не служит уроком. Окружающие могут им сигналить: вы причиняете боль, с вами рядом трудно, вы наносите вред не только себе, но и своим близким. Но им кажется, что проблемы не у них, а у других. Отсюда все трудности.
Трудно, но возможно
Работа с такими людьми должна быть долгосрочной и глубинной, она предполагает не только личностную зрелость психотерапевта, но и его хорошее знание клинической психологии и психоанализа. Ведь речь здесь идет о ригидных чертах характера, которые возникли давно, в период раннего младенчества. Некоторые нарушения в отношениях между младенцем и матерью служат повреждающим фактором. В условиях «инвалидизирующей среды» и формируется аномальный характер. Эти ранние нарушения развития ограничивают возможность измениться. Быстрых улучшений ждать не приходится.
Пациенты с погранично-нарциссической организацией сопротивляются любому виду воздействия, им трудно доверять психотерапевту. Медики говорят, что у них плохо формируется комплаентность (от англ. patient compliance), то есть приверженность к определенному лечению, способность доверять врачу и следовать его рекомендациям. Они очень ранимы и не способны выносить фрустрацию. Любой новый опыт они воспринимают как опасный.
Каких результатов все-таки можно достичь в такой работе? Если у терапевта достаточно терпения и знаний, а пациент видит, что ему очень хотят помочь, тогда мало-помалу какие-то островки отношений завязываются. Они-то и становятся основой некоторых улучшений в чувствовании, в поведении. Другого инструмента в терапии нет. Не стоит ждать грандиозных изменений. Придется работать медленно, шаг за шагом, показывая пациенту, что улучшения, пусть и небольшие, достигаются с каждым приемом.
Например, пациенту впервые удалось справиться с каким-то разрушительным импульсом или хотя бы доехать до врача, что раньше не получалось. И это уже путь к исцелению.
Психотерапия — оправдание для абьюзеров? Отвечают эксперты
Раскаяться в совершенном насилии и обратиться к психологу — безусловно, позитивный шаг. Но иногда фраза «я хожу на психотерапию» становится защитой и оправданием для абьюзера. Можно ли «прикрываться» психотерапией, если ты нанес другому человеку травму? Мы решили поговорить с психологами, которые сталкиваются с темой насилия на работе. Также комментарий дала фем-активистка Ника Водвуд.
Ольга К., психолог, КБТ- и гештальт-терапевт:
Я считаю, что индульгенции заслуживает каждый человек, который раскаялся, прошел путь исправления или, в некоторых случаях, наказания.
За поступками, как правило стоит целая история человека — не всегда безоблачная. Я хочу сказать, что поступки можно объяснить. Человек имеет право изменить свою жизнь, и терапия хороший вариант.
Но другой человек, который все это время жил рядом с абьюзером или находился с ним в отношениях — так же имеет право на свой выбор. Можно принять раскаяние и даже простить, но при этом выбрать выход из этих отношений.
После психотерапии все автоматически не становится хорошо. Если даже пара остается вместе или ребенок прощает своих родителей — будет не «хорошо», будет просто по-другому.
Можно принять раскаяние и даже простить, но при этом выбрать выход из этих отношений.
Александра О., клинический психолог, гештальт-терапевт:
Сразу в ответ хочется спросить: «Ты ходил к психотерапевту, и что? К каким результатам ты пришел?». Возможно, клиент обучился техникам, которые позволяют исключить из поведения насильственные практики. Или попытался как-то возместить ущерб тем, с кем он плохо поступил.
Светлана Б, психолог психодинамического направления:
Но самое важное, на мой взгляд — искреннее раскаяние агрессора, которое возможно только после прохождения терапии. Ведь большинство пострадавших находятся в отчаянии именно потому, что их не слышат, не понимают величину нанесенного ущерба.
И только если исследовать причины агрессивного поведения, у человека с таким поведением происходит соприкосновение с собственными детскими травмами, со своей болью. А значит, он сможет понять и чужую боль.
Ника Водвуд, фем-активистка, иллюстраторка:
Во-вторых, если человек признает свою ошибку — это не значит, что человек раскаивается или проводит внутреннюю работу, чтобы такого поведения больше не допускать. Многие абьюзеры признают вину, но это не влечёт за собой никаких изменений в поведении. Быть «плохим парнем» может быть частью их идентичности, от которой они совершенно не планируют отказываться.
Наконец, про психотерапию. Мы не знаем, с каким запросом человек обратился к специалисту и как протекает работа. Эта информация мало что говорит о том, представляет ли человек опасность в общении.
Если вы сделали кому-то плохо, извинитесь перед человеком и помните, что вас не обязаны прощать.
Чтобы измениться, абьюзерам надо постоянно проводить огромную внутреннюю работу. Но даже реальные изменения не будут гарантировать, что никто и никогда не будет их бояться на основе прошлого поведения. Надо признать, что это вне вашего контроля, и люди имеют право на защиту личных границ. И даже если большие изменения произошли — это не отменяет насильственных действий в прошлом, о которых потерпевшие имеют полное право рассказывать.
Мы не знаем, с каким запросом человек обратился к специалисту и как протекает работа.
От редакции Alter:
Психологи сходятся на одном — важен не сам факт обращения к психологу, а то, что происходит с человеком на терапии. И если он действительно работал над собой, то результаты будут проявляться в конкретных поступках, а не словах.
Каждый человек имеет право измениться, но при этом прощать его или нет, продолжать с ним отношения или нет — на этот выбор повлиять невозможно. Задача психотерапии — научить клиента вести себя по-новому в будущем, а не исправить прошлое.
9 способов, которые помогут вам перестать быть абьюзерами
(Примечание: в переводе текста использовано слово «абьюз», которое я предпочитаю не использовать в русском языке, потому что оно многим непонятно. Абьюз – это все формы насилия, от словесного до физического. Чаще всего, термин используется в разговорах о «неравном положении» — т.е. абьюз является еще и злоупотреблением, во время которого более привилегированный и менее уязвимый человек пользуется своим положением. Термин распространен в феминистических и квир-пабликах, и поэтому используется в данном переводе. Информация полезна не только для супругов и сексуальных партнеров, а и для родителей, знакомых, товарищей по активизму и т.п.)
Автор: Кай Ченг Сом
Источник: Everyday Feminism
Человек держит куски разбитого стекла в руке.
Источник: iStock.
Я сижу на кровати и начинаю печатать (больше всего я люблю печатать на кровати), и часть меня вопит: «Не пиши эту статью!».
Эта часть меня до сих пор чувствует тот глубокий страх и стыд, который окружает тему абьюза и насилия в партнерских отношениях – эта тема табуирована во многих сообществах. Люди нечасто говорят об изнасилованиях и абьюзе, и еще реже они говорят о том, что насильниками и абьюзерами могут быть люди, которых мы хорошо знаем и о которых мы заботимся.
Возможно, один из самых ужасных страхов практически всех нас заключается в том, что мы боимся, что мы можем стать абьюзерами – что мы сами могли быть этими злодеями, этими чудовищами в ночи.
Никто не хочет быть абьюзером. И никто не хочет осознавать, что он_а причинил_а боль другим, особенно когда нам самим часто причиняли боль.
Но правда заключается в том, что абьюзеры и выжившие практически никогда не существуют в лицах совершенно разных людей. Иногда те, кому причиняют боль, сами причиняют ее другим. В культуре изнасилования, в которой мы живем, некоторым из нас может быть сложно отличить ту боль, которую мы испытываем, от той боли, которую мы причиняем другим.
Ответ был резок и незамедлителен:
— Мы не работаем с абьюзерами. Точка.
И если это так, не значит ли это, что мы должны не только поддерживать людей, которые пережили абьюз, а и учить людей перестать быть абьюзерами?
Когда мы учимся замечать внутри себя способность причинять вред другим – когда мы признаем, что эта способность есть у всех нас – наше понимание разговоров об абьюзе и культуре изнасилования коренным образом меняется. Мы можем перейти от простого «осознания» абьюза и «наказания» абьюзера к предотвращению абьюзов и исцелению нашего общества.
Потому что, как говорится, революция начинается дома. Революция начинается в вашем доме, в ваших отношениях, и в вашей спальне.
Далее приведены девять шагов, которые помогут вам, мне и всем нам избавиться от склонности к абьюзу.
1. Прислушивайтесь к выжившим.
Если вы были абьюзером, самое важное – и, возможно, самое сложное – это научиться просто слушать человека, которому вы причинили вред. То же самое касается ситуаций, когда вы причинили вред нескольким людям.
Слушайте, не стараясь обороняться.
Слушайте, не пытаясь увиливать или оправдываться.
Слушайте, не пытаясь минимизировать или отрицать вину.
Слушайте, не пытаясь свести всю историю к себе.
Когда человек говорит вам, что вы издевались над ним или причинили ему боль, это легко принять за обвинение или нападки, особенно если это ваш партнер или любой другой очень близкий человек. Очень часто сначала нам кажется, что нас атакуют.
Вот почему так часто люди, причинившие другим боль, говорят своим жертвам, выдвигающим обвинения:
— Я над тобой не издевался. Это ты издеваешься надо мною, прямо здесь и сейчас, предъявляя мне подобные обвинения!
Мы попадаем в цикл насильственного разговора. Это сценарий, написанный для нас культурой изнасилования: сценарий, в котором могут быть только герои и злодеи, правые и неправые, обвинители и обвиняемые.
Но что, если мы будем воспринимать полученную информацию об абьюзе как акт мужества со стороны выжившего, как его дар?
Что, если вместо того, чтобы немедленно реагировать, пытаясь защититься, мы просто будем слушать, действительно пытаясь осознать, какой именно вред мы нанесли другому человеку?
Все меняется, когда мы начинаем рассматривать подобные рассказы с точки зрения любви и информирования, а не с точки зрения обвинения и наказания.
2. Возьмите на себя ответственность за абьюз.
После того, как вы все выслушали, вы должны признать свои ошибки и взять на себя ответственность за абьюз. Это значит, что вы просто должны признать, что вы и только вы являлись источником физического, эмоционального или психического насилия над другим человеком.
Проведем простую аналогию: это извинение за то, что вы наступили на чью-то ногу. Может быть множество причин, по которым вы могли это сделать: вы могли спешить, вы могли просто не смотреть, куда вы идете, а, возможно, вам просто никто не говорил о том, что нельзя наступать на ноги другим людям.
Но вы просто сделали это. Не кто-то другой – ответственны именно вы, и вы должны узнать о своей оплошности и извиниться.
Множество факторов могли повлиять на то, что вы стали абьюзером (см. пункт выше), но, в конце концов, только я отвечаю за свои действия, а за ваши действия в ответе только вы.
3. Примите тот факт, что ваши причины не являются оправданиями.
Есть очень распространенный и ужасный миф о том, что люди, причиняющие вред другим, поступают так просто потому, что они плохие люди – потому что им нравиться издеваться над другими, или потому что они «садисты».
Думаю, частичного поэтому очень многие люди, которые в прошлом были абьюзерами (или остаются ими до сих пор), против того, чтобы для описания их действий использовались такие термины как «абьюз» и «абьюзер». На самом деле крайне мало людей становятся абьюзерами от того, что им нравится причинять другим боль.
Основываясь на своем опыте психотерапевта и работника службы поддержки, могут сказать, что люди, чаще всего, становятся абьюзерами из-за собственных страданий или из-за собственной депрессии.
Вот несколько причин абьюзивного поведения, которые я часто слышала:
Я одинок_а и я в изоляции, и единственный человек, из-за которого я живу, это мой партнер. Поэтому я не могу позволить ему меня бросить.
Мой партнер постоянно причиняет мне боль. Я просто причиняю ему боль в ответ.
Я болен_а, и если я не буду заставлять людей обо мне заботиться, я умру.
Мне очень плохо, и единственный способ унять эту боль – это причинять боль себе или другим людям.
Я не знал_а, что это называется абьюзом. Люди всегда так со мной обращались. Я просто вел_а себя как все.
Если я не создам другого человека, не изменю его, никто меня не полюбит.
Все это серьезные, реальные причины для абьюза – но ни одна из них не является оправданием. Ни одна из них не способна «обелить» абьюзивное поведение.
Причины могут помочь понять абьюз, но они не могут его оправдать.
Если вы это поймете, это поможет вам преобразовать вину в понимание, а справедливость в исцеление.
«Абьюзер всегда слабее жертвы, морально и психологически». Как пережить домашнее насилие
Психолог Марина Баталина — о том, как помочь себе или близким, которые терпят издевательства внутри семьи.
Психологи называют это явление абьюзом. Абьюз — термин, произошедший от английского abuse, «ненормальное использование», «злоупотребление» «жестокое обращение». Такая модель поведения характерна для близких отношений. Любовных, семейных, детско-родительских. Агрессор и жертва всегда связаны и зависят друг от друга. Но абьюз — это не нормально. Недаром к домашнему насилию приковано внимание и общественников, и власти. Как пережить его, как выйти из этой ситуации без тяжелых травм и почему многие жертвы думают, что заслужили такое обращение — с такими вопросами мы обратились к психоаналитику Марине Баталиной.
Мы предлагаем вам высказаться и рассказать свои истории: пишите на адрес permyakova@revda-info.ru (конфиденциальность мы сохраним).
О собеседнике. Марина Баталина, психоаналитически ориентированный психолог (стаж: свыше шести лет), член Союза профессиональных психоаналитиков. Образование: факультет психологии УрГПУ, специализация: социально-психологическая реабилитация. Прием: ул. Карла Либкнехта, 66, 2 этаж, тел. 8(909)704-20-97.
— Как понять, что происходящее со мной — это абьюз?
На третьем этапе, выплеснув всю яростную и агрессивную энергию, абьюзер способен вновь восстановить контроль над собой и своими действиями. И так как жертва жизненно необходима агрессору, он всячески старается восстановить и поддержать связь и усилить зависимость жертвы от себя. На четвертом этапе, который часто называют очередным медовым месяцем, агрессор предстает любящим, заботливым и внимательным партнером. Он четко знает, что именно хочет слышать и получать его жертва, и дает это ей. Таким образом еще сильнее насаживая жертву на крючок.
Абьюз бывает психологическим: это оскорбления, шантаж, угрозы, запугивание, убеждение жертвы в ее неполноценности.
Рисунок Ирины Рубцовой.
Мама всегда говорила, что любит меня и таким образом воспитывает, чтобы я выросла достойным человеком и добилась всего того в жизни, чего она не смогла. Видимо, поэтому я ходила везде: в художку, в музыкалку и т.д., кроме танцев, на которые я всегда мечтала ходить, — по ее словам, я бы не справилась и ее бы опозорила.
И что в итоге: сбежала из дома, когда мне исполнилось 18 лет, вспоминаю с содроганием то время, когда ходила из-под палки в музыкалку и художку, ничем этим не занимаюсь. Сейчас мне за 30, есть дочь, никогда не поднимала на нее руку.
Моего папы давно нет в живых, но есть прекрасный муж, характером похожий на папочку (не зря говорят, что девочки выбирают себе в мужья тех, кто похож на их отцов). И когда я становлюсь похожа на свою мать (это проявляется в крике), он сглаживает углы, успокаивает. За что ему огромное спасибо.
— Как понять, что мне нужна помощь?
Самому часто сложно самостоятельно заметить, что в отношениях что-то не то. Бьет — значит любит. И если у человека с детства была лишь подобная картина мира и лишь такая ущербная модель семьи, то гарантия, что свою семью он создаст именно по этому сценарию, почти стопроцентная. Часто абьюз имеет нарастающий характер. То есть начинаться может все с пары оскорблений, а развиться в систематические жесточайшие побои. Разумеется, когда речь уже заходит о физическом воздействии, это самый последний и самый опасный сигнал для вас, как для жертвы. Важная характерная черта абьюза — это его систематическое проявление агрессором и четкая структура протекания всего цикла.
— Почему один насилует другого?
— Абьюзер всегда слабее жертвы, морально и психологически. Он, как кишечный паразит, способен выжить, только когда рядом сильный носитель. Когда речь заходит о домашнем насилии, почти 100% гарантия того, что в анамнезе агрессора было тотальное состояние жертвы в детском возрасте. Агрессор мечтает поскорее вырасти и вырваться из адского окружения и своего бессилия, избавиться от боли, которую причиняли ему его значимые взрослые. Будь то мама, папа, бабушки или дедушки. Но бесследно такой опыт не проходит. Повзрослевшая бывшая жертва бессознательно становится на место своего мучителя. Это едва ли не единственный знакомый ей способ справляться с внутренним напряжением, скапливающимся в повседневном круговороте проблем.
Рисунок Ирины Рубцовой.
…У нас большая разница в возрасте, он старше. Когда ухаживал: было очень красиво, и цветы, и поездки в интересные места, и красивые слова, даже стихи мне писал. Уже потом я узнала, что для абьюзера это — норма, гиперзаботливость и нежность во всем.
Я — в жизни веселая, уверенная, общительная — сидела на работе допоздна, заставляла себя идти домой, потому что там меня ждали унижения и слова, что я «безрукая, тупая, безмозглая», — и дальше только матом, и так постоянно.
Хотя к тому моменту у меня прошло все: и любовь, и привязанность, и желание, все сгорело, осталась только ненависть. И жуткое отвращение, даже не верилось, что я могла когда-то с ним спать, что сказала «Да» в загсе и родила ему детей.
Помню, как пришла домой с работы, а он пьяный спал на диване. Пошла купать дочь, которая чем-то была недовольна и стала кричать. Он вскочил и кинулся ко мне, ругаясь самыми грязными словами, стал вырывать телефон, крича, что сейчас разобьет его об стену. Я успела набрать маму, она слышала, как я ору, закрывая шею руками, потому что боялась, что он меня задушит. Дочь выскочила из ванной, голая, в пене, накрыла меня собой, кричала: «Не трогай маму!». Только тогда он отстал.
Я терпела это полгода. Дважды вызывала полицию. Сотрудники-мужчины откровенно улыбались, когда я, плача, рассказывала о происходящем: в словах и взглядах читалось, мол, «сама довела». Приехавшая на вызов патрульная-девушка только разводила руками и глядела сочувственно на синяки на моих руках: «Он прописан, мы ничего не можем сделать».
Когда убьют — приходите.
Тогда я поняла, что мне никто, никогда, ни при каких обстоятельствах не поможет. Только я сама.
Мне хватило духу просто выставить его из нашей общей квартиры, он ушел к бывшей жене. Я не знаю, что он делает, чем занимается, мы не общаемся совсем. Он исправно платит алименты, которые я запросила в суде, и это все, что мне нужно о нем знать.
Сейчас у меня есть мужчина (новые отношения получилось начать только спустя год — все это время был страх, что история повторится), он совсем другой, не позволяет себе грубых слов. И все равно иногда я ловлю себя на мысли: а вдруг я опять что-то сделаю не так и он, такой добрый и милый сейчас, размахнется и ударит меня? Я очень этого боюсь.
— Можно ли смириться и жить в такой ситуации?
— Можно ли переделать человека, причиняющего мне боль?
— Это самая частая ошибка жертвы: в период примирения считать, что абьюзер изменился. Что он осознал весь ужас своего поведения и больше никогда не будет так с вами поступать. Но помните: любую патологию поведения или невротический симптом самостоятельно без посторонней профессиональной помощи почти нереально исправить. Ведь вы же не станете оперировать себе больной орган в домашних условиях, на кухне с подругами/друзьями под алкогольной анестезией? Психика — очень тонкая организация, имеющая свои законы функционирования, разобраться в которых зачастую не под силу человеку, далекому от психологии, внутренней гармонии и желания самопознания. Но — жертва уже задумалась о неуместности такого отношения к себе, начала работать над собой, вышла из созависимых отношений, а абьюзер сохранил способность к более глубоким эмоциональным связям, он, потеряв значимую жертву безвозвратно, начинает медленно двигаться в сторону развития тоже. Как бы вслед. Но это крайне редкие случаи.
Рисунок Ирины Рубцовой.
…Когда он начал меня бить, я сейчас не вспомню, хотя пытаюсь. Начиналось все, как у многих: начали встречаться, мечтали жить вместе, создать семью. Везде ходили вдвоем, держались за руки. Мне всегда нравилось, что он держит меня за руку. Тогда это казалось проявлением любви, много позже я поняла — это было желание все контролировать.
От этого тотального контроля и начались проблемы. Он хотел знать все: кто и что мне пишет, с кем и о чем я говорю по телефону, в чем я пойду на работу. Даже одежду подбирал сам. Задерживаться на работе было нельзя, а не взять трубку — сродни тяжкому преступлению.
Сначала он не позволял себе бить меня по лицу. Выкручивал руки. Душил. Пинал ногами. Но лицо не трогал. Потом перешел и эту грань. Разбитые и постоянно опухшие губы приходилось закрашивать яркой помадой, через нее не видно их синюшность. А после одной из ссор под глазом растекся внушительных размеров синяк. Спрятать его не удалось ни одной тоналкой. На работе что-то вдохновенно врала. Мне верили. Я не создавала впечатление жертвы домашнего насилия. Идти за помощью к родным или в полицию было стыдно.
Все ссоры всегда проходили за закрытыми дверями. На людях он старался держать себя в руках. Понимал, что могут заступиться, и тогда получит он. Но ни разу за меня не заступились. Однажды, когда он бил меня в машине, мне удалось вырваться и выскочить на дорогу. Я бежала вся в слезах. Он бежал за мной. Ни одна машина не остановилась. Никто даже не попытался помочь. Хотя был день.
Он мог взорваться в любую секунду, потому что я ответила не так, как он хотел. Или ему показалось, что я слишком мило улыбнулась знакомому. Или долго смотрела на незнакомца.
Выламывал мне руки прямо посреди оживленной площади. А сколько было разбито телефонов — не сосчитать. Не были помехой даже дети, которые не раз становились свидетелями скандалов. И я все прощала. Сначала, потому что любила его безумно, думала, что это в последний раз, ведь он так плакал, так раскаивался. Потом — от страха, что останусь одна с детьми. Да и просто боялась его. Страшно было сказать, чтобы он уходил. А вдруг убьет или сделает инвалидом?
Несколько месяцев, как мы развелись. Спасибо маме. Приехала неожиданно в гости, а там я с замазанными синяками под обоими глазами. Поняла все сразу. Собрали вещи, уехали к ней. Он до сих пор просится обратно. Уверяет, что изменился, что больше никогда меня не тронет. И самое страшное, я понимаю, что готова вернуться. Но пока держусь. Пока всплывают в памяти все те картины, когда ты в собственной квартире лежишь на полу, кругом осколки разбитой посуды, больно впиваются тебе в тело, а твой самый любимый и родной человек пинает тебя ногами.
— Кому нужна помощь — мне, человеку, причиняющему мне страдания, нам обоим?
— В первую очередь помощь нужна тому, кто в ней нуждается. То, что этот механизм патологический и требует работы над собой, это безусловно. Но насильно мил не будешь. Абьюзеру так удобно и привычно жить, это понятный для него механизм. Перенятый из привычной модели семьи и картины мира. Именно для стабильного использования без перебоев знакомого патологического приема он старается как можно сильнее привязать к себе жертву. В том числе внушая ей ее никчемность, невменяемость. Поэтому чаще за помощью обращаются близкие жертвы, а не сама жертва. И если все же ее удается вырваться из этого адского замкнутого круга, проходит длительный процесс с проживанием посттравматического состояния и депрессий.
— Именно эту позицию удобно прививать жертве. Таким человеком легче управлять, использовать, безнаказанно злоупотреблять. Но если вспомнить первичный этап отношений, начало абсолютно противоположное. Пытаясь посадить жертву на крючок, абьюзер намеренно раздувает ее личностные ценности до небывалых размеров. Постепенно давая все больше, казалось бы, безусловной любви, принятия и внимания. Все мы родом из детства и на пути взросления неизбежно получали психологические детские травмы, связанные с недостаточным контактом с материнским объектом или же полным его отсутствием. Они неизбежны, но каждый получил свой собственный опыт, что затем сформировало его психику и в последствии диктует линию его поведения, выбор партнеров, способ реагирования и способность справляться с внутренним напряжением.
— Может ли этот человек меня любить?
— В этой ситуации нужно говорить о любви агрессора к своей жертве как о любви паука к мухе в своей паутине. Он лишь справляет за ваш счет свою нужду в жизнедеятельности. Общепринятого понятия любви, в которое очень много вложено дополнительных смыслов и проявлений, таких, как уважение, партнерское отношение, прощение, не желание навредить, в созависимых отношениях, где доминирующий стиль отношений — это абьюз, нет совершенно. Любовь — это декорация, которая прикрывает уродливую сцену ущербного, паразитарного функционирования.
Рисунок Ирины Рубцовой.
…Шесть лет назад мы жили в другом городе. Было все не так плохо, пока у папы не обнаружили онкологию, а затем и у мамы. Она любила выпить, после этого застолья участились, с работы уволилась. Отец продолжал работать и поднимать семью.
У меня никогда не было своего мнения, если я пыталась в чем-то возразить (например, я хочу поступить в музакадемию, а не в медучилище), потом начинался ад, унижения, крики, рукоприкладство. Я сейчас на крик реагировать спокойно не могу, сразу начинаю реветь, и как избавиться от этого, не знаю.
Затем мы переехали в Ревду, по настоянию мамы. Она перестала работать, стала чаще пить. Пьяная кидалась на отца с молотком, унижала, проклинала, а так как с отцом у меня самые близкие отношения, мне было мучительно больно смотреть, как она это делает. Постепенно она делала его жизнь адской. Как-то в очередной раз она напилась и не пустила его домой. Выкинула все его вещи. С того момента отец жил на работе.
С отцом она мне запретила общаться, проверяла мой телефон, СМС-сообщения. Когда у нее заканчивались деньги, она заставляла меня звонить отцу и говорить: «Папа, дай денег, мне кушать нечего». Хотя это было не так. Она просто манипулировала им через меня. Если я ей говорила: «Я не буду этого делать», она начинала применять физическую силу, унижать, я ее и так с детства боялась.
Через два дня после этого она снова напилась, причем пила она не просыхая сутки. Она начала ловить белку, шептаться сама с собой, что-то отвечать самой себе. Потом пришла ко мне в комнату и ударила меня, а затем стала душить. Когда она вышла покурить, я схватила вещи и сбежала. Она бежала следом, крича: «Стой, с**ка, я тебя все равно поймаю». Но домой я не вернулась.
Я, наверное, никогда этого не забуду. Сейчас мы с ней не общаемся, только иногда судимся.
— Если каждый мой партнер причиняет мне боль, что не так со мной?
— Тут явно прослеживается тенденция во внутренней потребности быть жертвой. Необходимо начать работать и разбираться со своими внутренними содержаниями. Кто или что заставляет вас чувствовать себя второсортным, мириться с неуважительным к себе отношением. В ходе психоаналитической работы могут всплыть вытесненные детские воспоминания, ситуации, которые наведут на четкое понимание всего болезненного механизма и позволят сформировать новую, здоровую модель поведения. Все, что нас окружает, — отражает наши внутренние содержания.
— Хочу уйти, но не могу решиться. Что делать?
— Это происходит потому, что жертва вложила и продолжает вкладывать свои моральные силы в абьюзера. Попросту работая его грушей для выпуска пара и возможности справиться с внутренним напряжением. Жертве бессознательно жаль потраченного, и она все ждет, когда же абьюзер будет отвечать той же монетой. Когда начнет эмоционально вкладываться в их отношения. Это происходит, но лишь на незначительное время в период восстановления. И это всего лишь часть ущербного механизма абьюза, а не осознанное желание быть рядом с другим, быть лучшим для своего близкого. Тут важно решить для себя, что же вам важнее: гармоничные партнерские отношения и благоприятные условия в остальных сферах жизни или же, например, квартира, заработанная ежедневным проживанием насилия и унижения. Хотите ли вы всегда жить в деструктивных отношениях, чтобы ваши дети видели только патологические отношения и, повзрослев, воспроизвели эту модель, но уже в собственной семье? Для каждого последней каплей будет что-то свое. Обозначение проблемы — это уже часть, начало ее решения.