Как тяжело хоронить своих детей

Как тяжело хоронить своих детей

Как тяжело хоронить своих детей. Смотреть фото Как тяжело хоронить своих детей. Смотреть картинку Как тяжело хоронить своих детей. Картинка про Как тяжело хоронить своих детей. Фото Как тяжело хоронить своих детей

Как тяжело хоронить своих детей. Смотреть фото Как тяжело хоронить своих детей. Смотреть картинку Как тяжело хоронить своих детей. Картинка про Как тяжело хоронить своих детей. Фото Как тяжело хоронить своих детей

Как тяжело хоронить своих детей. Смотреть фото Как тяжело хоронить своих детей. Смотреть картинку Как тяжело хоронить своих детей. Картинка про Как тяжело хоронить своих детей. Фото Как тяжело хоронить своих детей

«…стало легче после утраты единственного сына (последствия терракта), ушли обиды на родителей, депрессия, самооценка повысилась, появилось желание работать, уверенность, понимание других…»
Анна
«…После смерти сына я замкнулась. Я начала копаться в себе и задаваться вопросами: «Почему это произошло со мной и мамой? Почему ушли брат в свои 29 лет, а сын в 25? Почему не я? И что я должна сделать в своей жизни?» … СВП объясняет то, что не может объяснить ни эзотерика, ни досистемная психология, ни философия, ни астрология, ни нумерология и прочая литература. Жаль, что я узнала так поздно системно-векторную психологию. Я бы не потратила так много лет и времени, добиваясь своего хорошего состояния вслепую…»
Валентина М., Шахтерск
«…Была затянувшаяся депрессия, длилась она 20 лет. Началось это все после смерти первого моего сына, совсем еще малыша. Затем были еще три смерти близких, одна за другой в течение трех лет. Затем развод после 20 лет вполне себе нормального брака. Осталась уже со вторым сыном одна. Вот в это время я и попала на тренинг…
… Главный результат тренинга — когда однажды наступает момент и твой результат перемещается в результат другого человека. А иначе — нет результата. И не важно, родной ли он тебе по крови или нет. Он — часть твоей души. Ведь мы все едины. И все дети — наши. Явное, отчетливое ощущение этого внутри — это мой результат. Я очень хочу реализовать это
После таких потрясений человек часто переосмысливает всю свою жизнь. Но только изменения внутри вас смогут повернуть колесо в сторону жизни.

Автор Виктория Винникова, педагог

Статья написана по материалам онлайн-тренингов по системно-векторной психологии Юрия Бурлана.

Как тяжело хоронить своих детей. Смотреть фото Как тяжело хоронить своих детей. Смотреть картинку Как тяжело хоронить своих детей. Картинка про Как тяжело хоронить своих детей. Фото Как тяжело хоронить своих детей

Женщине, потерявшей ребенка, приходится показывать всему миру, как много для нее значит эта потеря, как сильно она любила своего малыша. И многие из них внушают себе, что они должны теперь страдать и саморазрушаться, чтобы все видели, насколько для нее эта потеря серьезна. Женщина думает, что теперь она не имеет права наладить свою жизнь и быть счастливой.

— Для страдающего человека действительно страшно то, что мир продолжает заниматься чепухой, что, например, мужчин продолжает интересовать футбол, а женщин — тряпки, что по телевизору опять показывают какую-то чушь. У него самого в комнате висят фотографии любимых актеров, которые сегодня выглядят оскорбительно, и он начинает снимать со стен их улыбающиеся лица, потому что сейчас ему совсем не смешно. Происходит серьезное переосмысление жизни: «Неужели все продолжается по-старому, когда у меня по-старому продолжаться не может?»

Вспомните картину, изображающую гибель Икара. Его крылья растопило солнце, он падает и разбивается о воду, а в это время мир вокруг продолжает жить своей жизнью — люди работают, погонщик гонит скот, пахарь идет за плугом, и никто даже не поворачивается к погибающему. Совершается какая-то фантастическая трагедия, от которой замирают небо и земля, но не цивилизация — люди продолжают трудиться, любить, развлекаться.

И это оскорбительное зрелище дает нам очень важное знание. Знание, которое приходит к человеку в день его собственной смерти: природа безучастна, солнце по-прежнему льет свой свет на мир, листва зеленеет, и птицы снова вьют гнезда, когда человек уходит из этого мира. Человек всю жизнь живет с неким тайным ощущением, что именно он — центр Вселенной: я очень важный и нужный, без меня мир не полон, я драгоценен и такого другого нет. Это очень верное ощущение, только надо правильно им распорядиться. Человек будет ужасно удивлен, когда вдруг покалечится или станет умирать, а мир даже не «помашет ему вслед ручкой».

Поэтому о своем одиночестве в горе и смерти лучше узнать заранее.
Личная беда показывает нам подлинное лицо окружающего мира. По большому счету, ему до нас нет дела. До нас нет дела никому, кроме Одного Существа на свете — Господа Бога.
Все остальные могут улыбаться нам и здороваться при встрече, не вникая в наш ответ на вопрос: «Как у тебя дела?»

И пока нам не больно, мы сами так живем. Разве мы очень интересуемся, у кого какие проблемы или кто чем болен? Мы тоже автоматически спрашиваем: «Как твои дела?» — и идем дальше, не выслушав ответа. Может быть, другой хотел нам рассказать, что у него беда: «Мои дела плохи… Ты меня спросил, как дела, так я тебе сейчас расскажу…» А спросившему на самом деле не интересно, вопрос был делом этикета. И люди отправились дальше по своим делам. Так мы и живем. Мы все так живем. А как мы почувствуем, что так жить — великая фальшь?

И только ключ личной боли открывает двери сердца к состраданию. Только этот ключ. Но и здесь человек может начать искать виноватых — ведь мир несправедлив. Можно обидеться на «скорую помощь», которая опоздала, на врача, поставившего неверный диагноз, на мужа, принявшего алкоголь в ночь зачатия, на себя, конечно, что не все предусмотрела, и, в конце концов, на Господа Бога, потому что мир сотворен Им весьма несправедливо, как нам кажется.

И можно надумать себе такое печальное мировоззрение, чтобы с ним в обиженном состоянии прожить оставшуюся жизнь.

В том, чтобы чувствовать себя обиженным, есть некое мазохистское удовольствие. Можно безнаказанно и свободно на всех обижаться.

Детям эта эмоция хорошо известна, они с наслаждением обижаются друг на друга. Затем в подростковом возрасте подобные чувства становятся болезненнее и страшнее, дети сначала дружат до самозабвения, а потом превращаются во врагов и с упоением враждуют.

Источник

Электронный журнал о благотворительности

Филантроп

Смерть ребёнка: как помочь семье пережить горе

«Семейный информационный центр» помогает женщинам, перенесшим перинатальную утрату и членам их семей, семьям, потерявшим ребенка, а также при рождении недоношенного ребёнка или ребёнка с инвалидностью.

Как тяжело хоронить своих детей. Смотреть фото Как тяжело хоронить своих детей. Смотреть картинку Как тяжело хоронить своих детей. Картинка про Как тяжело хоронить своих детей. Фото Как тяжело хоронить своих детей

— Кто тяжелее переживает утрату – семья, потерявшая младенца, или семья, потерявшая ребёнка старше?

— Если говорить о том, что более взрослого ребёнка потерять тяжелее, чем новорожденного, то и соглашусь, и нет. У каждой семьи, у каждой ситуации свои особенности. Но да, социальных и психологических связей у родителей образуется всё больше и больше по мере роста ребенка, это и кружки, садик, друзья, родственники… все эти люди и сообщества соприкасались с ребёнком, семьей. У этих родителей, таким образом, возникло больше воспоминаний, надежд. И даже после появления в семье другого рёбенка воспоминания о потерянном у родителей остаются, но это естественно. Другой вопрос, если подспудно родители не перегоревали эту потерю, а так может быть по разным причинам. Например, один из родителей был косвенно виноват в том, что ребёнок погиб в аварии.

— Получается, что в переживаниях людей преобладает эгоизм: «Переживаю потому, что не сбылись ожидания», «Мое горе» и так далее. Но ведь тогда остаётся очень мало места самим ушедшим детям…

— Но так чаще всего и происходит при потере любого близкого человека, не обязательно ребёнка. Чаще мы переживаем не о нём, а о том, что мы остались без него и нам теперь нужно перестраивать свой мир. Мы плачем о себе, своих нереализованных мечтах, планах, ожиданиях….

— А многие ли родители, потерявшие детей, страдают от чувства вины? И как вы работаете с людьми, если эта вина реальна?

— Страдают все. А как работать – очень сложный вопрос. Когда молодая женщина на восьмом месяце беременности спрыгивает с парашютом и теряет ребёнка, с ней, конечно, работать очень тяжело – она понимает, что виновата, что потерю спровоцировали её действия. Но тут нужно признать факт – да, поступок был необдуманный. Возможно, женщина была не очень готова к материнству, в её картине мира вообще не предполагалось, что дети могут погибать. Или семья готовилась к рождению ребёнка, сделали всё, что нужно и можно, а чувство вины всё равно присутствует. Как работать? В зависимости от ситуации. Сказать, что чувство вины уходит быстро и навсегда, нельзя. Иногда на это нужно много времени.

— Похороны ушедшего ребёнка – в каком ключе вы обсуждаете эту проблему с клиентами? Особенно когда речь идёт о новорожденных младенцах.

— Часто мамы порой даже не хотят смотреть на своих умерших новорожденных детей, не хотят их забирать, чтобы похоронить. До определённого времени была такая практика у врачей – говорить: «Зачем тебе смотреть?» Но если женщина не хоронила своего ребёнка, у неё в дальнейшем выстраиваются всякие страшные картины. Например, приходила женщина уже по поводу внуков (она достаточно молодая бабушка), но выяснилось, что у неё в первом браке умер ребёнок, но она не стала на него смотреть, не стала его забирать, и потом она начала представлять себе его внешность, потом стала искать в интернете информацию о том, что происходит с телами таких младенцев – кто-то рассказывает, что их используют, как биоматериал, кто-то – что их сбрасывают в общую яму и так далее. И она говорит: «Я стала себе всё это представлять. И как мне теперь с этим жить?» Ко мне приходят семьи, которые уже приняли решение, женщина вышла из роддома и теперь она ищет у меня подтверждения того, что она поступила правильно, отказавшись посмотреть на ребёнка и похоронить его. А вот у верующих людей вопрос, надо или не надо хоронить ребёнка, вообще не встаёт. Поэтому важно, чтобы психологи работающие с такими семьями, имели единый подход и понимали нужность и важность данного этапа. В Германии, если семья поначалу не желает смотреть на ребёнка и хоронить его, ей дают некоторый срок на осмысление своих желаний и действий, за который семья может изменить своё решение. Было бы здорово, если бы мы переняли их практику.

— Если другие дети в семье уже есть, вы с ними тоже работаете?

— Да. С детьми обязательно надо работать. Ведь дети понимают, что происходит. Если родители им не говорят о случившемся, у них формируются неврозы, страхи, причём порой не связанные на прямую со смертью. А родители часто не сообщают детям о смерти сиблинга. Объясняют так: «А зачем?» Особенно, если умирает новорожденный младенец – придумывают какую-то историю или вообще накладывают запрет на эту тему. При этом ребёнок видит, что все плачут, что маме и папе не до него, его могут отправить к бабушке и дедушке. Ребёнок чувствует себя выделенным из семьи, в своеобразной зоне изоляции. И у него появляются какие-то свои фантазии, с которыми ему дальше приходится самому справляться, фантазии ребёнка порой страшней реальности. Так что я считаю, что ребёнку надо обязательно рассказать о смерти его братика или сестрёнки, но найти для этого подходящее время и продумать, какие слова сказать.

— Конечно. Опять-таки, особенно если уже есть какая-то история их общения. И главное: в любом случае ребёнок из-за таких событий в семье тоже может впасть в депрессию. Считается, что если ребёнок прыгает и скачет, значит, ему весело и хорошо. Но он может таким способом оттягивать на себя внимание родителей, чтобы они переключились и им стало весело, а ребенок таким образом, получает для себя «прежних» родителей, таких, какими они были до потери.

— Как вести себя другим ближним тех, кто переживает утрату ребёнка? Что говорить нельзя, а что говорить можно и нужно?

— Скорее, скажу о том, что нельзя. Нельзя говорить сразу после того, как это случилось: «У тебя ещё будут дети». Ведь родители ещё не переплакали, не перегоревали. Нельзя предлагать уйти в работу, забыться, прекратить плакать – то есть нельзя предлагать какую-либо блокировку эмоций. Тем более, нельзя говорить: «Мне надоело, что вы плачете». Нельзя винить, даже если объективно вина родителей в смерти ребёнка есть. Нельзя обесценивать потерю: «беременность была не вовремя», «что ни делается, всё к лучшему» и тому подобное… Самим родителям и так хватает чувства вины, надо их просто поддержать. Вообще трогать эти темы можно только тогда, когда родители сами захотят про это говорить. Что делать нужно? Дать возможность плакать столько, сколько необходимо. Но при этом смотреть, замыкается человек в себе или нет. Если уходит от социума, это тревожный знак. В этом случае нужно звонить, приходить, не оставлять своим вниманием. Разговаривать и главное – слушать, удерживая себя от советов и сравнений: нельзя говорить, что у кого-то всё гораздо хуже, это тоже обесценивание.

— А если человек резко отказывается общаться?

— Если человек живёт один, то нужно всё-таки иногда звонить, просто чтоб сказать: «Я здесь, можешь мне позвонить в любое время». Можно писать СМС, писать сообщения в интернете, в скайпе. Сегодня возможностей много дать знать человеку, что он не один.

— Женщине нужно дать поплакать. А мужчине?

— Мужчины тоже плачут. И здорово, когда мужчина может себя это позволить. Мужчинам я предлагаю, если есть возможность, взять совместный отпуск – для того, чтобы побыть с самим собой, с супругой. Некоторые семьи уезжают – но не ради развлечения, а для того, чтобы выскочить из привычного и травматичного пространства. Мужчине важно знать, чем он может помочь супруге, как отвечать на расспросы окружающих, например: «Да, мы потеряли ребёнка, но сейчас я говорить об этом не хочу». Но это не значит, что он не переживает и мужчине не нужно время для проживания потери.

— Приходят ли к вам люди спустя годы после утраты?

— Надо сказать, что прямо сразу, то есть в остром состоянии горя вообще приходят редко. Но бывает так, что приходят и спустя очень долгий срок. Иногда приходят ведь с другими вопросами, касающимися семейных отношений, а когда я начинаю расспрашивать о прошлом семьи, то выясняется что была утрата ребёнка. И здесь, если человек готов об этом говорить, то либо это прожитая история, и он рассказывает так же, как могу рассказать свою историю я, либо это сильные чувства, эмоции, заново переживается горе, люди говорят: «Мы об этом никому не рассказывали».

— Пожилые люди, когда-то пережившие утрату, могут как-то поддержать молодых с такой же проблемой?

— Конечно. Пожилой человек может сказать: «Посмотри на меня, мне 75 лет. Тебе тяжело сейчас, это нельзя забыть, но пережить можно». Сейчас скажу фразу, которая многих может шокировать в данном контексте: так или иначе, любые переживания обогащают человека. Страдания тоже делают нашу картину мира богаче. И вот тут пожилые люди могу показать это на своих примерах. Но вот когда умирает единственный внук или внучка, у бабушек и дедушек переживания бывают не менее сильные, чем у родителей ребёнка. Это ведь тоже связано с их несбывшимися ожиданиями, они думают о том, что других внуков могут и не дождаться.

— Может быть, вообще одна из главных проблем в том, что мы друг от друга слишком многого ждём?

— Да. А когда наши ожидания и наши фантазии не сбываются, это становится для нас катастрофой. Есть люди, которые готовы быстро перестраиваться, а есть люди, которые не готовы. Конечно, в кризисной ситуации любые несовпадения обостряются.

— Вот есть старая поговорка: «Бог дал – Бог взял». По сути, это краткое изложение фрагмента из библейской Книги Иова. Как вам кажется, раньше люди относились легче к смертям своих детей?

— Мне кажется, да. Было больше упования на Бога и понимания, что человек не в состоянии распоряжаться своей жизнью и смертью в полной мере. И мне тоже приходится говорить клиентам о том, что у каждого из нас свой срок.

— Отсутствие такого понимания не порождает ли гипероветственность?

— Я постоянно говорю об этом на семинарах и вебинарах – не только посвящённых утрате, но и вообще проблемам, связанным с детьми. Всё-таки родителям надо быть в определённых вопросах проще. Извините, но в 50-е и 60-е годы у ребёнка часто был единственный эмалированный горшок. А теперь рассуждают: «Вот, ребёнок не ходит в синенький горшок, давайте купим ему красненький». И маме внушают, что если её ребёнок в полтора года не ходит на горшок, то она плохая мама. И есть ещё момент: раньше женщины рожали сколько детей? Сколько Бог дал. А теперь? Большинство – одного или двух. Притом, что социальные и экономические условия раньше могли быть и гораздо хуже. Поэтому я часто говорю о том, что не надо невротизировать родителей – у них есть ещё и жизнь помимо ребёнка. Для ребёнка это катастрофа, когда жизнь его родителей сосредоточена только на нём. Этому в большей степени подвержены родители детей с особенностями развития. Помню одну семью, в которой младший ребёнок имел очень тяжёлую симптоматику – лежачий, с задержкой психического развития. Он дожил до 10 лет и в этом возрасте мог только лежать и кататься – не более того. Но его папа – врач, мама – преподаватель, оба работали и работают, они не остановили свою жизнь, но и не отдали ребёнка в интернат. Ребёнок жил с ними. Что они сделали? Они обезопасили пространство, в котором он находился, например, сделали ему спальное место практически на полу – чтобы он не упал и не ударился.

— А у этой пары не возникало чувство вины из-за того, что они, возможно, должны были больше заниматься ребёнком, и тогда он достиг бы хоть немного более высокого уровня развития?

— Знаете, я думаю, что такие мысли могут возникать у любого родителя – не важно, здоровый у него ребёнок или больной, живой он или умер. Всегда есть ощущение, что ты что-то недоделал, недодал, не успел, проглядел… Но эта пара всё равно старалась дать своему ребёнку очень много – продолжала заниматься его реабилитацией даже тогда, когда специалисты говорили им, что прогресса не будет. Родители отвечали: «Но он живой, значит, будем делать».

— Вы работаете также и с семьями, в которых есть дети с инвалидностью. А может ли к вам обратиться семья, которая ещё только опасается, что ребёнок или родится с нарушениями развития, или не выживет?

Наш проект предусматривает, что мы подхватываем семью, когда ещё на стадии беременности врачи выявляют, что у ребёнка может быть какая-то патология. Здесь очень важно дать женщине понять, что она не Бог, а мама, и делает максимум того, что может. Если в этот период обращается вся семья, то очень важно помочь всем определиться, что и как в данной ситуации может сделать каждый из них. Когда семья выходит из состояния дезориентации и переходит к реальным действиям, это дает людям возможность видеть и сами эти действия, и их результаты, что в конечном итоге даёт надежду. Ведь есть такая проблема: часто, если женщина рожает ребёнка с теми или иными нарушениями развития, она отгораживается от социума: «Меня никто не поймёт». У неё есть страх осуждения – и действительно, не все окружающие понимают, что происходит. И тут наша задача – восстановить её связь с социумом. Как формировать социальные связи в данном случае? Знакомить семью с другими семьями, у которых схожие проблемы. Семьи могут делиться реальным опытом, адресами медучреждений, организаций, работа которых имеет специфику работы с теми или иными нарушениями. К тому же наше общество в целом всё-таки меняется – и многие семьи с инвалидами получают моральную поддержку от самых обычных людей, своих соседей, например.

Источник

О смерти детей

Источник журнал «Фома»

Так что всё, сказанное ниже, — не утешение. Это – размышление. Горькое – ведь мне, как и всякому батюшке в наше время в нашем месте, не раз приходилось хоронить детей (в маленьком, на немногим более 80 000 жителей, Минусинске – в год около полутора тысяч похорон, и стариков-то мало умирает, всё больше – зрелых и молодых…и, увы, немало детей), — стоишь на кладбище, ёжишься от пронизывающего ветра, выглядываешь: и где она, похоронная процессия, где катафалк? – ан нету катафалка: подъезжает скромная «шестерка», и под мышкой несут маленький ящичек, вроде того, что используют для помидорной рассады… И вот – отпевание, и полные упования слова из Чина отпевания младенцев не особо радуют и обнадёживают, и дым из кадила, как бы ни был хорош ладан, — горек и невыносим…

Как тяжело хоронить своих детей. Смотреть фото Как тяжело хоронить своих детей. Смотреть картинку Как тяжело хоронить своих детей. Картинка про Как тяжело хоронить своих детей. Фото Как тяжело хоронить своих детей

Горькие мои мысли и тревожные. Тревожные – ведь и у меня трое детей. Старшая – совсем взрослая, младшие – еще младшеклассники… Честно говорю: потеряй я одного из них – не знаю, как я смог бы это перенести. Ни за что не ручаюсь, правда.

Но если я за себя не ручаюсь – как жить-то?! Опереться-то – на что, на кого?! И вот оно и есть, последнее отчаяние: «Господи! вот служу я у Тебя священником десять лет, — а вера-то моя слаба! Я верую, — но Ты, Ты Сам, помоги моему неверию! Сам, своими силами, — ну как я выдюжу?! Ты, только Ты!…» (и прочие, как в молитвословах речется, «безумные глаголы»…)

Дети, дети, куда вас дети…

Младенец, коему – нет и года…Венчик бумажный – слишком тяжел для маленького лобика, и к чему всунуто в прозрачные пальчики «рукописание» — молитва о прощении грехов?… и как ответить на немой вопрос родителей –«за что?!» — молодые папа и мама, хорошие, добрые христиане, несколько лет просящие у Бога для них, бездетных (по чьей тоже вине?!) – ребенка; и – вот…

Девочка, около трех лет, — цирроз печени (ну откуда бы. ) Мама спохватилась, — крестил я ее на дому, как раз на Рождество Христово…(Помню, были со мной и сотрудники социальной службы, привезли подарки рождественские, — но девочка, раздувшаяся от водянки, не в силах даже стонать, не то что плакать, почти и не глянула на яркие китайские игрушки, на шоколадки и мандарины…) А через два дня – уже ее хоронили.

Парень 17 лет: саркома…Сгорел быстро, родные не успели понять, что к чему…

Мальчик-дошкольник сгорел в доме, по неосторожности матери… Она была на похоронах, но не смогла выйти из машины. И я – не смог подойти близко, такие чёрные волны горя рвались оттуда; благословил издали…

Как быть, если это произошло? Как быть – священнику, к которому мать пришла и с этим горем, и со страшными, отчаянными вопросами, на которые нет ответа ( а какого труда ей подчас стоит совершить такой приход в храм!…)?

Самое последнее дело – что-то ДОКАЗЫВАТЬ страдающей матери. Логически объяснять и надеяться, что раненое сердце её будет внимать логике… Думается, что священнику, назидающему : «Радуйся! Хорошо, что умер – а то бы вырос и стал безбожником или наркоманом!…», лучше бы подумать, не в осуждение ли себе носит он крест… «Нет, не хорошо, что умер!» – закричит сердце матери – и будет право. Потому что – поверх всех резонов мира сего – живое чувство материнства в ее сердце вложил Сам Бог. Всякая мать ( не говорю о крайних случаях, о патологиях, когда мать равнодушна к судьбе ребенка, — пусть кто-то скажет, что ныне в обществе таким случаям несть числа, но все же они – страшное исключение…) – желает счастья, радости, здоровья своему чаду, а главное – ЖИЗНИ.

И нам – не даст, если будем с Ним…

Желает мама чаду, осознанно или подспудно — той самой вечной жизни, которую и нам даровал, воскреснув, Христос, которую мы, худые чада Церкви, должны бы, по Символу веры, «чаять», но память о которой подчас едва теплится в ожиревшем нашем сердце, полном чаяний совсем о другом, о сиюминутном….

Поэтому – что сказать матери, потерявшей ребенка? Да, сказать правду: он сейчас – на ступень ближе к вечной жизни, чем вы сами. Вряд ли надо говорить, что «ему сейчас хорошо» — как может мама согласиться, что чаду хорошо – без неё? – но что есть реальность, в которой живем мы все, и взрослые, и дети. Разлука тяжела – но она не вечна. Если вы любите свое дитя – то все равно будете с ним, ведь любовь притягивает, как магнит – железо, по выражению одного из персонажей небезызвестного фильма «Матрица», «любовь – не эмоция, любовь – это связь между объектами»….

«Быть вместе с ним», надев петлю на шею? – даже не думайте. Вот в этом случае точно с ним не будете. И боль свою – не утешите, только усугубите.

Но если вы хотите быть вместе с ребенком – а он – у Бога, — то Бога вам не миновать. Употребите жизнь не только на то, чтобы горевать об утрате – но и на то, чтобы измениться самой, войти в эту вечную жизнь и тоже быть с Богом. Только возле Него вы встретитесь с утраченным чадом.

Новый? Насколько наш мир – иной по отношению к чреву беременной женщины?…иной – но тот же самый. Вот так и «тот свет» — тот же самый, хотя и иной…

Мама воскликнет : «А чем ДОКАЖЕТЕ?!»

Вот тут я, правда, не знаю, что сказать… Чем же я докажу. Правда, не знаю. Могу только одно сказать: «Ну так а что ж делать-то нам с вами, родные вы мои?! ну что?! Ну давайте потерпим, поверим Богу на слово!… доживем – а там видно будет!»

Наверное, больше и ничего, уж простите… Страшная она штука, жизнь. Рискованная. Но надо её жить, эту жизнь, надо идти вперед, — ради тех, которых мы любим…

Ещё раз оговорюсь: всё это можно сказать тому родителю, кто расположен СЛЫШАТЬ (а такое устроение человека – уже половина его исцеления от душевной раны). Но – одно предупреждение: ежели ты, иерее, будешь это все говорить ИЗДАЛЕКА, с высоты своего сана, без искреннего сострадания к человеку, — толку не будет. Видишь ли, исцеляет только любовь Христова. А она подается не иначе, как через нашу любовь, как вода к растению поступает не просто так, а по системе капилляров, нарушь которую – и самый щедрый полив пропадет туне, растение погибнет… Бери этого человека на себя, говори, или молчи, или плачь вместе с ним, или просто молись о нем, — как тебе твоя пастырская любовь подскажет… А нет этой любви – кайся. Кричи: «Христе, ну нету любви у меня, сделай что-нибудь! Не оставь нас, грешных! Верую, Господи, помоги моему неверию!» Вера, видишь ли, через которую Господь творит чудеса, — это не просто «нечто и туманна даль», не мифический флогистон, витающий в пространствах, не умозрение, — это орган, мускул внутри человека. А его надо как-то тренировать, прилагать усилия к его шевелению… И, призывая страдающего родителя : «Веруй!» — надо учиться веровать самому, работать атрофированным мускулом. Иначе – ежели не можешь сам плавать, как же утопающего спасёшь.

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *