Как трудно вовремя уйти дементьев
Как важно вовремя уйти
Как важно вовремя уйти.
Уйти,
Пока ревут трибуны.
И уступить дорогу юным,
Хотя полжизни впереди.
На это надо много сил —
Уйти
Под грустный шепот судей.
Уйти,
Покуда не осудят
Те, кто вчера боготворил.
И лишь соперник твой поймёт,
Сорвав удачливые кеды,
Что был великою победой
Тот неожиданный уход.
Статьи раздела литература
Мы используем на портале файлы cookie, чтобы помнить о ваших посещениях. Если файлы cookie удалены, предложение о подписке всплывает повторно. Откройте настройки браузера и убедитесь, что в пункте «Удаление файлов cookie» нет отметки «Удалять при каждом выходе из браузера».
Подпишитесь на нашу рассылку и каждую неделю получайте обзор самых интересных материалов, специальные проекты портала, культурную афишу на выходные, ответы на вопросы о культуре и искусстве и многое другое. Пуш-уведомления оперативно оповестят о новых публикациях на портале, чтобы вы могли прочитать их первыми.
Если вы планируете провести прямую трансляцию экскурсии, лекции или мастер-класса, заполните заявку по нашим рекомендациям. Мы включим ваше мероприятие в афишу раздела «Культурный стриминг», оповестим подписчиков и аудиторию в социальных сетях. Для того чтобы организовать качественную трансляцию, ознакомьтесь с нашими методическими рекомендациями. Подробнее о проекте «Культурный стриминг» можно прочитать в специальном разделе.
Электронная почта проекта: stream@team.culture.ru
Вы можете добавить учреждение на портал с помощью системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши места и мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После проверки модератором информация об учреждении появится на портале «Культура.РФ».
В разделе «Афиша» новые события автоматически выгружаются из системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После подтверждения модераторами анонс события появится в разделе «Афиша» на портале «Культура.РФ».
Если вы нашли ошибку в публикации, выделите ее и воспользуйтесь комбинацией клавиш Ctrl+Enter. Также сообщить о неточности можно с помощью формы обратной связи в нижней части каждой страницы. Мы разберемся в ситуации, все исправим и ответим вам письмом.
Как трудно вовремя уйти дементьев
«Стихи удаются, если созданы при душевной ясности.»
«Поэт — существо легкое, крылатое и священное, и он может творить лишь тогда, когда сделается вдохновенным и исступленным и не будет в нем более рассудка.»
«Нельзя постичь жизнь поэта без знания процесса воображения.»
«В свой час своя поэзия в природе.»
«Весь мир надорван по самой середине. А так как сердце поэта — центр мира, то в наше время оно тоже должно самым жалостным образом надорваться. В моем сердце прошла великая мировая трещина.»
«Поэзия — памятник, в котором запечатлены лучшие и счастливейшие мгновения самых лучших и счастливейших умов.»
«Небольшие жеманные стихотворения раздражают нервы больше, нежели скрип немазаных колес.»
Александр Александрович Бестужев:
«Да, да, в стихах моих знакомых Собранье мыслей — насекомых!»
«Поэзия ― она как рвота. Попробуй, удержи её, Зажми хоть рот, стяни живот, Но всё равно прорвётся, пронесёт. И дырочку ― найдёт.»
«Там, где льются изящные стихи, не остается места суесловию.»
«Хороших стихов мало у кого много.»
«Ты хочешь, чтобы твои песни не умерли? Пой о сердце человека.»
«Поэзия — это солнце, солнце с его темными пятнами и затмениями, освещающее весь мир.»
«Поэзия — это то. что увидел Мильтон, когда ослеп.»
«Кто идет к вратам поэзии, не вдохновленный музами, воображая, что одно искусство сделает его поэтом, тот и сам несовершенен, и поэзия его — ничто в сравнении с поэзией вдохновленного.»
«Все, что поэт пишет с божественным вдохновением и святым духом, то весьма прекрасно.»
Томас Стернз Элиот:
«Поэзия — превращение крови в чернила.»
«Поэзия – это проза среди искусств.»
Мигель де Сервантес Сааведра:
«Не следует обращать внимания на крохотные пятнышки на лучезарном солнце: пусть лучше подумают о том, сколько пришлось пободрствовать Гомеру, чтобы создать произведение, в котором так много света и так мало теней.»
«Историк и поэт отличаются друг от друга не речью — рифмованной или нерифмованной, их отличает то, что один говорит о случившемся, другой же о том, что могло бы случиться. Поэтому в поэзии больше философского, серьезного, чем в истории: ибо она показывает общее, тогда как история только единичное.»
«Великая поэзия нашего века — это наука с удивительным расцветом своих открытий, своим завоеванием материи, окрыляющая человека, чтоб удесятерить его деятельность.»
«В поэзии нет фактов, а есть слова, нет реальности, а есть образы.»
«Стихи если и приносят пользу, то не как стихи.»
«Что мне нравится у поэтов – это поэзия.»
Готхольд Эфраим Лессинг:
«Я давно уже считал, что двор — не место для поэта, который должен изучать природу. Но если пышность и этикет превращают людей в машины, то обязанность поэта — снова сделать из этих машин людей.»
«Стихи делают не из мыслей, мой дорогой. Стихи делают из слов.»
«Поэты имеют то общее с еретиками, что они всегда защищают свои произведения, но что совесть их никогда не оставляет их в покое.»
«Поэзия должна быть странной, Шальной, бессмысленной, туманной И вместе ясной, как стекло, И всем понятной, как тепло.»
«Все поэты — безумцы.»
Джордж Ноэл Гордон Байрон:
«Нельзя вблизи сидящих на престоле Стоять певцу.»
««Шуми левкой и резеда. С моей душой стряслась беда. С душой моей стряслась беда, Шуми левкой и резеда». Все понимают, что левкой не дуб и резеда не липа, шуметь они не могут. И всё-таки это хорошо, а почему хорошо, объяснить невозможно: такова поэзия. И, вспоминая Есенина, я всегда думаю: был поэт…»
«От поэта часто остается одно-единственное стихотворение. Жаль, что неизвестно заранее, какое именно, а то бы можно было не писать всех остальных.»
«Поэт — дитя, он смеется лучшим в мире смехом — смехом сквозь слезы.»
«Проза занимает место в литературе только благодаря содержащейся в ней поэзии.»
«Первый, кто сравнил женщину с цветком, был великим поэтом, но уже второй был олухом.»
«Мы уже в том возрасте, когда любят не поэтов, а стихотворения.»
«Поэзия — это религия без надежды.»
«Эти ваши стихи можно удалить из моего мозга только хирургическим путем.»
Томас Бабингтон Маколей:
«Анализ — не дело поэта. Его призвание — воспроизводить, а не расчленять.»
«Подлинные поэты встречаются со своими персонажами лишь после того, как создали их.»
Вергилий Марон Публий:
«Я не стремлюсь охватить своими стихами все.»
«Поэт – средство существования языка.»
«Поэзия — музыка мысли, доносимая до нас в музыке языка.»
«Стихотворение есть растянутое колебание между звуком и смыслом.»
«Поэт — самая непоэтичная из божьих тварей, ибо он лишен своего липа: он вечно стремится заполнить собой инородное тело.»
«Чтобы наслаждаться творчеством поэта, надо, я полагаю, любить и ту культуру, к которой он принадлежит.»
Томас Стернз Элиот:
«Истинная поэзия воспринимается прежде, чем понимается.»
Владимир Галактонович Короленко:
«Стих прежде всего — гармония.»
«Если век может идти себе вперёд, науки, философия и гражданственность могут усовершенствоваться и изменяться, — то поэзия остается на одном месте, не стареет и не изменяется. Цель её одна, средства те же. И между тем как понятия, труды, открытия великих представителей старинной астрономии, физики, медицины и философии состарились и каждый день заменяются другими, произведения истинных поэтов остаются свежи и вечно юны.»
«Между ученым и поэтом простирается зеленый луг: перейдет его ученый — станет мудрецом, перейдет его поэт — станет пророком.»
«Один безупречный сонет стоит длинной поэмы.»
«Художникам, как и поэтам, издавна право дано дерзать на все что угодно.»
«У поэтов стихи, как дети, рождаются от женщин.»
«Вся скверная поэзия порождена искренним чувством. Быть естественным — значит быть очевидным, а быть очевидным — значит быть нехудожественным.»
«Мастера прошлого работали так старательно над поэзией хайкай, что им удавалось сочинить всего два или три хайку за всю жизнь. Для начинающего копировать природу легко — вот от чего они предостерегают нас.»
«Поэзия — союзное звучание слов, подчёркивающее ритмом своего звучания настроение излагаемой темы.»
Эмиль Мишель Чоран:
«Ветер, который так прекрасно замещает музыку и поэзию. Странно, что в краях, где он дует, ищут каких-то других средств выражения.»
«Мне нечего сказать, и я говорю это, это и есть поэзия.»
Георг Кристоф Аихтенберт:
«У многих людей сочинение стихов — это болезнь роста ума.»
Ралф Уолдо Эмерсон:
«Стихотворение должно состоять из строк, каждая из которых — стихотворение.»
Георгий Валентинович Плеханов:
«Когда поэту не нужен и не понятен окружающий его человеческий мир, то он сам остается ненужным и непонятным для окружающего человеческого мира.»
«Не всякий, кто может писать стихи, — поэт.»
Валерий Яковлевич Брюсов:
«Поэтический талант дает многое, когда он сочетается с хорошим вкусом и направляется сильной мыслью. Чтобы художественное творчество одерживало большие победы, необходимы для него широкие умственные горизонты. Только культура ума делает возможной культуру духа.»
Михаил Аркадьевич Светлов:
«Поэзия — моя держава, Я вечный подданный ее.»
«Знание предмета для поэта то же, что прочность материала для архитектора.»
«Стихи могут быть без ритма, стихи могут быть без рифмы, стихи могут быть без смысла. — но нельзя, чтобы все сразу в одном стихотворении.»
Владимир Галактионович Короленко:
«Поэтический язык — краткий, сжатый, картинный и музыкальный.»
«Первым поэтом был тот, кто сравнил женщину с цветком, а первым прозаиком – тот, кто сравнил женщину с другой женщиной.»
«Науки все корысть на свет произвела, Поэзия одна от чувств произошла.»
«Поэтическое воображение по сути своей не формирует, а деформирует образы.»
«Искусство и поэзия достигают полного развития только благодаря тесному союзу их руководящих представлений с теми познаниями о природе и реальности, которые достигнуты наукой.»
Константин Георгиевич Паустовский:
«Поэтическое восприятие жизни, всего окружающего нас — величайший дар, доставшийся нам от поры детства. Если человек не растеряет этот дар на протяжении долгих трезвых лет, то он поэт или писатель.»
«Поэт — лишь перо в руках окрылённой души.»
«Поэты лгут, но их ложь приятна.»
Федерико Гарсиа Лорка:
«Поэтический образ — это всегда трансляция смысла.»
«Поэзия — удел человека или одаренного, или одержимого.»
«Поэзия — чувство, закованное в броню размера и рифмы.»
«Поэт смотрит на пороки современников как на временное облачение для своих созданий, прикрывающее, но не скрывающее их извечную гармонию.»
«Истинный поэт грезит наяву, только не предмет мечтаний владеет им, а он — предметом мечтаний.»
«Маловысокохудожественные стихи.»
«Что может быть хуже для прирожденного поэта, чем родиться в век разума!»
«Бывают хорошие стихи, плохие стихи и стихи как стихи, последние ужаснее всего.»
Мигель де Сервантес:
«Поэзия подобна нежной и юной деве, изумительной красавице, которую стараются одарить, украсить и нарядить многие другие девы, то есть все остальные науки, и ей надлежит пользоваться их услугами, им же — преисполняться ее величия. Но только дева эта не любит, чтобы с нею вольно обходились, таскали ее по улицам, кричали о ней на площадях или же в закоулках дворцов. Она из такого металла, что человек, который умеет с ней обходиться, может превратить ее в чистейшее золото, коему нет цены.»
«Поэзия — музыка души.»
Лев Николаевич Толстой:
«Поэзия есть огонь, загорающийся в душе человека. Огонь этот жжет, греет и освещает Настоящий поэт сам невольно и страданьем горит, и жжет других, и в этом все дело.»
«Времена великих прозаиков наступали тогда, когда мужчины брились. Времена великих поэтов наступали тогда, когда мужчины носили бороды.»
«Что касается поэзии, она всего лишь тень во времени, которая естественным образом повторяет форму нашего сумеречного сознания.»
Сэмюэл Тейлор Кольридж:
«Ни один великий поэт не может не быть одновременно и большим философом.»
«Поэзия ― любовной страсти дочь И ею во сердцах горячих укрепилась, Но ежели осёл когда в любви горит, Горит, но на стихах о том не говорит.»
«Мы ведь знаем мнение величайших ученых, что разные отрасли знания требуют изучения и наставления, поэтическую же способность создает сама природа, и поэт творит из своего духа и в то же время как бы вдохновляется свыше.»
«Сочинение стихов ближе к богослужению, чем обычно полагают.»
Как трудно вовремя уйти дементьев
© Дементьев А. Д., 2014
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014
По строкам моей жизни
Есть что вспомнить. И о чем поразмышлять
Я бесконечно благодарен своим родителям за то, что они встретились когда-то в Твери и этот живописный край стал моей родиной. Малой, как теперь говорят. Именно в Твери я написал стихи, где есть такие строки:
Как раз посреди России и стоял наш небольшой дом с мезонином, где я провел лучшие годы своей жизни – детство, отрочество и юность. Неподалеку была Волга. Наверное, благодаря ей я с малых лет пристрастился к плаванию и гребле, а зимой к конькам и лыжам. Спорт ковал из меня сильного парня. Не будь спортсменом, вряд ли бы мне удалось спастись, когда однажды я провалился под волжский лед, где до меня уже тонули неосторожные земляки.
Сейчас наш деревянный домик хранится лишь на семейных фотографиях. А на улице, носящей имя великого писателя М. Е. Салтыкова-Щедрина, жившего когда-то неподалеку, поднялись многоэтажные дома. Среди них одиноко бродят мои воспоминания о довоенных мальчишеских радостях, о горьких испытаниях войны и первых литературных увлечениях. Рядом с нашим домом, метрах в двадцати от него, располагалось когда-то кавалерийское училище, курсантом которого был С. Я. Лемешев. Отсюда он уехал учиться в Московскую консерваторию. И я хорошо помню, как великий певец каждый год приезжал в родную Тверь, давал концерты для своих земляков в местном Колонном зале. Именно ему я обязан ранним увлечением музыкой – как классической, так и народной. Я рос среди мелодий. Мои дед и мама, которые хорошо пели, были страстными поклонниками Лемешева. И эта любовь передалась мне. В нашем доме бесконечно звучали арии и романсы в исполнении Сергея Яковлевича. Старенький патефон просто изнемогал от перегрузок. Может быть, потому на мои стихи написано так много песен, что с детства я почувствовал ритм и внутреннюю музыку слова.
Был у меня еще один отчий дом, в деревне Старый Погост, куда каждое лето я уезжал на каникулы к бабушке. Места там поразительные – маленькая речушка извивалась между обрывистыми берегами, с которых мы прыгали в прохладную и прозрачную воду, местами заросшую кувшинками и белыми лилиями. А «русский лес до небес» манил нас, мальчишек, своей загадочной зеленой тишиной и, конечно же, грибами и ягодами. Все это стало потом моей поэзией…
В 1936 году я пошел в школу, сразу отстав по болезни на целых два месяца. Но учился хорошо. Наши учителя были добры к нам и терпеливы. И хотя из детства мы перешли в войну и жизнь посуровела, она не стала для нас менее дорогой.
Уроки в те годы начинались со сводок Совинфорбюро, и карта, висевшая в нашем классе, была утыкана красными и синими флажками. Все жили тогда фронтом…
И, когда пришла долгожданная Победа, я уже заканчивал школу, сдав экстерном девятый класс, чтобы скорее стать самостоятельным. Потому что жили мы трудно и бедно. Мама одна воспитывала меня. Отец был арестован по печально знаменитой тогда 58 статье. Именно из-за отца и его братьев, которые тоже мотались по тюрьмам и лагерям, мне было отказано в поступлении сначала в Военно-медицинскую академию, а потом в Институт международных отношений.
Я поступил в Калининский педагогический институт (ныне Тверской государственный университет), откуда через три года по рекомендации известных советских поэтов Сергея Наровчатова и Михаила Луконина перешел в Литературный институт, выдержав творческий конкурс (15 авторов на одно место). Все эти нелегкие годы я чувствовал себя счастливым человеком. Еще бы! Быть студентом всемирно известного Литинститута – это ли не счастье для пишущего юнца?! Нам преподавали классики – Валентин Катаев, Константин Паустовский. Мы слушали лекции Твардовского, Симонова, Эренбурга, Исаковского, Бонди, Маршака… Но стихи писались тяжело, потому что надо было догонять упущенное в войну время, когда мы не имели возможности ни много читать, ни ходить на спектакли, ни вообще нормально жить.
С дипломом Литературного института я вернулся в родной город Калинин и только там почувствовал себя поэтом. Стали выходить книги, пришла известность. Все давалось нелегко – днем я трудился в редакции, ночью писал. А годы-то совсем молодые. Хотелось и погулять, и за девчонками поухаживать. И спорт не бросать. Я женился, родилась дочь Марина… Но все больше меня тянуло в Москву. Я понимал, что центр поэтической вселенной там, в столице. Помню, как-то заговорил об этом со своим земляком и старшим другом Борисом Николаевичем Полевым. Он гениально ответил: «Переезжайте в Москву, старик. Но помните, Москва – жестокий город. Пройдет стадо бизонов, на морде одни копыта останутся. Выдержите?»
Я выдержал. И работу в аппарате ЦК ВЛКСМ, где жили по непривычным мне законам бюрократии, но где в то же время учили меня мужскому братству и закаляли характер. И улюлюканье некоторых собратьев по перу вослед моей книге «Азарт», удостоенной в 1985 году Государственной премии СССР. Выдержал и предательство друзей, оставивших меня на другой же день, как я перестал быть главным редактором журнала «Юность», где они все так охотно печатались.
Но хорошего было больше. Были незабываемые поэтические вечера в Политехническом и в Лужниках, в сельских домах культуры и в знаменитом зале Чайковского. Двадцать один год я отдал журналу «Юность», который в те времена был поистине властителем дум. Каждый день я приходил в редакцию в ожидании чуда… И чудес хватало. Их творили наши авторы – Борис Васильев и Владимир Амлинский, Анатолий Алексин и Владимир Войнович, Андрей Вознесенский и Евгений Евтушенко… Всех не перечтешь. Но главное – мы, как повивальные бабки, принимали роды новой литературы: Тоболяк, Поляков, ершистые поэты из завтрашней классики. Сейчас я вспоминаю о тех годах с нежностью и грустью. А моя личная творческая жизнь шла своим чередом. Выходили книги. Стихи переводились на разные языки. Меня награждали, избирали, как водится, завидовали. Вся страна слушала и пела наши с Женей Мартыновым песни – «Отчий дом», «Лебединая верность», «Аленушка». Незаметно я становился мэтром в общем музыкальном доме. На мои стихи писалось все больше и больше песен. Арно Бабаджанян, Раймонд Паулс, Владимир Мигуля, Евгений Дога, Павел Аедоницкий были моими соавторами. Да и не только они. Я стал получать немалые гонорары. Популярность в те годы в стране Советов оплачивалась высоко.
В один из моих первых серьезных юбилеев с легкой руки фотокорреспондента ТАСС, опубликовавшего во всех газетах снимок поэтического вечера, к моей главной профессии – поэт – добавилось расхожее слово «песенник». Я испугался этого и перестал писать песни. Тем более что вскоре ушел из жизни мой первый композитор Евгений Мартынов. Меня вовсе не унизило слово «песенник». Просто я почувствовал опасность скатиться в тексты, потому что музыканты были очень уж нетерпеливы. А я привык работать не торопясь, подолгу, и поток меня не устраивал.
А ныне я вновь затосковал по мелодиям и стали появляться мои новые песни, как правило, написанные на стихи из сборников.
За эти годы вышло уже много книг. Последние по датам – «Виражи времени» (издательство «Молодая гвардия») и «У судьбы моей на краю» (издательство «Воскресение») выдержали по нескольку изданий. Меня это радует. И не только потому, что лично я, поэт Андрей Дементьев востребован. А прежде всего потому, что в России возрождается интерес к поэзии вообще, который не подавила наша тяжелая и непредсказуемая жизнь.
Как трудно вовремя уйти дементьев
Войти через соцсети:
Если нет своего аккаунта
Если у вас уже есть аккаунт
С.КОРЗУН: Сергей Корзун — это я. Всем привет! И мой сегодняшний гость — поэт Андрей Дементьев.
Андрей Дмитриевич, добрый вечер.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Добрый вечер.
С.КОРЗУН: Человек, который написал «Я ничего и никому не должен, поскольку никогда не жил в кредит». Но это было давно. А, между прочим, вот в эти, в годы, «тучных коров», до нынешнего кризиса, неужели кредитами не пользовались никогда?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Нет. Старался зарабатывать.
С.КОРЗУН: Даже машину не брали в кредит?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Нет, в кредит ничего никогда не брал.
Вот эти стихи, которые вы процитировали, 2 строчки, эти стихи написаны в 90 году, где-то в это время, когда всё это началось, этот весь+ перестройка, и когда я очень переживал, когда начали рассыпаться напополам театры, и Союзы писателей, наш журнал, там и так далее. Ну вот, я написал эти стихи.
С.КОРЗУН: Лариса, кстати, «любительница поэзии из Самары», — представилась так, приславшая как раз этот вопрос по Интернету. Она спрашивает: «В России сменились два президента. Ваши строки по-прежнему звучат актуально? (Знак вопроса), или вы что-то хотели бы в этих стихах изменить?».
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Ну я стихи никогда не меняю. Дело в том, что стихотворение, которое имеет в виду Лариса, — «Помогите президенту», видимо, да?
С.КОРЗУН: Я ничего никому не должен,
Не должен клясться в верности стране», Вот это, да. И про президента тоже тут есть вопрос.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да, да, да. А это стихотворение я прочту, потому что это принципиальные стихи. Понимаете, мы тогда+
С.КОРЗУН: Вот, как мы параллельно готовились: у меня стихи и у вас стихи. Только у меня — ваши, а у вас — свои. Только в этом разница.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да вот, я хочу прочесть:
Я ничего никому не должен,
Не должен клясться в верности стране
За то, что с ней до нищеты я дожил,
За то, что треть земли моей в огне.
Это вот тот период, когда всё рассыпалось.
Я ничего и никому не должен,
Мне молодые волки не указ.
Они, конечно, много нас моложе,
Но вовсе не талантливее нас.
И новый мир по-старому ничтожен
Среди своих раздоров и корыт.
Я ничего и никому не должен,
Поскольку никогда не жил в кредит.
Ну, имеется в виду «в кредит» — значительно шире, чем+
С.КОРЗУН: Ну, понятно, что я понизил немножко вопрос, да. Но вопрос о кредитах и о кредите доверия тоже не последний.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Эти стихи, это для меня очень были важные стихи.
С.КОРЗУН: А сейчас, что изменилось?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Ну, много изменилось. Вы знаете, с тех пор прошло уже много лет, и я успел пять лет после этого поработать в Израиле, и после этого+
С.КОРЗУН: Шефом бюро Второго канала.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да, шефом Российского телевидения, да. И у меня вышло много книг за это время. Вот, в частности, у меня вышла книга, двухтомник вышел, особенно второй том, я сегодня буду рассказывать, это так или иначе, с этим томом связано. Это историческая, то есть, автобиографическая проза, мемуары, проще говоря, воспоминания. Я никогда не вёл дневников, и поэтому всё, что вот вспоминалось, всё, что происходило в моей жизни, я впервые в жизни вот так описал это в этом томе.
С.КОРЗУН: То есть, силы документа не имеет, но это ваши воспоминания, то, что вы помните об этом времени.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да, да. Я думаю, что ведь любая правда, которую человек передаёт другим, — это всегда как сила документа, такого чисто духовного, не знаю там, ну личностного и так далее. И в этом смысле вот там все эти периоды, все эти, и в том числе Израиль — всё отображено, и я отсылаю моих радиослушателей вот как раз к этому тому, если что-то хочется узнать больше, чем я сегодня скажу.
С.КОРЗУН: Андрей Дементьев, гость программы «Без дураков» на «Эхе». И один из наших экспертов, мы отсылаем вас, Андрей Дмитриевич, к довольно давнему периоду, одному, наверное, из самых ярких в вашей истории, сейчас ваше мнение услышим. Но сначала — Аркадий Арканов.
А.АРКАНОВ: Про Андрея Дементьева я бы мог говорить много, но на это не хватит, наверное, и двух передач. У меня с ним сложились взаимоотношения очень давно, с того момента, когда он стал главным редактором журнала «Юность».
При его руководстве был опубликован у меня роман в 86-м году. С большими трудностями проходил, но Андрей замечательно провёл весь этот период подготовительный, для того, чтобы не подставить борт цензуре. И роман, который назывался «Рукописи не возвращаются», был опубликован.
Потом у нас установились взаимоотношения с Андреем близкие, приятельские. Мы можем с ним не видеться год, а потом мы перезваниваемся, а потом мы встречаемся специально, или не специально. И такое ощущение — мы и не расставались, такое ощущение, что мы продолжаем прерванный диалог.
С.КОРЗУН: Аркадий Арканов.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Очень приятно! Мне очень приятно слышать Аркадия. Мы с ним дружим, и последний раз мы виделись с ним совершенно случайно в Соединённых Штатах Америки, в Нью-Йорке. Я прилетел туда по делам, и вдруг мне позвонили и сказали, что здесь Арканов, он очень хочет, чтобы вы увиделись. И мы увиделись, и посидели весь вечер, и вспомнили, в том числе и те годы, когда работали в «Юности», и когда он печатался там, и когда наша молодость была так, как-то покрепче, чем нынешняя жизнь.
С.КОРЗУН: Вы с удовольствием вспоминаете «Юность»? А со всеми поддерживаете хорошие отношения? Вы же публиковали тогда Аксёнова, Ахмадулину, Васильева, Войновича, Максимова, Некрасова, Окуджаву, Филатова и многих, многих других, других.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Владимова, да, Горинштейна, Юрия Полякова, ну, многих, многих публиковали. И практически со всеми. Василий Аксёнов, к сожалению, сейчас очень болен, со всеми поддерживаю хорошие отношения. Вот, если они+
С.КОРЗУН: А с Евтушенко? Вы его то публиковали, то не публиковали?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Ну, вы знаете, с Евтушенко было очень сложно. После того, как мы первый раз с ним так вот как-то столкнулись, на этих вот редакционных площадках, было очень сложно, потому что я снял его стихи, я ещё был первым заместителем главного редактора, главным редактором был Борис Полевой. Но он мне всю поэзию отдал на откуп, потому что он в этом не очень как бы разбирался, как он говорил. Вот. И я снял подборку Евтушенко.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: А мне показалось, что там два стихотворения такие спекулятивные и маловыразительные. И Полевой согласился со мной. И у нас был такой неприятный разговор. Мы выясняли мужские отношения с Евтушенко. И, тем не менее+
С.КОРЗУН: Кулаками, что ли, как это — мужские отношения?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да нет, ну что вы! Мы разговаривали серьёзно, круто вот так вот, да. Руками — чего там!
С.КОРЗУН: С использованием, да, не совсем цензурных выражений?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Нет, нет, нет! Всё было вежливо, всё было нормально.
С.КОРЗУН: Поэзией, строками перебрасывались?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Просто выяснили отношения, после чего он всё-таки сделал, как я просил, мы его напечатали. А после этого он вдруг мне лично принёс поэму «Северная надбавка». Он как-то поверил в искренность, наверное, мою. Потому что я, может быть, с ним никто так не говорил резко по поводу стихов. Я имел право — это моя точка зрения, мог соглашаться, мог не соглашаться. Но, тем не менее, но он всё-таки согласился, и принёс поэму. Замечательная поэма! Одна, по-моему, из лучших его поэм «Северная надбавка».
Тогда это был, знаете, как гром среди ясного неба, потому что она была очень острая. Она была о жизни людей, которым трудно жилось, молодым, что бесперспективно было всё, как-то сложно очень. И Полевой был в больнице. Я взял на себя публикацию, и послал в набор. Остановили журнал. Остановили журнал.
С.КОРЗУН: Он не вышел, в итоге, не вышел, не вышел+
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Нет, нет, всё было сложнее. Он улетел в это время в Ригу, и меня вызвали в ЦК КПСС, тогда это было время ещё, да, подцензурное, вот. И я отстоял поэму, отстоял.
С.КОРЗУН: И поэтому потом Евгений Александрович радел за вас в ЦК, как гласит легенда, при назначении на пост главного редактора. Это правда, да?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Нет, это не легенда. Это я узнал спустя два года после того, как меня назначили главным редактором, после смерти Бориса Полевого. Я узнал об этом случайно, просто от человека, который имел к этому отношение, что он послал телеграмму Брежневу, что «Главным редактором должен быть только Андрей Дементьев».
Я ему, конечно, благодарен. Хотя вопрос решился, слава Богу, всё так вот, но думаю, что не без его помощи, потому что его слово — он выдающийся поэт, и общественный деятель, и к нему прислушивались. Вот так было. Одну поэму я его не напечатал. Да! Я ему вернул!
С.КОРЗУН: Госпремию, да, получил. В «Новом Мире», по-моему, напечатал.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да, напечатал в «Новом Мире», его наградили Государственной премией.
Я об этом как раз и рассказываю подробно вот в этом в томе Мемуаров. И вы знаете, я голосовал «за», потому что я был членом Комитета по Ленинским Государственным премиям. Я голосовал «за». Тайное голосование было.
Почему «за»? Потому что я считал, что Евтушенко давно должен был получить Государственную премию, скажем, даже за поэму «Братская ГЭС», которая тоже была напечатана в «Юности» до того.
И надо отдать должное Евтушенко, он как-то не копил в себе обиды, он подошёл ко мне, значит, когда уже вручали премии там, и сказал: «Давай, выпьем шампанское. Я знаю, что ты голосовал «за». Я говорю: «Откуда? Это тайное голосование», (смеётся).
С.КОРЗУН: Всё тайное становится явным.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: И так у нас с ним очень хорошо сложились отношения. И потому что всё было на таком, знаете, как бы, таком на мужском, настоящем замесе. То есть, мы говорили друг другу в глаза то, что считали нужным сказать. Даже, если это было неприятно кому-то из нас двоих. Но так, иначе невозможно было работать.
С.КОРЗУН: А как же говорят, что поэты между собой не особенно дружат и ревнуют друг друга? А вы были как раз и в двух ипостасях — и сами писали, да ещё и могли опубликовать, или не опубликовать кого-то?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Вы знаете, поэты, конечно, и дружат, и не дружат. И есть ревность, и есть, наверное, у кого-то зависть, но у меня складывались хорошо, нормально отношения даже с теми писателями, которым я возвращал рукописи.
Вот был такой Александр Говоров. Он и поэт был, и прозаик. Я вернул ему повести. И, тем не менее, он как-то не затаил ни обиды, ничего.
И в то же время было, когда от меня зависело — напечатать, или не напечатать кого-то.
Я помню одна из поэтесс в «Литературной газете», я ещё был заместителем главного редактора, она напечатала статью, где она меня как-то, за что-то там ругнула. А как раз лежала её подборка, вот. И Полевой пришёл ко мне в кабинет, положил газету «Литературную» и сказал: «Вот эту девушку печатать не будем». Я сказал: «Наоборот, Борис Николаевич, мы её будем печатать — она человек талантливый, и стихи хорошие. Мы её напечатаем. А, если мы не напечатаем, это значит, как бы такая мелкая месть». Да, мы напечатали её.
Я старался, простите, что я об этом говорю. Но я старался, вот как-то подняться. Это очень трудно, очень тяжело подняться над какими-то личными обидами там, личными симпатиями, антипатиями.
Дело всё в том, что главный редактор — это профессия. Это человек, который должен уметь отказать, уметь вернуть, и уметь порадоваться, и уметь посочувствовать, и уметь+Ну, понимаете? Это как бы, вот для меня каждое произведение, особенно талантливое, для меня была такая радость, как будто я принимал участие в написании этой рукописи.
С.КОРЗУН: В родах, как будто.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да, да. Я думаю, что другого не должно быть. И только так можно руководить журналом.
С.КОРЗУН: Андрей Дементьев в программе «Без дураков» на «Эхе Москвы».
Время работы в «Юности», ну понятно, что лучшее время ещё впереди, но, тем не менее, из того, что было, лучшее время в вашей жизни?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Очень, очень дорогое время! 21 год.
С.КОРЗУН: То есть, оттуда+
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Я отдал, из них 12 лет — главным редактором. Причём, тяжелейшие времена были, тяжелейшие! Это ещё было+
С.КОРЗУН: Вот тут и спрашивают, как вы не боялись печатать тогда вот тех, кого я перечислил.
И нужно было огромное гражданское мужество, чтобы печатать их произведения.
Это Полина, редактор из Москвы спрашивает: «Расскажите, как пробивали? Какие аргументы приводили?».
На самом деле, были ли случаи, когда вы хотели опубликовать, но не смогли, потому что не разрешили?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Один случай был. Вот за всю мою жизнь в журнале был один случай.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Я тоже об этом рассказывал уже, и здесь в этой книге есть. Это, когда «Собачье сердце» не удалось мне напечатать, потому что у нас был очень большой тираж, и ЦК КПСС, и цензура встали насмерть, чтобы+ А я уже объявил в «Литературной газете», что буду печатать «Собачье сердце». И тогда они, чтобы как-то смягчить ситуацию, а имейте в виду, что журнал «Юность» имел такую популярность! И, кстати сказать, мне помогали в том, чтобы пробивать острые, такие серьёзные, иногда нелицеприятные для власти произведения, мне помогали читатели. Потому что было такое мнение о журнале, была такая у него репутация высокая, такое влияние, такой авторитет, что не считаться с этим не могли, потому что за этим стояли миллионы людей. Только подписчиков было 3 миллиона с лишним там. А сколько, если считать читальные залы, семьи? Да это где-то 20 миллионов с лишним читали нас. И это была колоссальная сила.
И «Собачье сердце» я не напечатал. Я даже хотел уходить, хотел подать в отставку. Но мне позвонил+
С.КОРЗУН: Что удержало?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да, да, просто от обиды, потому что я не выполняю+
С.КОРЗУН: Ну, понятно, а что удержало от отставки?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: А я вам скажу: потому что мне позвонил Гриша Бакланов. Мы с ним учились вместе в Литературном институте. Он в то время был главным редактором журнала «Знамя». Он мне позвонил и сказал: «Андрюш, мне позвонили вот там из ЦК, да? Но мы все же жили в одинаковых условиях, мне позвонили и сказали, что ты будешь печатать «Собачье сердце». «Юность» не будет: у неё очень большой тираж. Ты не сердись, старик, но+». Я говорю: «Да я не сержусь. Слава Богу, что будет напечатано! Потому что это замечательное произведение Булгакова». Вот так было.
С.КОРЗУН: А кто ваш личный цензор был? Про Пушкина мы знаем, а про вас не знаем. Ну, не ваши именно, а материалы «Юности»? И опять так немножко я увожу в сторону.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Вы знаете, там ведь это такие были люди+
С.КОРЗУН: Ну, штаб был. Понятно.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да, да. Это ЦК КПСС, прежде всего.
С.КОРЗУН: Идеологический отдел?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да, Идеологический отдел, конечно. Это секретарь ЦК, тогда был Зимянин, это Александр Николаевич Яковлев, тогда он был член Политбюро, это Главлит так называемый, цензура по-нашему, он на правах отдела ЦК был. И там в этом отделе, в этом Главлите работал один хороший человек, образованный — Солодин Владимир Алексеевич, который, вот он в силу своей интеллигентности, в силу своей образованности, знаете, начитанности, культуры, и, может быть даже характера, он помогал мне иногда. Он старался как-то быть таким амортизатором, что ли.
Но с другой стороны, ничего же не оставалось, если хочешь печатать, то значит надо и пороги обивать, и добиваться, и доказывать, и ругаться, и брать на себя, и никуда ничего не выйдет.
С.КОРЗУН: Андрей Дмитриевич, что самого ценного вынесли из того, взяли с собой из того периода? Наверное, жену, молодую жену, которая сейчас с вами?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да. Она проработала со мной 20 лет. Она пришла школьницей в наш журнал. Красивая девочка. Вот. И очень талантливый человек. И, кстати сказать, смелый человек. Она делала интервью с Василием Аксёновым, с Борисом Горинштейном, с Владимиром Максимовым. Вот. И печатала, и приносила, и мы это всё печатали. Это было всё очень ярко, интересно, толково. Поэтому, когда я уже уходил из журнала, и когда коллегия вся ушла, она тоже ушла вместе со мной. И тогда мы поженились.
С.КОРЗУН: Угу. А до этого она ещё наблюдала за вашими предыдущими романами, как я читал в одном из интервью. (Смеётся).
А.ДЕМЕНТЬЕВ (смеётся): Да какие романы? Я просто был женат. Романов и не было там. Потом, некогда было заниматься романами, понимаете, я настолько был увлечён работой в журнале, настолько мне было интересно там, и столько это отнимало времени, что мне тут не до чего.
С.КОРЗУН: А увлекающихся женщины и любят, в общем.
Четыре супруги у вас? Четыре разные жизни, или всё-таки жизнь одна и по-разному строится?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Я считаю, что у меня одна. Да. Потому что это, ведь как человеку повезёт: один сразу находит того единственного друга, который с тобой будет всю жизнь, которому ты доверяешь, который тебе помогает, с которым как бы одно целое. Вот. А другие, как я, например, идут по не тем дорогам, потом всё-таки находят.
Я счастлив, что я всё-таки 15 лет уже вместе, я счастлив, что мы нашли друг друга, потому что и не разочаровались, и у нас общие интересы. И у неё филологическое образование, она — человек очень образованный, начитанный. И у меня, и у нас общие интересы были с журналом. То есть, вы понимаете, здесь всё сошлось.
Мало того, мы ещё и созвездие Рака. Мы оба Раки.
С.КОРЗУН: Значит, в одном направлении движетесь?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да, в одном направлении движемся, да.
С.КОРЗУН: А с предыдущими супругами поддерживаете отношения?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Ну, как вам сказать? Поддерживаю.
С.КОРЗУН: Друзьями остались, вот, как говорят, или не совсем?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Не скажу, что друзьями. Первая моя жена. Это было совсем, нам было там по 18 лет.
С.КОРЗУН: Студенческий брак, да. 18 лет.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да, 18 лет, практически мы и не жили-то, как следует. В общем, да, я уехал, она уехала. Вот.
А вторая жена у меня живёт в Петербурге. Растёт, то есть, там уже выросла дочь моя. У нас с ней нормальные, интеллигентные отношения.
Вот третья жена здесь живёт, в Москве.
С.КОРЗУН: Ну, до Максима Дунаевского вам ещё далеко: у него было 7 жён.
С.КОРЗУН: Не собираетесь догонять-то? Нет?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Нет, не собираюсь уже.
С.КОРЗУН: Андрей Дементьев — гость программы «Без дураков» на «Эхе Москвы».
И продолжение нашего разговора после выпуска НОВОСТЕЙ, примерно через две-три минуты.
С.КОРЗУН: А я напоминаю, что мой сегодняшний гость — поэт Андрей Дементьев.
Андрей Дмитриевич, раз мы уж начали о корнях, об истоках в какой-то степени, о родителях скажите два слова. Да можно не два слова, а побольше. В какой семье вы выросли?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Родители мои прожили довольно долгую жизнь оба — и мама, и отец, Марья Григорьевна и Дмитрий Никитович до 90 лет почти.
Отец был агрономом. Он отсидел в своё время.
С.КОРЗУН: За несколько колосков, как говорится, или за что?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да, вы знаете, и все его братья. Там четверо братьев тоже сидели. Двое погибли. Дед у меня погиб в лагере. Отец вернулся, слава Богу. И после этого ещё долго прожил, работал.
Они были удивительные люди. Для меня просто самые дорогие, потому что, потому что у нас было какое-то такое духовное единение. Такое родство, мы были даже друзьями, если можно так сказать.
И потом отцу я бесконечно благодарен за то, что он меня приучил к чтению с самых малых лет, лет с трёх. Понимаете? Вот. И мне, конечно+ Я много написал о них и стихов, и вот в воспоминаниях у меня в этой книге. И мне всегда дорого вспоминать о них, потому что мало того, что дали жизнь, как всем нам дают родители жизнь, они ещё дали мне такую путёвку в жизнь. Они так мне помогли себя найти в этой жизни, что это не забывается.
С.КОРЗУН: То есть, они к литературе и поэзии отношения никакого не имели, они просто вот дали вам возможность получить и образование, и всё остальное?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да. Причём это было трудное время. Знаете, меня не принимали в институты в некоторые, в которые я хотел, потому что отец сидел, братья его сидели, а я такой, знаете, законопослушный, я во всех анкетах писал: «Репрессированы родственники». А их там шесть человек. Вот так было.
С.КОРЗУН: Член семьи врага народа? Или как это говорилось? Да.
А мама, чем занималась?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Мама она долгое время просто воспитывала меня, помогала мне как-то встать на ноги. Потом она работала, работала в разных организациях таких. Тогда ещё был такой Сельхозотдел, там такие вот какие-то организации. Ну, служащая была практически, понимаете? Вот так.
С.КОРЗУН: Вы же в Калинине, в Твери долгое время прожили?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да. Я там родился, и прожил до института там. А потом, когда закончил Литературный институт, вернулся обратно в Калинин по рекомендации, кстати, и по совету Бориса Полевого. И прожил там 15 лет. И там у меня вышли первые книги, и там я вступил в Союз, и всё оттуда начиналось.
А потом приехал в Москву.
С.КОРЗУН: В Москву уже на комсомольскую работу? Вы же были в ЦК ВЛКСМ, по-моему?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Я приехал на комсомольскую работу, да.
Я был в ЦК ВЛКСМ заместителем заведующего отделом пропаганды.
С.КОРЗУН: Ага. Но это не идеологический отдел. Цензуры не осуществляли тогда.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Нет, вы знаете, для меня, человека, который был из провинции, прожил уже до 30 с лишним лет в провинции, конечно, это всё было в столице, это всё было внове, всё было как-то так необычно. Но я горжусь тем, что свою работу в Центральном Комитете комсомола я начал с каких-то добрых дел. Я добился, отстаивал книгу Булата Окуджавы, когда её выбросили из плана издательства «Молодая гвардия», потому что он подписал письмо. А это 68 год, подписал письмо против ввода танков в Чехословакию. И я помню, по своей собственной инициативе поставил вопрос на бюро ЦК ВЛКСМ о националистических тенденциях и таких вот уклонах националистических и даже антисемитских в журнале «Молодая гвардия» к тому времени. После чего там сменилось руководство.
То есть, это, в общем, так или иначе вся работа была связана вот и с литературой в том числе. Потому что я по долгу своей службы руководил всей печатью нашей молодёжной.
С.КОРЗУН: Рассказывают о вашем разговоре с Булатом Окуджавой, таком шутейном, или не шутейном, когда он спросил: «Что нужно сделать, чтобы дачу построить?», а вы только что построили, и вы сказали: «Песенки надо писать, Булат!». Было такое?
А.ДЕМЕНТЬЕВ (смеётся): Да было! Знаете, как это было?
Я получил квартиру от Союза писателей в том же доме, где жил уже Булат. И, когда, значит, мы вдруг в лифте встретились, и он был со своей женой с Олей, и он меня представил ей. А она сказала: «Это вы тот самый, значит, Андрей Дементьев, который купил дачу в Пахре за миллион?». А я говорю: «Почему за миллион? За два!». Да. Всё это шутя было. Булат засмеялся и говорит: «Слушай, Андрюша, а тут деньги действительно большие, наследство получил?».
Я говорю: «Да нет, Булат, песни надо писать, понимаешь? За них гонорар дают большой». Это была такая шутка. Он рассмеялся очень.
С.КОРЗУН: Что, серьёзно были большие отчисления за песни? Вот то, что роялти называется, знаете?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да, да, 4 с половиной процентов были отчисления. А у меня в это время появилось много песен. Мы с Мартыновым написали много песен. И с Паулсом потом, и с Мигулей, и там пошли песни, и шли эти отчисления. И, конечно, это мне помогало очень. Но я всё равно служил и работал. Я всегда был на зарплате.
С.КОРЗУН: А могли бы не служить и не работать в принципе, на эти отчисления?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Знаете, я человек общественный. Мне всё это интересно было. Я работал в журнале, работал в ЦК, потом я работал в издательстве там, понимаете? Ну, мне интересно, мне как-то казалось, что будут какие-то пустоты во времени. Я должен их заполнять. Но это отнимало, конечно, время от творчества.
Вот, скажем, когда я работал в журнале, я очень мало писал, очень мало, потому что просто не было возможности. Но это было интересно.
И Булат потом этот разговор вспоминал. А кто-то, по-моему, по-моему, Юлий Ким на полном серьёзе об этом рассказал, что, значит, я посоветовал ему писать песни Булату, но Булат такие песни не мог писать, как Дементьев. Он писал такие песни патриотические. (Это он про меня так: патриотические).
Я думаю, если бы Булат это услышал этот разговор, он тоже опять бы рассмеялся. Почему? Потому что «Баллада о матери», «Лебединая верность», «Алёнушка», «Яблоки на снегу», там «Отчий дом». Какие там? Это песни лирические, я вообще лирик по натуре, понимаете? И книги мои, в основном, всё-таки это книги лирических стихов.
С.КОРЗУН: А любимая из песен, какая?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да вы знаете, я песни свои люблю, просто не за стихи даже. Я люблю за ту музыку, которая создаёт настроение. А стихи уже они как-то гуляют.
С.КОРЗУН: О! Скромно. А, когда слышите что-нибудь говорят: «О! Это+». Чувствуете? Это — я, поэт Андрей Дементьев написал! Все считают, что народная, а написал я на самом деле!». Есть ощущение гордости и причастности?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Ну, вы знаете, просто, когда ты видишь, что эта песня поётся, что она слушается, что она нужна. Вот буквально вчера был вечер, и вёл его Кобзон. Вечер музыкальный, посвящённый юбилею его аккомпаниатора, такой есть Алексей Евсюков, и они с ним 30 лет вместе работают. И Кобзон пел одну из моих песен. Там две он пел. Но вот одна очень известная — танго «А мне не надо от тебя». И, конечно, я, когда вижу, что зал и подпевает, и аплодирует, конечно, приятно, чего говорить?
С.КОРЗУН: Ну, известность всегда была приятна? Вы же человек, ну, собственно, известны были и в советские времена, и когда угодно. И шефом бюро работали, тоже, в общем, светились много. Я уж не говорю о вашей отдельной карьере телеведущего.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Вы знаете, Серёжа, я вам честно скажу, что приятно, что ты востребован. Понимаете, в любой работе, особенно в такой общественной, в такой публичной работе, в такой, как писательство, да, как литература, конечно, надо быть востребованным, и надо, чтобы тебя знали, чтобы тебя хотели читать, и чтобы к тебе относились. Потому что иначе тогда чего? Если не получается этой обратной связи, тогда меняй профессию. Тут это закономерно. И я как-то к этому, знаете, не то, чтобы привык, но я не обращаю такого внимания, что ах! Ох! Нет, работаешь, работаешь, работаешь. Если это нужно, если это кому-то помогает, если кому-то интересно, а многим интересно — я сужу по тиражам книг, по переизданиям, то, конечно, это счастье. Это счастье!
С.КОРЗУН: Андрей Дементьев, мой сегодняшний гость, напомню.
И мнение телеобозревателя Александра Мельмана об одной из ваших экранных инициатив.
А.МЕЛЬМАН: Я очень уважаю Андрея Дмитриевича Дементьева. Я вырос на тех песнях, таких, которые он писал.
Что же касается того, что он делал для телевидения в передаче «Народ хочет знать», которую он несколько лет вёл вместе с Кирой Прошутинской, мне кажется, это было очень интересно, потому что он всегда давал некое резюме в конце передачи.
И я в своё время помню, когда Андрея Дмитриевича отстраняли от этой программы, то написал статью в его защиту, потому что я искренне считал, что это неправильно.
Но, когда я увидел, как идёт эта передача в новом формате, с одой Кирой Прошутинской, мне кажется, она стала, ну что ли, более динамичной, может быть, более современной.
С другой стороны, конечно же, Андрей Дементьев в той программе, его заключительные вступления всегда я ждал. Мне всегда хотелось знать, что он думает по поводу конкретной проблемы. Я понимаю, что я таким образом раздваиваюсь, но вот я хотел сказать то, что сказал.
С.КОРЗУН: Напомню, Александр Мельман.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Спасибо, спасибо.
Да, действительно Саша выступил в печати в защиту моей там позиции и этой работы. Это было давно, уже, по-моему, года два я там не веду эту программу.
Но мне было интересно.
С.КОРЗУН: Обидно было? Интересно, конечно, было.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Поначалу да, да. Мне было интересно, потому что «Народ хочет знать» — сама тема такая. То есть, это злободневные проблемы какие-то, это вопросы, ответы, это+ И я всегда старался высказать свою точку зрения независимо ни от чего. Как я думаю, так я должен сказать! Может быть, это тоже сыграло какую-то свою роль, потому что я достаточно остро выступал всегда. И, может быть, нелицеприятно по отношению к кому-то.
С.КОРЗУН: Ну, даже история, связанная с вашим отзывом из бюро в Израиле, и, в общем, связана тоже с публикацией там ваших стихов в «Московском комсомольце», по-моему.
Вы производите впечатление человека, в общем, абсолютно мягкого.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да, конечно. Да, Серёжа. Я человек мягкий, неконфликтный, но+
С.КОРЗУН: Мягкий, но жёсткий!
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Но, но, когда дело касается принципа, когда дело касается позиции, то тут не может быть ни раздвоения, ни двух мнений — ничего! Должно быть+
Я сейчас вот недавно, не так давно написал стихи, которые как раз вот об этом говорят. И я хочу их прочесть, иллюстрацию к своему разговору об этом:
Всё суета, и только жизнь превыше,
Когда она достойна и чиста.
И кто-то в ней уже на финиш вышел,
А чья-то жизнь лишь только начата.
Всё суета, престижный чин и кресла,
Пускай другие бьются за металл,
Не занимать бы лишь чужого места,
Не млеть от незаслуженных похвал.
Всё суета — и клевета, и зависть,
И неудача в собственной судьбе,
Лишь одного я вечно опасаюсь:
При всех властях не изменять себе!
Вот я старался не изменять себе в больших и малых делах.
С.КОРЗУН: А было у вас когда-нибудь место, кресло какое-нибудь, в котором вам было неуютно, и вы постарались оттуда быстрее уйти? Или жизнь складывалась по-другому, и вы скорее счастливчик. Ну, вот в этом проекте с вами расстались, ещё жизнь-то, в общем, била так?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да как вам сказать? Особых таких не было острых столкновений. Но, когда я был главным редактором, конечно, там было несладко, я вам скажу.
С одной стороны. — такой журнал, и при мне, я горжусь этим, при мне он имел тираж 3 миллиона 300 тысяч. И вот, когда уже я работал в Израиле 5 лет, и когда там проходили мои вечера, то вставали люди с места и говорили: «Вот, когда мы уезжали сюда», — это наши бывшие соотечественники. Там миллион 200 тысяч их, да?
Вот приходили они на мои вечера, они вставали и говорили: «Вот, когда мы уезжали, то много вещей не разрешалось брать, но подшивку «Юности» вот я привёз, я привезла, я привёз». Знаете, как мне было приятно?! То есть, не зря прожили эти годы в журнале. Потому что до сих пор помнят этот журнал, до сих пор говорят, до сих пор хранят подшивки. И жалко, что он кончился.
С.КОРЗУН: Не удержусь от актуального вопроса. Эта программа-то, в общем, о личном. Да, о чём угодно! Тем более что вас спрашивают и на сайте:
«Для многих русскоязычных израильтян именно вы являетесь олицетворением совести русского народа, простите за высокопарность». Это пишет Геннадий Петрович. Подписался индукционно: «Бизнес из Израиля». А вопрос про выступление Ахмадинежада. Вообще, очень такая странная для многих конференция против расизма, под эгидой ООН, вроде как высшей власти на земле, которая, в какой-то степени в свою противоположность превратилась. Что вы думаете?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Ты имеешь в виду выступление президента, да?
С.КОРЗУН: Да, да, иранского президента и соответственно, ваша реакция.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Вы знаете, это очень печальный и очень неприятный факт его выступления.
По-человечески, вот так, по-человечески, конечно, наши дипломаты, которые там были, должны были уйти, покинуть зал вместе со всеми другими, кто ушёл.
Но у нас, у России, всё довольно сложно. Россия имеет определённые отношения там и по технологиям, о которых говорят и пишут, и наши дипломаты ведь служащие. А вот служащий не может вот так просто решить, значит, надо указание сверху. Видимо, не было указаний сверху.
Но я считаю, что это выступление президента, и раньше я об этом говорил, и не только я, и об этом многие говорят, что это такое почти подсудное дело. Как можно выступать против целого народа? За то, чтобы уничтожать государство? За то, чтобы уничтожать? Это просто никак не вяжется с сегодняшним миром, с сегодняшней демократией, с сегодняшним желанием людей жить в каком-то таком, знаете, дружелюбии, в каком-то мире, в котором каждый должен уважать друг друга.
Я осуждаю это всё, и другого не может быть.
С.КОРЗУН: А может, это просто другой мир, другая культура? Ведь многие говорят о том, что ну да, слова, сказанные, допустим, не те, но за ними же стоит огромная проблема, проблема непонимания между вот так называемой западной, и так называемой восточной там цивилизациями. Между Севером и Югом скорее.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Вы знаете, Серёжа, очень ситуация сложная. Дело всё в том, что Соединённые Штаты Америки, которые ратуют за то, чтобы было образовано Палестинское государство. Дело всё в том, что там сложно провести границу. Это такое государство отдельное? Это граница отдельная, это валюта, это всё прочее.
Но там это вот сделано: Газа — в одном месте, значит, Западный берег — в другом месте. Это значит граница должна идти через Израиль.
Скорее всего, необходимо, и этим занимаются и Организация Объединённых Наций, и Соединённые Штаты Америки, и Россия, и Евросоюз, этим занимаются всё время. Главное — это нормализовать отношения между этими народами — между Палестинской Автономией и между Израилем. Вот это очень важно.
Я, когда там работал, и я часто бываю же там, я видел, что бесконечные эти террористические акты, бесконечные эти убийства. Гибли дети, женщины. И, конечно, я вам скажу, это вызывает не только чувство боли, но это вызывает ещё гнев и протест. И другого не должно быть!
Я не очень понял наше правительство в своё время, когда они приняли в Москве представителей ХАМАСа. Это террористическая организация, которая была у власти. Но такие вещи нельзя допускать! Потому что отношение к этой организации и оценка демократии, демократической части нашей планеты, оно отрицательное, и всякая террористическая организация в наше время и во все времена — это всё вызывает только негодование, гнев и протест. И другого не дано!
Я очень люблю Израиль. Вы знаете, я — русский человек, православный, но я люблю Израиль. То есть, это великая страна! Великая страна! И это люди, которые нашли в себе силы вот после всех мытарств, после всех гонений, после Холокоста нашли в себе силы создать государство, и таким его сделать, что там хорошо им живётся. Сейчас вот, вчера был День памяти Холокоста, да, это трагедия, день памяти всех погибших за свободу Израиля. Вы знаете, это надо видеть, и это надо почувствовать.
Вот сирена — и все замирают. Вся страна.
Едешь в машине, ты выходишь из машины и стоишь. И все стоят. И все! А в этот момент, в эту минуту люди вспоминают о тех, кто ушёл, кто отдал свою жизнь за эту землю.
Я с невероятным уважением и с большой любовью отношусь к этой земле и к нашим соотечественникам, которые туда приехали, и тоже изменили, кстати, Израиль. Они внесли туда свой труд, свой талант.
И тут только одна вещь, которую надо как бы отметить: вот, когда говорят, что уехали многие там по пятому пункту. Да, конечно, потому что вы знаете, какая была ситуация сложная. Но я заметил, те, кто здесь были успешны, кто здесь добился чего-то, они добивались и успешно там. И это очень важно, понимаете?
Но создать государство, которое, кстати, одним из первых признал Советский Союз в 47 году, — это да!
С.КОРЗУН: Да, история.
Андрей Дементьев в программе «Без дураков».
Возвращаемся к литературе и к поэзии вместе с писателем и литературным критиком Майей Кучерской.
М.КУЧЕРСКАЯ: Я начала интересоваться поэзией лет в 11— в 12. У моих родителей стояла на полке замечательная книжка — «Избранное из журнала «Юность». И я её открыла и наткнулась на стихи, которые до сих пор помню, они мне страшно понравились тем, что они понятны, тем, что в них, как мне казалось тогда, заложена мудрая мысль. Стихи такие:
Как важно вовремя уйти!
Уйти, когда ревут трибуны,
И уступить дорогу юным,
Хотя полжизни впереди.
И я прочитала имя поэта: Андрей Дементьев. Я тогда не знала, кто это. Ну, потом естественно стала читать больше его стихотворений. И, когда узнала, что это известный поэт. Однако с тех пор я к его поэзии не возвращалась. И теперь, в основном, вижу Андрея Дементьева по телевизору, и любуюсь моложавостью его облика, такой стройностью и ясностью его мыслей, всегда думаю: да как хорошо, что он не последовал этому призыву, который в этом стихотворении высказан. Он никуда не ушёл. Понятно, почему не ушёл, да, наверное, потому, что он себя и ощущает внутренне юным, и уходить ему ещё рано.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Спасибо большое.
С.КОРЗУН: Майя Кучерская, да.
А, между прочим, женщины задают вопрос, а почему бы мне его не задавать? Как это удаётся в такой форме держаться? Вы как-то отшутились, или это не вы были, что молодая жена.
А кто-то наоборот сделал вывод, что душа молодая, поэтому и жена молодая.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да нет, Серёжа, всё просто.
Ну, во-первых, наследственность хорошая. Видите, я уже говорил, до 90 лет прожили, во-вторых, я никогда не менял ритм жизни. И сейчас я живу в том же ритме, в котором я жил 20, 30, 40, 50 лет.
Кроме того, я никогда не курил, и всю жизнь занимался спортом.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Всеми: гребля, поскольку я на Волге вырос, плаванье, гребля, коньки, лыжи, гимнастика. И какой-то был период у меня, наверное, где-то полгода, год, занимался культуризмом со штангой.
Вот. И ещё один есть момент, который я бы хотел отметить: я никогда не завидовал, и не помнил долго зла, не был злопамятным. И не завидовал никому. Спал спокойно и чёрные мысли меня не одолевали. Понимаете? Вот я думаю, что, наверное, это просто мне повезло в этом смысле. Просто меня наградили хорошим таким характером родители.
С.КОРЗУН: Стрессоустойчивостью в то же самое время.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Ну, стрессоуспеха, знаете, как вы знаете, ведь люди, которые из созвездия Рака, они, во-первых, очень вспыльчивые, но быстро отходят.
Я тоже вспыльчивый, я могу накричать там, кого-то обидеть, но я могу попросить прощения, если обидел, я могу быстро забыть, если меня обидели. Понимаете? Это вот, ну это помимо меня, наверное, уже.
С.КОРЗУН: Помимо вкуса в одежде, а, кстати, это жена советует, одевает, или сами выбираете свою одежду?
Нужно ещё и фигуру иметь соответствующую, чтобы это всё сидело. А поэтому спорт, наверное, не последнее дело. Каждое утро занимаетесь? Или как?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да нет, сейчас уже, конечно, не так, потому что и уже не те годы, и уже побаиваешься чего-то, и то-сё, и пятое-десятое. Но всё-таки вот тело помнит. Знаете, вот есть такое спортивное выражение: тело помнит. Как только ты начинаешь заниматься, всё возвращается — и эта упругость, и эти, так сказать, движения эти все. Всё возвращается. То есть+
С.КОРЗУН: В такой боксёрской стойке. Боксом тоже занимались, что ли?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Нет, нет, боксом никогда! Мне казалось: как можно в лицо ударить другого человека так, ни за что. Вследствие этого я не занимался этим видом.
С.КОРЗУН: А что ещё из увлечений у вас было? За рулём сидите? Сами водите машину?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Да, да. Уже много лет.
Ещё вы знаете, я люблю цветы. Цветы такие вот, покупать букет, просто ставить их, дарить жене, чтобы они стояли всегда дома, ну, вот это вот люблю.
С.КОРЗУН: Кто-то писал, что вы жене никогда ни в чём не отказывали, и в этом один из секретов вашей долгой совместной жизни.
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Ну, как сказать не отказывали? Наверное, ведь в каждой семье свои проблемы. И всякое бывает, да? Но надо быть влюблённым.
Вы знаете, я вот просыпаюсь, у меня даже есть такие стихи где-то:
Просыпаюсь не от солнца я, — от радости,
Вот я просыпаюсь, и вот светит солнце, идёт дождь, — неважно! В окно я вижу жизнь. Она мне интересна. Я встречаюсь сегодня с кем-то. Вот я сегодня с вами сижу, мне интересно!
Я встречаюсь с какими-то людьми, — всё интересно! Понимаете? Жизнь интересна! Я любопытен до неё, мне её не хватает, мне хочется её каждый день много, много, много! Понимаете? Поэтому я живу вот так.
С.КОРЗУН: В советское время все любили Родину, прежде всего: «Прежде думай о Родине, а потом — о себе». А вы всё равно любили, не только в лирике, но и по жизни людей конкретных, проблемы их там отчасти решали. А Родину-то любили вот так? Чувство такое, да? Сопричастности большой стране?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Ну, конечно, естественно. Мы же все патриоты.
С.КОРЗУН: А ведь в девяностые были разочарования, стало быть?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Были разочарования, знаете, я всегда очень переживал, когда кто-то рядом со мной плохо живёт, когда кому-то тяжело.
С.КОРЗУН: Нет, а за страну? То, что Империя-то рухнула?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: А за страну как? Это очень абстрактно. Страна — это вот, когда позовёт, надо идти воевать. Значит, берём автомат, идём воевать. Да, мы её защищать идём. Мне не удалось этого, потому что я ещё был мальчишкой во время войны. Вот. Но мне всегда хотелось гордиться нашей землёй, нашей страной. Мне хотелось, чтобы её уважали.
С.КОРЗУН: Есть за что гордиться сейчас?
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Я думаю, что есть за что гордиться, хотя больше, наверное, надо и сожалеть, и переживать, потому что многое изменилось не в лучшую сторону.
Вот мы когда-то были, простите за такую банальность, когда-то были самой читающей страной в мире, а сейчас я смотрю — мало читают. А раз мало читают, значит, и жизнь труднее. Труднее себя утверждать, ведь в книгах собран такой опыт богатый, такая мудрость веков. И не надо открывать Америку каждый день. Ты должен сам вот что-то у кого-то взять, почитать. То есть, не жить за чужой счёт, не жить чьим-то чужим умом, но чтобы ты всё это брал в себя. Вы знаете, иначе становишься не то что роботом, но растением. Мне это очень обидно, я сам с детства, я вам говорил уже, очень много читал, и всегда читаю. И это интересно. И человек даже не замечает, как он изменяется к лучшему, особенно, когда хорошие книги.
А сейчас есть возможность: и Интернет, и там аудиокниги — всё есть, и на электронных носителях, всё есть! И книги издают прекрасно! Я хожу по магазинам книжным, потрясающие есть книги! Читайте!
С.КОРЗУН: Читающий, мудрый, молодой человек Андрей Дементьев — поэт был гостем нашей программы.
Спасибо огромное, Андрей Дмитриевич, за то, что пришли, и удачи вам. Всего доброго!
А.ДЕМЕНТЬЕВ: Спасибо, что пригласили. Спасибо!