что такое селедочный тук
Что такое селедочный тук
Вторая книга из трелогии, сам сюжет интересный, но любовные сцены описаны настолько ярко, что порой выть хочется. >>>>>
Неотразимый дикарь
Неожиданное приглашение
Читала с большим удовольствием Роман понравился! >>>>>
Кольцо Атлантиды
10-я книга из цикла приключений антиквара и археолога, читать было интересно и увлекательно. >>>>>
Остров сбывшейся мечты
Гг не вызывает симпатии. как она обходится людьми это низко. Прямота нужна, чтобы пописать не мимо унитаза, а. >>>>>
Издалека вели сюда —
Заочно приговорен к смерти
Пролог первой части
Я свободен, и в этом – мое великое счастье…
Никто не принуждает автора выбирать себе героя – хорошего или плохого. Автор вправе сам сложить его, как мозаику, из красочных частиц добра и зла. На этот раз меня увлекает даже не герой, а то страшное переходное время, в котором он устраивал свое бытие, наполненное страданиями и радостями, внезапной любовью и звериной ненавистью.
Наверное, герой понадобился мне именно таким, каким однажды явился предо мною, и мне часто делалось жутко, когда он хищно вглядывался в меня через решетки тюрем своими желтыми глазами, то пугал меня, то очаровывал…
Порою мне хотелось спросить его:
– Кто ты? Откуда пришел? И куда уводишь меня?
Но сначала нам придется побывать в Лодзи.
Это был «привислянский Манчестер», столица ткацкого дела, ниток, текстиля и тесемок, где в удушливой паутине фабричной пряжи люди часто болели и очень рано умирали. Недаром в пивницах Лодзи любили поминать мертвых:
Лодзь входила в XX век как самый богатый и самый грязный город Российской империи: фабрики отравляли людей дымом и копотью, они изгадили воду в реках и окрестных озерах. Трудовой люд копошился в окраинных трущобах, где не было даже зачатков канализации, перед будками уборных выстраивались по вечерам дрожащие от холода очереди. Зато в этом городе сказочно богатели текстильные короли, а на Петроковской до утра шумели кафе-шантаны с доступными женщинами, полураздетые красотки брали по сотне рублей только за интимную беседу с клиентом. Здесь же, на Петроковской, в царстве золота и пороков, неслыханных прибылей и расточительства, высились монолитные форты банков, в которых размещали свои фонды капиталисты Варшавы, Берлина и Петербурга…
Стачки лодзинских ткачей уже вошли в историю революционной борьбы – как самые кровавые, полиция Царства Польского жестоко усмиряла бастующих. В подполье работала «Польская социалистическая партия» (ППС), к центру которой примыкал тогда и Юзеф Пилсудский, будущий диктатор Польши, который силился разорвать революционные связи русских и поляков. На самой грани нашего столетия в ППС появилось левацкое крыло «молодых», заявивших о себе отважными «боевками», где все решала пальба из браунингов, дерзкие экспроприации (сейчас таких людей называли бы «экстремистами»).
Был холодный ветреный день, домовые водостоки низвергали на панели буруны дождевой воды. В цукерне пани Владковской почти на весь день задержался молодой человек. Под вечер он щедро расплатился с лакеем и, еще раз глянув в окно, в котором виднелась громадина Коммерческого банка, вышел на Петроковскую – под шумный ливень. Раскрыв над собою зонтик, он проследовал в соседнюю цирюльню пана Цезаря Гавенчика, где был телефон. Приглушенным голосом им было сказано:
– Инженер? Это я, Злубый… где Вацек?
– Ушел, – донеслось в ответ. – Я тут с Глогером.
– Так передай им, что я с утра не вылезал из цукерни. Но, кроме городового у входа, не заметил даже наружных филеров. А что ждет нас в банке – никто не знает.
– Хорошо, – отозвался Инженер. – Я надеюсь, все будет в порядке, а Вацека я успокою. Итак, до завтра.
Покинув цирюльню, Злубый исчез во мраке кривых переулков, изображая крепко подгулявшего конторщика:
Ты лейся, песня удалая.
Лети, кручина злая, прочь…
В полдень следующего дня, когда ливень загнал городового в подворотню, возле Коммерческого банка остановились четыре коляски. Среди боевиков выделялся респектабельный господин лет тридцати, отлично выбритый – как актер перед генеральной репетицией. В руке он держал объемистый саквояж. Это был член «боевки», имевший подпольную кличку «Инженер».
– Все зависит от тебя, – шепнул ему Вацек, – и пан Юзеф обещал отсыпать тебе тысячу злотых в награду. Если кассир сам не откроет сейф, предстоит поковыряться! Мы будем удерживать банк, пока ты не возьмешь главную кассу.
Инженер встряхнул саквояжем, в котором железно брякнули слесарные инструменты. Он спокойно сказал:
Что такое селедочный тук
На основании проведенных исследований установлены значение и роль принадлежавшей России сахалинской промысловой акватории в российско-японских международных отношениях в конце XIX – начале ХХ вв. Особое внимание уделено изучению роли сахалинских рыбных промыслов для экономического развития Японии, а также продовольственного обеспечения её населения, что во многом определяло направленность японской внешней политики.
Ключевые слова: акватория, промыслы, селедочный тук, попудный сбор, правительственные премии, рыбопромышленная экспансия, лицензия, таможенные пошлины, рыболовная конвенция, ратификация, нейтрализация, рыболовный участок, аренда.
Морские промыслы в Японии с древних времен являлись одним из важнейших видов хозяйственной деятельности населения. Истребление наземных животных населением японских островов и недостаточное развитие скотоводства ставили рыболовство на второе место после земледелия в продовольственном обеспечении жителей страны. Определяющее значение рыболовство имело также и для японского земледелия. Площадь, занятая под основную земледельческую культуру — рис, ввиду островного положения страны могла увеличиваться лишь до определенных размеров. Поэтому урожаи риса в значительной степени зависели от искусственного улучшения почвы полей. В качестве удобрения японцами издревле использовался рыбный тук, получаемый в процессе переработки морской рыбы, главным образом сельди.
Постепенное истощение запасов рыбы вблизи морского побережья Японских островов, заставляло рыбаков страны восходящего солнца отправляться к более далеким берегам акватории Японского и Охотского морей. В конце XVIII – начале XIX вв. наиболее предприимчивые и смелые из них начали локальные промыслы в водах Южного Сахалина, островов Кунашир и Итуруп. После заключения Симодского(1855) и Петербургского(1975) договоров с Россией японские рыбопромышленники получили широкие возможности для осуществления экономической деятельности в российских территориальных водах.
В 90-х гг. XIX в. проникновение японских рыбопромышленников на о. Сахалин приобрело значительные масштабы. Из действовавших на острове 193 рыбных промыслов 128 официально принадлежало японцам. Из оставшихся 65 участков 21 числился за подставными лицами из числа отставных русских чиновников, получивших в аренду рыболовные участки и передававших их за денежное вознаграждение для эксплуатации японским рыбопромышленникам. При этом японские предприниматели несли все расходы по аренде участков, платили попудный сбор за выловленную рыбу и налог за заготовку дров (табл. 1). По этому поводу уполномоченный российского министерства земледелия и государственных имуществ Н.А. Гребницкий, сообщая о фиктивных российских рыбопромышленниках на о. Сахалин, официально получивших рыболовные участки, писал: «Благодаря этим рантье у японцев появляется идея о получении участков в долгосрочную аренду на свое имя, что японское правительство поддерживает» [1].
Наиболее обустроенными участками были участки рыбопромышленников Утияма Китита и Варэ, которые имели капитальные постройки, сооружения, баркасы и т.п. На этих участках постоянно находились японская администрация и рабочие. Остальные участки были оборудованы временными постройками, и их эксплуатация носила сезонный характер [2].
Однако крупных производственных объединений у японских рыбопромышленников, ведущих промысел в русских водах, в этот период ещё не существовало. Ежегодно перед началом промысла в г. Хакодате собирались рыбацкие шхуны со всего о. Хоккайдо и из преф. Ниигата (о. Хонсю). К этому времени сюда съезжались оптовые торговцы, судовладельцы, рыбопромышленники и члены рыболовных кооперативов для заключения предварительных условий промыслов. На общем собрании они устанавливали единую цену на рыбу, промысел которой должен был вестись в предстоящую путину. Причём деньги для ведения промыслов судовладельцы получали в долг. После этого судовладельцы заключали договоры со шкиперами и совместно с ними приобретали рыболовные снасти, промысловые шлюпки, а также товары для оплаты труда нанимаемых на промыслах туземцев [3].
Таблица 1
Список рыболовных участков, арендовавшихся японскими предпринимателями на о. Сахалин у русских подставных лиц в 1901 г.
Таблица составлена по: РГИА, ф.398,оп.69, д.22241, л.177/13. Список участков, арендуемых японцами у российских подданных за 1901 г.
Правительство Японии проводило активную политику по поощрению морских промыслов японских подданных в т.н. «северных водах». Ещё в феврале 1889 г. по его инициативе в г. Хакодате была учреждена «Императорская морская промысловая компания» (Дай Ниппон Суйсан кайся), которой было предоставлено монопольное право промысла морских котиков и бобров. Компания имела три промысловых судна, которые не смогли окупить вложенного капитала. К 1893 г. компания оказалась на гране банкротства, но не прекратила своего существования, получив финансовую поддержку правительства. В 1897 г. правительство Японии издало закон, поощрявший деятельность предпринимателей, занимавшихся морскими промыслами. Благодаря этому закону, в 1898 г. на о. Сахалин в зал.Анива основал китобойное предприятие японский предприниматель Кокура Мотой и добыл около 300 китов. Всего в 1898 г. правительственные премии получили шкиперы 8 шхун, добывшие 3,5 тыс. морских котиков [6].
Продукция японских рыбных промыслов на о. Сахалин, главным образом в виде тука, вывозилась в Японию. В 1899 г. из 43,8 млн чел. населения Японии к рыбным промыслам имело отношение 3,3 млн чел. (ок.7,5 %). Объем японского рыбного промысла на о. Сахалин за 1895–1898 гг. составил более 2,5 млн пудов, превысив российский в 2,5 раза (см. табл. 2).
В стоимостном отношении к 1900 г. японский вывоз рыбы с тихоокеанских берегов России достиг 1 млн руб. Успешная промысловая деятельность японцев объяснялась огромной потребностью Японии в рыбопродуктах, дешевизной рабочих рук, невысокой стоимостью предметов снаряжения, высоким уровнем развития морского транспорта и опытностью японцев в рыбопромышленном и мореходном деле. С 1887 г. в г. Токио действовало первое в мире высшее рыбопромышленное учебное заведение
Таблица 2
Сведения о количестве рыбы, добытой японскими и российскими рыбопромышленниками в 1895–1898 гг. на о. Сахалин (в пудах)
Примеч.: цифры приведены на основании данных управляющего рыбными промыслами на Дальнем Востоке М. С. Алексина.
Таблица составлена по: Доклады Приморской окружной торгово-промышленной палаты по вопросам экономики русского Дальнего Востока, представленные на Вашингтонскую конференцию 1921 г., – Владивосток, 1922.
«Суйсан Косюдзё», готовившее в течение трехлетнего учебного цикла высококвалифицированные кадры для рыбной отрасли. Императорский рыбопромышленный институт имел 10 опытных станций, необходимое количество рыболовных судов и два парохода. Научные разработки японских ученых в этой отрасли соответствовали высоким мировым стандартам [7].
По сведениям П. Шмидта, абитуриенты, поступавшие в Императорский рыбопромышленный институт «Суйсан Косюдзё», сдавали экзамены по математике, физике и иностранному языку. В учебном заведении было три факультета: рыболовства, рыбоводства и технический. При институте имелись зоологический и промысловый музеи, лаборатория, мастерские по обучению консервному делу и изготовлению рыболовных снастей. Следует заметить, что институт был создан по инициативе Японского общества рыболовства, основанного рыбопромышленниками в 1882 г., которое субсидировало этот вуз. Кроме того, на его содержание японское правительство выделяло более 50 тыс. иен в год. Средний технический персонал рыбопромышленной отрасли проходил подготовку в трех школах рыболовства, на содержания которых из госбюджета Японии ежегодно выделялось более 17 тыс. иен [8].
В декабре 1899 г. российское правительство, стремясь ограничить рыбопромышленную экспансию японцев, приняло новые правила рыболовства в водах Приамурского генерал-губернаторства. Лов рыбы иностранным подданным был запрещен, российским рыбопромышленникам в северных округах было запрещено нанимать японских рабочих. На о. Сахалин, где действовали положения Петербургского трактата 1875 г., японские предприниматели должны ежегодно получать лицензии на рыбную ловлю у военного губернатора о. Сахалин, а российские предприниматели получали преимущественное право в выборе района лова [9].
В качестве ответной меры японское правительство в ноябре 1900 г. приняло закон о повышении таможенных пошлин на привозимые из заграницы тук и рыбу до 65% их стоимости. Однако ратификация этого договора была приостановлена. В то же время японский кабинет обратился к российскому правительству с просьбой, об отсрочке на три года применения правил рыболовства в водах Приамурского генерал-губернаторства. Правительство России отсрочило действие правил на 1900 и 1901 гг. Причем главными мотивами подобного шага российского правительства было то, что «японские рыбопромышленники, имевшие свое оборудование на острове (Сахалин), потерпят большие убытки», а русские промышленники пользовались «для развития рыбопромышленности привозными рабочими-японцами как наиболее дешёвыми, опытными и пригодными». По словам Приамурского генерал-губернатора П.Ф. Унтербергера близкий к Японии о. Сахалин стал к этому времени не только «привычным местом японского промысла», но и её «важнейшим ресурсом народного продовольствия» [10].
При этом тук составлял около 1 млн пудов, а в 1901 г. его ввоз достиг 1,2 млн пудов. Благодаря большому ввозу рыбного удобрения урожайность рисовых полей Японии в 1901–1903 гг. возросла по сравнению с 1897 г. на 29 % [11] (табл. 3 и 4). Размах японской рыбопромышленной деятельности на о. Сахалин, а также поступившее в 1901 г. предложение правительства Японии о подписании совместной рыболовной конвенции не могли не беспокоить правительство России. В октябре 1901 г. российский посланник в г. Токио А.П. Извольский (1856–1919) озабоченно писал, что «равнодушие, с которым мы допускаем расхищение наших рыбных богатств, внушение Японии убеждения в принадлежности ей каких-то особенных прав на эти богатства и уже всякая мера, принимаемая нами для ограждения наших законных интересов, считается здесь нарушением добрососедских отношений и вызывает ответные меры… Предлагаемая нам японским правительством конвенция в случае её принятия, надолго, вероятно, навсегда укрепила бы за японцами право эксплуатации наших рыбных богатств, не представляя нам, в сущности, никаких выгод, поэтому должны отклонить этот проект» [12].
Вследствие этого уже в ноябре 1901 г. правительство России утвердило новые правила производства морского промысла в территориальных водах Приамурского генерал-губернаторства. Этот закон, в частности, разрешал иностранным подданным заниматься рыбными промыслами лишь на южном побережье о. Сахалин от м. Терпения до м. Орокесь. При этом приготовление ими тука допускалось лишь из сельди и рыбных отходов, а лесной материал отпускался по установленным таксам на лесные материалы с письменного разрешения от местного полицейского управления [13].
Принятые российской администрацией меры оказались настолько ощутимыми для экономических интересов Японии, что вызвали бурю эмоций в японской прессе. Газета «Майнити» сообщала: «…мы лишаемся несколько миллионов ежегодного дохода, теряем крупные капиталы, затраченные на постройку промысловых заведений, и рискуем потерять товар, столь необходимый для, нас как хлеб» [14].
Правительство Микадо в марте 1902 г. в спешном порядке приняло Закон «О японских подданных, занимающихся рыбопромышленностью в иностранных водах», согласно которому все экономические отношения японских рыбаков с российскими предпринимателями (продажа предметов промысла, покупка рыбы, наём на работу) должны были осуществляться только с разрешения и под контролем японских рыбопромышленных обществ. Японские рабочие не допускались на российские рыбные промыслы п-ова Камчатка и побережья Приморской области, и их лишь временно разрешалось допускать на южное побережье о. Сахалин на основании вышеупомянутых условий. Следует заметить, что российские рыбопромышленники закупали промысловое имущество в Японии, а самое крупное отечественное предприятие «Семёнов, Демби и К°» использовало на своих участках в основном труд японских рыбаков, нанимаемых в г. Хакодате. Безусловно, что закон, принятый японским парламентом, сулил огромные убытки российским рыбопромышленникам [15].
В апреле 1902 г., через один день после ратификации принятого закона, в г. Хакодате все рыбопромышленники, занимавшиеся промыслом рыбы на
Таблица 3
Сведения о продаже рыбного тука с о. Сахалин в г. Хакодате в 1902 г.
Сюрстрёмминг – шведский деликатес для сильных духом едоков
Сюрстрёмминг – еда для настоящих гурманов, для тех, кто познал кулинарный дзен. Входит в десятку самых странных и экзотических блюд. Практически весь мир в ужасе воротит нос, а шведы считают его деликатесом для закаленных. Видимо, суровые предки-викинги передали потомкам сильный характер.
Потому что лакомятся шведы, если говорить без реверансов, тухлой селедкой. Но предпочитают называть ее более элегантно – забродившей сельдью. Собственно, sur переводится как квашеный, а strömming – как балтийская сельдь.
Чем пахнет сюрстрёмминг
Для полноты ощущений вы, конечно, должны сами открыть баночку рыбных консервов и замереть в трепетном восторге, у большинства граничащем с ужасом. Сочный, яркий, сшибающий с ног запах протухшей рыбы. Вам знаком аромат тухлых яиц? Считается, что сюрстрёмминг пахнет в разы сильнее. Но, как уверяют шведы, пугаться не надо – надо попробовать. И восхититься нежным, пряным, чуть островатым вкусом рыбы, с пикантной кислинкой. Вся суть – в контрасте! Особо продвинутые гурманы едят выдержанный сюрстрёмминг прошлогоднего улова и наслаждаются его зрелостью.
Как появился сюрстрёмминг
Продукт прошел проверку временем. Делать его стали не от хорошей жизни. XVI век, шведы под предводительством короля Густава Васа воюют с немцами. Экономическая ситуация в стране далека от идеала. В какой-то момент Швеция узнала, что такое продуктовый дефицит. Соль резко подорожала, пришлось сократить ее потребление. Поэтому, когда рыбу солили, клали самый минимум. А его не хватало для качественного продукта.
Меж тем голод не тетка, есть хотелось. Пришлось привыкать к забродившему продукту. Сперва кислая селедка шла в провиант солдатам, потом ее вынуждено было есть все население.
Как ни странно, когда жизнь стабилизировалась, сюрстрёмминг заготавливать и употреблять не прекратили. Наоборот, спрос увеличился, и в XIX веке на острове Ульвен открыли завод Röda по изготовлению селедки по-шведски. Процесс производства приобрел четкую технологию.
На острове Ульвен есть Академия сюрстрёмминга, Общество любителей сюрстрёмминга и Сюрстрёмминговое народное движение.
Как готовят национальный деликатес:
– Время лова рыбы – апрель. Завод принимает до 60 тонн сельди еженедельно. Сами видите, что масштабы заготовок не детские.
– Первым делом рыбу чистят. Голову, плавники и внутренности выкидывают. Икра вместе с тушкой отправляется на следующий этап.
– Подготовленная рыба закладывается в бочки с концентрированным соляным раствором, так называемый едкий тузлук. В его состав входит соль, сахар и пара специй – их название хранится в страшной тайне. Проводит она в нем буквально пару-тройку дней.
– Из тузлука рыба перебирается в новую бочку, в которой соляной раствор очень и очень слабый. И квасится в нем, обогащаясь сероводородным ароматом, в течение двух месяцев. За это время тушка нежнеет и мягчеет.
– Готовность проверяется постукиванием по стенам бочки. Дошедший сюрстрёмминг звучит уверенно громко. Кроме того, после удара на поверхности рассола должны образоваться мелкие пузырьки.
– Наконец, сельдь вручную перекладывают в банки, добавляют рассол и консервы закатывают. Кстати, в банках процесс брожения не прекращается. И если обычные консервы во вздувшихся банках непригодны к употреблению, то в случае с сюрстрёммингом приятная округлость упаковки свидетельствует о продукте высокого качества.
Дата начала дегустации нового «урожая» была четко определена – третий четверг августа. То есть раньше, как бы велико ни было нетерпение отведать селедку, надо было держать себя в руках. Такое воспитание силы духа.
Как есть сюрстрёмминг правильно
Если вы открыты к гастрономичским экспериментам и решите попробовать национальный шведский деликатес, наварите картофеля. Гарнир выступит амортизатором аромата. Для эстетики добавьте брусники.
Традиционный вариант – бутерброд с ржаным хлебом или хрустящим хлебцем. Хлеб намазывают сливочным маслом, затем кладут несколько кусочков селедки, поверх – кружочек-другой вареного картофеля и присыпают это великолепие измельченным красным луком. С сюрстрёммингом можно приготовить и овощной салат.
Из напитков идеально подходят пиво или шнапс. Особо продвинутые запивают деликатес молоком.
Но это все для слабаков. Истинный викинг отринет все суетное и будет есть квашеную сельдь прямо из банки. Только хардкор – и никаких компромиссов!
Практический совет напоследок. Если вас очарует вкус сюрстрёмминга и вы захотите привезти домочадцам и друзьям милый сувенир из Швеции, чтобы они разделили с вами кулинарный восторг, не торопитесь. Практически все авиакомпании внесли сюрстрёмминг в список запрещенных к перевозке продуктов.
История селедки
Память наша коротка и избирательна. И потому подходы и выбросы на берег косяков сельди и мойвы вызывают у некоторых даже состояние паники — мол, никогда такого не было, уж не «Фукусима» ли тут действует?
А между тем «описывают, что в 1899 году на корсаковском посту на берегу образовался вал из огромного количества выброшенной на берег рыбы. Если шторм имел место после вымета икры, то волны выбрасывали ее в очень большом количестве на берег. В 1901 году японцы на одном из участков выработали из выброшенной на берег икры 900 пудов (14,4 тонны) тука».
И это было совершенно обычным явлением, которое действительно неоднократно было описано. Надо просто читать книги. Их в той или иной степени посвященных рыболовству на сахалинских островах, истории промыслов, было издано немало. В нашем случае на книжной полке — «Хроники сахалинского рыболовства» авторитетного ученого Феликса Николаевича Рухлова (1935-2018).
Сахалин всегда славился своими рыбными богатствами, чем и привлекал рыбопромышленников разных стран. В одном из японских документов конца позапрошлого, то есть XIX, века приведен перечень того, что добывалось в промышленных масштабах и отправлялось в Японию: «К морским продуктам острова Сахалин относятся: 1) горбуша, 2) кета, 3) селедочный тук, 4) треска, 5) акульи плавники, 6) китовые продукты, 7) трепанги, 8) раковины, 9) морская капуста, 10) рыбий жир».
Понемногу промышляли и другое. Например, палтуса. Причем способом таким же, как и сейчас, — на большой крючок. Правда, ловили его в основном нивхи северо-востока острова для собственного потребления, поскольку соленый палтус спросом в Японии не пользовался и девать его было некуда.
Однако вернемся к списку. На первом месте в нем стоит горбуша, на втором кета. Но это неверный, говоря по-современному, рейтинг. На первом месте тогда стояла именно сельдь.
«Приближение сельдей характеризуется круговою полосою белой пены на большом пространстве, стаей морских птиц — чаек и альбатросов — фонтанами китов и стадами сивучей». Это цитата из книги Муцуля «Остров Сахалин в сельскохозяйственном отношении», которую включил без указания авторства в свой «Остров Сахалин» Чехов.
Рухлов, впрочем, ссылается не на Чехова, а на исследователя Сахалина Петра Юльевича Шмидта, который свидетельствовал, что морской лососевый промысел в промышленных масштабах шел разве что в заливе Терпения, а во всех остальных рыбохозяйственных районах острова, в том числе в заливе Анива, лосось был некоторым приловом к сельди.
Селедку брали ставными неводами, принципиально сходными с теми, что и сегодня ставят на красную рыбу. Впрочем, детализировать тут не будем, как не будем вдаваться и в тонкости нереста — он идет в три хода. Первый — самый сильный, остальные послабее. Так продолжается до трех месяцев — с середины апреля до начала июля. Но обычно в конце июня невода снимали.
А во время первого хода рыба валила валом, иногда сетное полотно не выдерживало напора и лопалось. На один невод в день, точнее, в сутки, поскольку рыба больше шла ночью, брали от 30 до 40 тысяч пудов, то есть 480‑640 тонн сельди. И так по несколько дней подряд. Если, конечно, не было штормов.
Рыбаки знают — это огромные объемы. Которые практически полностью перерабатывались в тук, то есть, удобрение для полей. Когда сельдь шла слабо, на тук отправлялось все, что попадалось в невода, включая палтусов и крабов. Но этот тук считался низкокачественным.
«Еще на сельдяных промыслах в небольших количествах производили икру (соленую и сушеную), вяленую сельдь, балыки, брюшки и молоки. Но масштабы этого производства были настолько небольшими, что отсутствовала статистика выпуска продукции. Выделялась только сушеная икра, имевшая спрос в Японии».
Соленую и копченую сельдь делали только на русских промыслах. Ее продавали во Владивостоке и Хабаровске. Но все это не превышало 100 тонн в путину.
А как же лосось? Ну да, брали и его, конечно же. Наиболее урожайный год в то время был 1897 году, когда добыча превысила полмиллиона пудов, по-нашему — 8 тысяч тонн, из которых 7040 тонн составляла горбуша.
В статистику попадали и уловы местного населения. В 1901 году было заготовлено для собственных нужд 52,4 тонны кеты и 170 тонн горбуши. Откуда такая точность? Мало кто знает, но в дореволюционной России была невероятная страсть к статистике. Местные газеты регулярно публиковали статистические отчеты буквально обо всем, вплоть до того, сколько плугов, хомутов и топоров используется в том или ином уезде. Но это тема совершенно другого разговора.
А кроме того, тогдашние налоговики и таможенники тоже не дремали — их служба была поставлена весьма хорошо.
Так вот, «в 1898 году на берегах Тыми существовало 20 русских и семь крупных инородческих поселений. Здесь было выловлено русскими 77 846 штук кеты, инородцами — 54 100 штук, 800 штук «красной» (кижуч), 200 кунджи и 1800 штук горбуши».
А например, «на тук в 1900 году было пущено 279 миллионов сельдей». Почувствуйте, как говорится, разницу.
В японский период «Карафуто» соотношение по рыбе оставалось прежним. 70 процентов (в иные годы до 90 процентов) уловов — сельдь, затем шла треска, лосось, камбала, ракушки, кальмары и осьминоги, водоросли. Из сельди готовили все тот же тук и немного сушеную рыбу.
Послевоенные года в СССР были голодным временем. А тут селедка сама идет в руки, причем в объемах громадных — порядка 150 тысяч тонн за путину! Естественно, ни о каком туке и речи быть не могло (и через несколько лет оставшиеся без удобрений сахалинские поля и огороды истощились и уже не могли давать «японских» урожаев), все туковарни срочно переделывались под посол.
Однако длилось это не долго. Уже с 1952 года началось снижение уловов. Ученые забили тревогу, но партия и правительство требовали рыбу для народа и план, в результате на новый биоклиматический цикл наложился так называемый перелов. В 1957 году добыча сельди, которая к тому времени велась не только ставниками, но и сейнерами, составила 80 тысяч тонн, а к 1960 году — всего 6 тысяч тонн.
И все, сельди больше не было. И все многочисленные, выстроенные под нее прибрежные поселки пришлось закрывать, а рыбакам — осваивать океанический промысел.
И вот спустя 60 лет начинается новый биоклиматический цикл.
Нынешнее поколение островитян выросло на примате лосося. Именно он в последние тридцать лет массово шел к сахалинским берегам, вызывая бешенные страсти.
Конечно, в своей книге Рухлов пишет и об этом, и пишет много — он вообще считается ведущим специалистом по лососевой тематике. Кое-что из его книги в отношении лососей уже цитировалось, в том числе в экономических обзорах, поэтому кое-где повторюсь.
50-е годы. Запасы лососевых оцениваются на низком уровне. Причиной называется антропогенный фактор: интенсивные лесоразработки, молевой сплав леса, сброс неочищенных вод бумкомбинатов и населенных пунктов и т. д. В последующие годы был прекращен молевой сплав, ужесточились требования к сбросу неочищенных вод.
Но рыбы мало! Средний улов лососей в 1976‑1980 годах по области составлял 49,4 тысячи тонн, в 1981‑1985 вообще 29 тысяч тонн.
Напомню, совокупный прогноз этого года по области по горбуше — 9,7 тысячи тонн, то по кете — 33 с небольшим тысячи. Итого — почти 43 тысячи тонн. Ситуация названа критической для сахалинской популяции горбуши.
А в 80-е годы подобное не считалось чем-то из ряда вон выходящим. По расчетам науки предполагалось, что в 1991‑1995 годах средние уловы составят 35 тысяч тонн, а к 2000 году за счет развития рыбоводных заводов увеличатся до 65 тысяч тонн в год. Это по всем лососевых — и кете и горбуше.
Однако случилось неожиданное. В 1989 году на островах было взято почти 83 тысячи тонн горбуши.
Многие вспоминают тот год как благословенный, поскольку губернатор Федоров разрешил брать рыбу всем, кто захочет и сколько сможет унести-увезти. А почему ему было не разрешить — девать-то рыбу все равно было не куда. Это уже потом появились «фирмы и формы», найденные оптовые покупатели, и все побережье островов нарезано на рыбопромысловые участки. И уже тогда Рухлов говорил, что подходы аномально (ненормально) большие и не вписываются ни в какие научные схемы ни по нерестилищам, ни по рыборазводным заводам.
Но рыба шла. С 2001 года 100 тысяч тонн горбуши в нечетные годы, а с 2006 года и в четные стало считаться нормой. При этом, что только с рыбой не делали — по побережью стала расческа неводов, длина которых все росла, на РУЗах рыбу черпали экскаваторами, на реках орудовали организованные банды браконьеров, бравших только икру. Чисто логически было понятно- три-четыре года, и все, реки пустые, нереста нет, рыбы быть не должно.
А горбуши становилось только больше.
Это был парадокс, который никто не мог объяснить, да и не хотел объяснять.
И, конечно, был легендарный 2009 год, когда никакие браконьеры и пустые нерестилища не помешали взять почти 300 тысяч тонн лососевых, в том числе горбуши свыше 250 тысяч тонн.
И большинству казалось, что это будет вечно. Но с 2015 года начался резкий и все продолжающийся спад. И опять, как и в 50-е годы с сельдью, мы не сумели вовремя остановиться.
Зато возвращается сельдь, возвращается сардина-иваси. Пока это выглядит экзотикой. И люди толпами устремляются на берег, собирая халявную рыбу. Только зачем? Она, нерестовая, самая невкусная, самая малоценная. В СССР она пошла в голодные годы, а японцы недаром пускали ее на тук. Поэтому что делать с этими подходами пока непонятно. Но, наверное, предприниматели что-нибудь придумают. Ведь хватают же они сейчас мойву.
Кстати, что интересно, Рухлов в своей книге мойву практически не упоминает. Слишком непредсказуемая это рыба — пару лет валит валом, потом несколько лет идет поштучно. Этой непредсказуемостью она не вписывалась в плановую экономику, а потому и промысловым объектом не была и что из нее делать — понимания не было. Даже у жителей побережья. Ну, пожарить свежую, посушить немного, да вот и все. Но, очевидно, промышленники нашли покупателей и на крупные партии мороженного уйка, а значит, под него уже надо разрабатывать правила неистощительного пользования.
Словом, ретроспектива рыбной промышленной промышленности острова крайне интересна. Спорить по поводу тех или иных периодов лососево-сельдевых циклов прибрежного рыболовства можно долго. Одно понятно — постоянства не было, Сахалин вообще непредсказуемый остров.