что такое преображение человека
Стезя к святой тайне преображения человека
Из поучений архиепископа Алексия (Фролова)
30 лет назад архимандрит, а в будущем архиепископ Алексий (Фролов) был назначен наместником тогда еще разоренного Новоспасского монастыря Москвы, где в главном Преображенском соборе обители, на праздник Преображения Господня, и будет в 1995-м году рукоположен во епископы. Здесь же, у алтаря Преображенского собора Новоспасского монастыря, владыка и упокоен. Тема преображения душ человеческих, святынь, некогда разрушенных по всей нашей стране, была одной из центральных в беседах, проповедях архиерея.
Путь на Фавор один: через Голгофу
Архиепископ Алексий (Фролов) Преставился архипастырь на праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, – именно в этот день некогда Церкви был передан разоренный Новоспасский монастырь Москвы, на восстановление которого владыка Алексий и положил все свои силы. Благодаря его пастырским трудам в Новоспасском монастыре еще в 1990-е годы собралась одна из самых многочисленных паств: в праздничные дни – более тысячи причастников. А это и было, в его представлении, одно из главных условий церковного возрождения: народ должен нуждаться в святыне.
Когда монастырь был восстановлен, и столь многие получили здесь наставление на узкий путь духовной жизни, Господь Своего служителя и призвал – сначала к архипастырскому служению на Костромской земле, где находится чудотворная Феодоровская икона Божией Матери, в день празднования которой 27 марта владыка и был рожден, а вскоре, посредством тяжелейшего заболевания, – и к рождению в вечность.
На известие о смерти архиерея тогда еще наместник Сретенского монастыря архимандрит Тихон, ныне митрополит Псковский и Порховский, сказал в проповеди:
Сам преподобный Варсонофий Оптинский свое крестное послушание в одной из последних своих бесед комментировал по-преображенски оптимистично:
Он вообще точно исповедовал христианство прямого действия
«Святость, как предназначение и призвание человека к наследию Царства Святой Троицы» – так назывался один из последних докладов, прочитанный архипастырем на Рождественских чтениях в 2012-м году. В этом итоговом тексте владыка Алексий принципиально отказался от кавычек: не кавычил Евангельские слова и цитаты святых отцов. Он вообще точно исповедовал христианство прямого действия: такое не предполагает условных значений.
След в след за Христом
– Вы только подумайте, – призывал владыка, – окажись вы в каком-нибудь непроходимом месте, топком болоте, – что и есть вся наша жизнь, – и вдруг появляется проводник, и говорит вам следовать за собою, – да вы же след в след пойдете! Вот так и к Проводнику, явленному нам в Евангелии, отнестись надо. И путь этот будет тернистый, и восход этот будет на Голгофу.
Евангелие – это жизнь, прожитая Христом. Если я хочу быть спасен, я должен пройти этот путь. След в след. Благовестие обращено к нашему сердцу. Христианство – это не сумма знаний, а образ жизни. Это смирение – и именно по смирению посылаемая нам благодать Святаго Духа.
Довериться нужно Христу, так же, как Он Богу Отцу доверился. Не просто верить в Него – «и бесы, известно, веруют, и трепещут» (Иак. 2, 19). А довериться. Что это значит? А вот, ударили тебя по правой щеке – не размышляй: могу-не могу, хочу-не хочу, – а сделай так, как предлагает Христос: подставь другую щеку (ср. Мф. 5, 39).
Христианство – это не сумма знаний, а образ жизни
– Мы часто говорим о человеческом достоинстве, – отмечал владыка Алексий, – а человеческое достоинство восстанавливается только на Кресте. Человек должен быть достоин своих страданий. У Бога не стоит задача причинить нам боль. Он этого не хочет. Если я страдаю, то это потому, что я болен, мое сердце испорчено. И чем сильнее эти страдания, тем больше, значит, я удален от Бога. А желание моего Небесного Отца, который есть Любовь, – приблизить меня настолько, насколько я сам этого захочу: «сыне, даждь Мне твое сердце» (Притч. 23, 26). Вот и всё, чего просит у нас Господь.
– А мы не хотим, – обличал владыка в проповедях, – чтобы на нас совершилась спасающая воля Божия. Мы всегда убегаем от той любящей десницы Божией, которая Божественными ударами Божественной любви бьёт по нашему сердцу различного рода испытаниями. Мы бережемся от Божественной Отеческой любви. Но мы не можем не слышать: «Возьми крест свой и следуй за Мной!» Следуй! За Мной! И на Голгофу. И будет Фавор. И никуда не деться от предательства Иуды. Но ты не задавайся вопросами: а на каком это основании да почему?! Ибо Отец Небесный – Сама Любовь – тебя распинает.
Когда Бог преображает человека
– «На Кресте мы видим Любовь Отца – распинающую, Любовь Сына – распинаемую, Любовь Духа Святаго – торжествующую силою крестною», – часто приводил владыка Алексий слова святителя Филарета (Дроздова), сказанные в Страстную Пятницу у Святой Плащаницы.
Именно на голгофе и торжествует любовь христианина, когда он, пребывая на кресте, со креста заставляет себя любить тех, кто причиняет ему боль.
– «Отче, отпусти им: не ведают, что творят» (Лк. 23, 34), – к Кому, как не к Богу, возопить со креста? Но христианин и богооставленность в момент самой острой боли переживет, – так же, как это было в опыте Самого Христа. И что же тогда делать?
«Терпением вашим спасайте души ваши» (Лк. 21, 19). А кого терпеть-то? – часто мы задаемся вопросом. Нам всё кажется, что надо потерпеть кого-то. А на самом деле есть только один единственный человек, которого нам надо терпеть всю свою жизнь…
…Вот, я стою пред Богом и хочу отказаться от всех своих немощей, – это главное чувство, которое надо в себе воспитывать, подходя ко Кресту и Евангелию. И не отчаиваться. От Исповеди к Исповеди.
– Потерпи себя, человече, – иронизировал над нашим столь типичным ропотом о том, кого и чего нам только не приходится терпеть, архиерей, – малейшее, совсем немного, потерпи себя, и Господь спасет тебя.
– А сколько терпеть? – обычно задаемся мы уточняющим вопросом.
– Терпение должно иметь совершенное действие. Совершенное действие терпения – это смирение, – подсказывает владыка Алексий, и далее – одна из любимых его формул: – По жизни необходимо терпеливо смиряться и смиренно терпеть.
Фавор открывается христианину, претерпевшему крест, когда он смиряется по любви ко Господу
Фавор открывается христианину, претерпевшему крест, когда он смиряется по любви ко Господу, оправдывая тех, кто причиняет ему скорбь, точно так же, как за Свое смирение, исполнившись любви Духа Святаго, Распятый на Кресте Сын Божий просил: «Отче, прости им, не ведают, что творят» (Лк. 23, 34).
Именно на Кресте Господь оправдывает распинателей. К этому в своем личном опыте сораспятия Христу призван и каждый христианин.
Так упраздняется стена между Богом и человеком. Бог и человек соединяются тогда в человеческом сердце. И удивительная тайна начинает происходить, – свидетельствует архиерей, – Бог преображает человека.
Исполняя заповеди, я свидетельствую, что Христа люблю больше, чем себя
Именно смирение награждается благодатью, которая и выражается в верном последователе Спасителя как любовь. Любовь к Богу и к каждому человеку, – что и есть наше служение Христу.
– На нас, христианах, – убеждал владыка, – лежит величайшая ответственность – показать каждому человеку то, как любит каждого человека Бог.
Учил благоговеть перед всяким человеком: «Ибо в каждом человеке совершается, – говорил он, – тайна его спасения».
– Я не могу не любить. Бог ради меня по любви ко мне распялся. Взошел на Крест и претерпел страшные муки. Он есть Любовь Распятая. Значит, я – раб Бога Распятого. И я права не имею не любить. Я обязан любить всех.
Но как это возможно? Только благодать Божия дает человеку возможность полюбить даже врага. А дается благодать по смирению. Но пока у нас нет ни смирения, ни дара благодати, мы должны понуждать себя. Святоотеческий принцип: даже если у тебя нет любви, старайся делать дела любви, и Господь, видя твое произволение, даст тебе любовь. Как молитва дается молящемуся, так и любовь – стремящемуся ее проявить.
Только благодать Божия дает человеку возможность полюбить даже врага. А дается благодать по смирению
Дух Божий почиет на тех, кто на кресте своих испытаний остается верен Распятому за нас, Его евангельскому Слову. Как писал преподобный Симеон Новый Богослов относительно грядущего Суда:
Исполнением Божественных заповедей сохраняется в этом мире любовь. Исполняя заповеди, я свидетельствую, что Христа люблю больше, чем себя. И в такую любящую душу и снисходит Дух Святой.
Исключительно силою торжествующего в сораспявшемся Господу христианине Духа Божиего Святаго рознь мира сего и преодолевается.
Нам надо научиться в жизни только одному: всегда и везде, в любых обстоятельствах надо попытаться оправдать Бога и всех, кого Он посылает на моем пути, и осудить себя.
Для чего нам дано имя Христово?
Именно в этой вертикальной плоскости личных взаимоотношений человека с Богом – ключ к оправданию ближнего.
Еще в Ветхом Завете Бог определяет Себя как Лицо.
– Кто Ты, Господи? – искали с Ним личного знакомства.
Нам это имя в Новом Завете открыто. Имя это – Иисус Христос.
– И если нам дается это имя, то давайте зададимся вопросом, – размышлял владыка Алексий, – для чего? Только ли для того, чтобы поверить в то, что Он когда-то был? Нет. Каждый христианин призван взыскивать Его. А Господь на Кресте. И это явленный нам Богом образ Любви и оправдания всего человечества.
Значит, виновен не тот человек, которого я не люблю, – виновен я, поскольку во мне нет этого Божественного дара любви. А если во мне нет этого дара любви, значит, я оправдываю себя, закрывая тем самым себя от рачительной, исцеляющей мое испорченное сердце любви Божией. Я, предпочитая себя, правду своей боли, а не любовь к Распятому, пренебрегаю Духом Святым.
Всё, что с нами происходит, происходит по любви Божией. А значит, нет обстоятельств, которые могли бы оправдать раздражение моего сердца, есть только те, которые помогают мне увидеть себя самого и сокрушить себя! – наставлял владыка Алексий.
– И только тогда, – увещевал, – посещает христианина Божественная любовь, когда каждый из нас оправдывает Бога Отца и оправдывает ближнего, причиняющего мне боль; только при этом условии способно раскрыться сердце человеческое для принятия Божественной любви, торжествующей силою крестною.
Крест – это единственный дарованный нам путь, чтобы мы очищали свое сердце и преображались.
Когда у нас не хватает сил…
«Без пролития крови не бывает прощения» (Евр. 9, 22). Господь нас простил. Но обратим внимание на свое сердце: насколько оно искажено, испорчено, заражено болезнью греха. Как исцелиться? Только понуждением себя к подвигу, требующему постоянного напряжения воли. Без этого спасение невозможно. «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф. 11, 12).
Но и тогда, когда мы прилагаем все наши силы, спасение, – напоминал, – не от подвизающегося, а от Бога милующего (ср. Рим. 9, 16).
Мы должны довериться Богу – Небесному Отцу – и когда у нас не хватает сил, исповедоваться и причащаться, соединяясь со Христом.
Я хочу измениться, но как я могу измениться, если у меня нет сил, – вот для этого нам и дано Причастие.
Владыка Алексий наставлял понуждать себя: не хочу идти на литургию, а я пойду! – но вместе с тем сам факт самопринуждения обнаруживает передо мной самим: где же сокровище моего сердца? (ср. Мф. 6, 21).
– Давайте-ка откровенно самим себе скажем о себе всю правду, – наставлял владыка перед Исповедью. – Страшно становится! А теперь со всем, что я есть, давайте начнем приближаться к Богу, а Бог есть Любовь, Добро, Свет, Благость, Истина. Не начну ли я искать места, удобного для себя? Не будет ли мне тяжело с Богом: Он есть Любовь, а я не знаю, что такое любовь…
Литургия в опыте владыки Алексия и была тем критерием выбора: где я хочу пребывать? «Стоящие в храме, мните себя быть пребывающими на Небесах, – напоминал он, – ибо Божественная литургия дана нам святыми отцами, которые свидетелями были этого Богослужения на Небе». Ссылался и на современные свидетельства переживших клиническую смерть: на том свете тоже служится литургия – именно такая, которая нам известна по службам в храмах.
Мера взаимности
– Трагедия современного человека, – цитировал владыка Алексий слова одного из подвижников благочестия, – заключается в том, что мы постоянно пытаемся строить свои отношения с Богом, такие, какие нам удобны, забывая о том, что Бог уже предлагает человеку Свои отношения. Это Евангельский закон.
Если заповеди Божии – есть выражение любви Божией к человеку, то какова мера моей взаимности? Исполнить их. Это мои личные отношения со Христом, это сфера моего сердца, где (в идеале) – только Бог и я.
Если я выражу свою любовь к Богу вот этими действиями, которые даны в заповедях, я буду с Богом (ср. Ин. 14, 15). И удивительным образом, выражая свою любовь к Богу через исполнение заповедей, я тем самым являю Его любовь к другому человеку. Это и есть: «Я сораспялся Христу и уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2, 19–20). Не свою любовь мы являем (ее, увы, может и не оказаться, или к ней может быть подмешан тот или иной грех), а любовь Божию. Именно о ней мы и будем истязаны на Страшном Суде, – совесть нас там будет обличать: почему я так мало любил, – то есть: что же я не с Тобой был, Боже?
«Почему в наше время так мало святых?» – вспоминал владыка вопрос к преподобному Серафиму Саровскому и его ответ: в людях оскудела решимость. Но если в нас нет любви, то не будет и решимости…
– Как часто мы себя оправдываем! – болезновал владыка Алексий. – Это самое худшее, что может быть. Ну, подумаешь, не дочитал правило… Ну, подумаешь, неправду сказал… Но ведь это всё накапливается в моем сердце и создает некое противное Богу настроение самооправдания. Оправдывая себя, мы злословим Господа, начинаем отчаиваться, роптать.
Всякое противление Божественной заповеди, – вразумлял, – носит умный характер. Отказываясь от Бога, я соглашаюсь с силами тьмы, удаляюсь от Света и оказываюсь там, где действуют уже демонические законы, и тем самым я реализую в этом мире власть бесовскую.
Освободить от этого мрака может Тот лишь, Кто Сам есть Свет. А также те, через кого Свой Свет Бог являет в мир. Те, кто любят вопреки, сохраняя тем самым Жизнь Христову на земле.
А мы несем этот фаворский Свет миру?
– А мы несем этот фаворский Свет миру? – вопрошал владыка. – Древние люди, даже язычники, обращаясь друг к другу, говорили, показывая на христиан: «Вы посмотрите, как они любят друг друга!» Сейчас о христианах могут так сказать люди, живущие рядом с христианами: «Вы посмотрите, как они любят друг друга»? Когда мы приходим хотя бы даже в храм, мы любим друг друга? Мы не сердимся друг на друга? Исполненные благодати Духа Святаго, а Он есть Любовь, – мы продолжаем любить? Или мы тут же начинаем злиться, роптать, малодушествовать, завидовать, гневаться? В таком случае я задаю себе вопрос: а христианин ли я? Если нет во мне любви, а человек ли я вообще?
А христианин ли я? Если нет во мне любви, а человек ли я вообще?
– Люди! Православные! Любите друг друга! – обращался, бывало, в проповедях владыка Алексий – и тут же сокрушался: – Но сколько бы мы, духовенство, иерархи Церкви, с амвона ни обращались, мы так и остаемся не услышанными. Почему же? А потому что современный человек привык защищать свои интересы. И христианин, увы, к сожалению, поступает подчас точно так же. Он боится боли самоотречения.
Единство не может быть самоцелью в нашем падшем мире, оно – только следствие: «да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них» (Ин. 17, 26), – то есть единство есть следствие Богооткровенной, христоподражательной завещанной нам любви: «да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга» (Ин. 13, 34).
«Так и соделывается, от сердца к сердцу, наше спасение, как соединение всех и вся с Богом», – говорил владыка Алексий в указанном выше докладе о святости как нашем предназначении к наследованию Царства Пресвятой Троицы. И это самое тесное, самое близкое соединение, которое возможно для нашей природы, как на горе Фавор апостолы якоже можаху вместили свет Божества Христа.
[1] Архимандрит Тихон (Шевкунов). Памяти владыки Алексия (Фролова), Архиепископа Костромского и Галичского. Слово после Божественной литургии 4 декабря 2013 года.
[2] Варсонофий Оптинский. прп. Беседы. Келейные записки. Духовные стихотворения. Воспоминания. Письма. «Венок на могилу Батюшки». Введенский ставропигиальный мужской монастырь Оптина Пустынь. 2009. – С. 356.
[3] Слово архимандрита Алексия при наречении и хиротонии во епископа Орехово-Зуевского // Алексий (Фролов), архиепископ. Проповеди. Том первый, – М.: Новоспасский монастырь, 2019. – С. 9.
[4] Слова преподобнаго Симеона Новаго Богослова / в переводе на русский язык с новогреческаго епископа Феофана. – Изд. 2-е. – М.: Афонский Русский Пантелеимонов монастырь, – 1892. – С. 30–31.
[5] Владыка Алексий даже больше и не осаждал двери келлии старца, был у отца Иоанна (Крестьянкина), как свидетельствует его келейник архимандрит Филарет (Кольцов), только один раз.
[6] Архимандрит Василий (Гондикакис), его книгу «Входное: Элементы литургического опыта таинства единства в Православной Церкви», которую и цитирует, владыка Алексий благословлял читать чадам как «твердую пищу» для христиан.
Глава X. Обожение. Видение Бога
Православное учение о видении Бога, сформулированное догматически святителем Григорием Паламой и его сторонниками на нескольких Поместных Соборах в период с 1340 по 1360 гг., основывается на многочисленных свидетельствах Священного Писания и творениях Святых Отцов. В систематическом виде оно изложено Владимиром Лосским в книге «Боговидение». 289
В творениях Святых Отцов тоже присутствуют оба мотива: утверждается невидимость и неприступность Бога и вместе с тем ясно говорится о возможности видеть Его. Преподобный Симеон Новый Богослов, например, горячо полемизирует с теми, кто усматривает в словах апостола Иоанна «Бога не видел никто никогда» ( Ин. 1:18 ) указание на невозможность боговидения. Он пишет, что его идейные противники, услышав от него о видении Бога, «тотчас изменяют выражение лица и отворачиваются, как будто услышав нестерпимое богохульство. Потом, приняв кроткий вид. отвечают: «И кто же посмеет сказать, что он когда-либо видел или всецело созерцал (Бога). Ведь сказано: Бога не видел никто никогда». О помрачение! Кто это сказал, ответь мне? – «Единородный Сын, – говорит, – Сущий в недре Отчем, Он явил». Правду говоришь, и свидетельство твое истинно, но только оно против твоей души. Ибо если я покажу тебе, что Тот же самый Сын и Бог говорит, что это возможно – что тогда скажешь? А Он говорит: Видевший Меня видел Отца ( Ин. 14:9 ). И это сказал Он не о видении Его тела, но об откровении Его Божества». 291
Утверждение о невозможности видения Бога преподобный Симеон называл самой худшей ересью, совмещающей в себе все существующие ереси. 292 Он утверждал, исходя из собственного опыта, что Бог открывается человеку и становится видимым, причем не в будущей жизни, но уже здесь, на земле: «Откуда я знал, что Ты являешь Себя приходящим к Тебе, еще пребывающим в мире. Откуда я знал, Владыко, что Ты, будучи невидимым и невместимым, бываешь видимым и вмещаешься внутри нас. Ибо слыша, как Твои проповедники говорили об этом, я полагал, что это бывает в будущем веке и только по воскресении, и не знал, что это и теперь. совершается». 293
Каким образом невидимый Бог может быть видим, и как с Неприступным можно общаться? Не устраняя изначальной антиномичности проблемы боговидения, святитель Григорий Палама разрешает ее при помощи различения между «сущностью» (ousia) и «энергией» (energeia – действие) Бога: «Божественная сущность приобщима не в самой себе, а в своих энергиях». 294 Он пишет: «Сущность Божия непричастна и некоторым образом причастна. Мы приобщаемся Божественного естества и вместе с тем нисколько его не приобщаемся. Итак, нам нужно держаться того и другого утверждения». 295 Сущность Божия остается цельной и неизменной, и божественная благодать не является излиянием сущности Бога, но проявлением Его энергии. И человек, созерцая Бога, не сливается с сущностью Созерцаемого, а становится причастным Его энергии.
В этом контексте понимается повествование о Моисее, который не мог увидеть лицо Бога, но мог увидеть «Бога сзади»: « [Моисей] сказал: «покажи мне славу Твою». И сказал [Господь]: «. Я проведу пред тобою всю славу Мою. лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых. когда же будет проходить слава Моя, Я поставлю тебя в расселине скалы и покрою тебя рукою Моею, доколе не пройду; и когда сниму руку Мою, ты увидишь Меня сзади, а лице Мое не будет видимо»» ( Исх. 33:18–20, 22–23 ). «Лицо Бога» – это Его сущность, которая невидима и неприступна, а «увидеть сзади» означает приобщиться к Его энергии. Впрочем, боговидение в Ветхом Завете было частичным и неполным, в Новом Завете оно полнее и ярче: люди видят лицо Христа, воплощенного Бога. Об этом апостол Иоанн говорит: «Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил» ( Ин. 1:18 ), то есть Сын Божий открыл Бога людям, сделал Его видимым.
В житиях святых и в творениях Отцов Церкви описано множество случаев, когда во время молитвы ум человека бывал «восхищен» в иной мир, где он созерцал Бога, ангелов, Царство Небесное. Апостол Павел пишет: «Не полезно хвалиться мне, ибо я приду к видениям и откровениям Господним. Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет, (в теле ли – не знаю, вне ли тела – не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке (только не знаю – в теле, или вне тела: Бог знает), что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать» ( 2Кор. 12:1–4 ). Преподобный Исаак Сирин пишет о созерцаниях и откровениях, которые случались со святыми во время молитвы: «Когда священник приготовится, станет на молитву, умилостивляя Бога, молясь и собирая свой ум воедино, тогда Дух Святой нисходит на хлеб и вино, предложенные на жертвеннике. И Захарии во время молитвы явился ангел и предвозвестил рождение Иоанна. И Петру, когда во время шестого часа молился в горнице, явилось видение. И. архиерей однажды в год, в страшное время молитвы. входил во Святое святых и повергался на лицо свое, и слышал Божьи глаголы в страшном и неизреченном видении. О, как страшно сие таинство, которому служил при этом архиерей! Так и все видения святым бывают во время молитвы. Ибо какое другое время так свято и по святыне своей столь прилично принятию дарований, как время молитвы, в которое человек собеседует с Богом? В это время. человек. погружается мыслью в единого Бога, и сердце его наполнено бывает Богом, и оттого уразумевает он непостижимое. и ум поражается и поглощается изумлением. и бывает он вне мира сего. И не молитвою тогда молится ум, но бывает в восхищении, при созерцании непостижимого – того, что за пределами мира смертных, и умолкает в незнании всего здешнего. Сие-то незнание называется лучшим знанием. О сем-то незнании говорится: блажен постигший незнание, неразлучное с молитвой». 296
Что за новое чудо совершается ныне?
Бог и ныне желает быть для грешников зримым.
Я страшусь и подумать, как же выражу словом?
Как язык все опишет или трость начертает?
Как поведает слово, как язык мой расскажет,
Как уста изрекут все, что я вижу сегодня.
Среди ночи глубокой, среди тьмы беспросветной
С изумленьем и страхом я Христа созерцаю.
Небеса отверзая, Он нисходит оттуда,
Со Отцом мне являясь и Божественным Духом.
Он один, но в трех Лицах:
Три в единстве всецелом,
Трисвятое сиянье в трех Божественных солнцах.
Озаряет Он душу ярче солнца земного,
Просвещает Он светом помраченный мой разум.
К тем, кто видит, приходит Он как свет среди света,
В светозарном сиянье все Его созерцают.
Ибо зрячие видят в свете Духа Святого,
Кто же Духа увидел, созерцает и Сына,
А кто Сына увидел, тот Отца созерцает,
И Отец вместе с Сыном созерцаем бывает.
Все сие, как сказал я, происходит со мною,
Несказанное чудо я едва понимаю,
Вдалеке созерцая красоту, что незрима
Из-за яркого света ослепительной славы.
Трепеща, ужасаясь, я пришел в исступленье
И не мог выносить я нестерпимую славу
В эту ночь ощущений несказанных и странных. 297
В «Гимнах» преподобный Симеон говорит о том опыте боговидения, о котором апостол Павел не смог или не захотел сказать:
Опять мне ясно светит свет, опять его я вижу,
Он отверзает небеса и ночь уничтожает.
Ко мне нисходит свет с небес и выше всех возносит:
Я, находясь среди всего, вдруг вне всего поставлен.
Не знаю – в теле, или нет – но там я пребываю,
Где светит свет один простой, который созерцая
Я тоже становлюсь простым, незлобивым и кротким. 298
В учении преподобного Симеона нет ничего, что не было бы известно Святым Отцам прежних веков; он не создал «нового богословия» в смысле догматических новшеств: новизна его богословия в том, что он огласил, сделал явным и изъяснил сокровенный опыт боговидения, о котором никто до него не дерзнул говорить столь прямо. Божественный свет, который он созерцал, не имеет ничего общего с обычным земным светом: это нетварный свет, являющийся, как о том учил спустя три столетия после Симеона святитель Григорий Палама, энергией Божества. Этот свет осиял апостолов на Фаворе, этот же свет был явлен Моисею на Синае и назван мраком. Если Синайский мрак и Фаворский свет по природе одно и то же, будучи и тот и другой энергией Бога, то различие между ними должно заключаться в степени «интенсивности» Божественного присутствия: ветхозаветный праведник был покрыт десницей Божьей и не мог видеть лицо Бога, а только видел Его «сзади», апостолы же созерцают сияющее лицо Христа. Преподобный Симеон почти никогда не пишет о мраке, а всегда о свете: он созерцал Бога лицом к лицу и общался с Ним без всяких преград.
Преображение человека
В молитвах перед Причащением и после Причащения этот опыт огня выражен с особенной силой: «Якоже огнь да будет ми, и яко свет Тело Твое и Кровь, Спасе мой, пречестная, опаляя греховное вещество, сжигая же страстей терние, и всего мя просвещая. »; «Се, приступаю к Божественному Причащению. Содетелю, да не опалиши мя приобщением; огнь бо еси, недостойная попаляя, но убо очисти мя от всякия скверны». Огонь Тела и Крови Христа просвещает весь душевно-телесный состав человека: «Давый пищу мне Плоть Твою волею, огнь Сый и опаляяй недостойныя, да не опалиши мене, Содетелю мой, паче же пройди во уды (члены) моя, во вся составы, во утробу, в сердце. Попали терние всех моих прегрешений, душу очисти, освяти помышления. да яко огня мене бежит всяк злодей, всяка страсть». Это просвещение Божественным огнем является приобщением к Свету, соединением с Богом, обожением человека: «Тепле кающияся и чистиши, и светлиши, и света твориши причастники, общники Божества твоего соделоваяй независтно»; «Боготворящую Кровь ужаснися, человече, зря; огнь бо еси, недостойныя попаляяй. Божественное Тело и обожает (обоживает) мя и питает: обожает дух, ум же питает странно». Как хлеб и вино Евхаристии прелагаются, то есть изменяются и становятся Телом и Кровью Христа, так и человек, приобщаясь Бога, изменяется и преображается: «Усладил мя еси любовию, Христе, и изменил мя еси Божественным Твоим рачением (любовью)»; «Покажи мя Твое селение единаго Духа. и сыном света соделай Твоего служителя». 300
Преображение человека в результате приобщения к Богу в святоотеческой литературе называется по-разному – «богоусыновлением», «богоуподоблением», «изменением в бога», «превращением в бога», «обожением». Идея «обожения» (theosis) была центральным пунктом религиозной жизни Востока, вокруг которого вращались все вопросы догматики, этики и мистики. 301 Исповедовать истинную веру, соблюдать заповеди, молиться, участвовать в таинствах – все это необходимое иначе, кроме как для достижения обожения, в котором и заключается спасение человека.
Обожение – высшее духовное состояние, к которому призваны все люди: «Для того создал нас Бог, чтобы мы стали причастниками Божеского естества ( 2Пет. 1:4 ) и причастниками Его присносущности и являлись подобными Ему (ср. 1Ин. 3:2 ) по благодатному обожению, ради которого все устроено и пребывает», – говорит святой Максим Исповедник. 302 Человек, согласно преподобному Иоанну Дамаскину, «вследствие своего тяготения к Богу превращается в бога, однако – в смысле причастия Божественному свету, а не потому, чтобы он переходил в Божественную сущность». 303 Достижение обожения возможно в земной жизни, однако исключительно редки те, кто его достигают здесь. В будущей же жизни каждый, кто войдет в Царство Небесное, станет «причастником Божеского естества» и соединится с Богом.
В современной богословской науке не однажды высказывалось мнение, будто на христианское учение об обожении оказал сильное влияние неоплатонизм. Так считал крупнейший русский патролог архим. Киприан (Керн), цитировавший по этому поводу Плотина: «Цель человеческой жизни – не безгрешность, а обожение». 304 Точнее, впрочем, было бы перевести: «стремление – не быть вне греха, а быть богом». 305 Но выражение «быть богом» в политеистической традиции понималось очень широко, так как theos (бог) могло быть даже синонимом слова daimon («демон», «божество», «бог») 306 «быть богом» означало достичь духовности, совершенства и безгрешности, присущей демонам (бесплотным духам).
Правда, Плотин говорит и о большем – именно о созерцании Верховного Начала (называемого Единое, Первоединое, Благое, Сущее, Все) и единении с Ним в экстазе блаженной любви. Однако экстаз и обожение Плотина не следует полностью отождествлять с соответствующими понятиями патристической традиции. Плотиновский экстаз есть результат умственной деятельности, размышления о Боге; философ не говорит о молитве как пути к боговидению, тогда как у христианских авторов созерцание Бога является плодом молитвенного труда. Обожение Плотина – это растворение в Едином, слияние с Ним до полной утраты собственной индивидуальности, «исчезновение» в Божестве, тогда как христианское обожение означает наивысшее приобщение к Божественному свету и причастность Божественной энергии без утраты своей личности, взаимообщение и взаимопроникновение Бога и человека как двух личностей, становящихся «равными». И главное – неоплатонизм не знает Христа как единственной Личности, открывающей человеку Божественную реальность в непосредственном опыте, не знает Бога, ставшего хлебом, пищей, питанием для души и тела. Кроме того, неоплатонический экстаз – сугубо интеллектуальный процесс, не предполагающий какого-либо участия тела в обожении: тело – лишь оболочка, темница, гроб, из которого надо выбраться, чтобы общаться с чистейшим Абсолютным Духом. Для христианина же обожение становится возможным только благодаря воплощению Слова, воспринявшего наше человечество и давшего нам Свое Божество, причем тело является полноправным участником процесса обожения и тоже приобщается к Божественной энергии, входящей «во вся составы, во утробу (во внутренности), в сердце». 307
О том, что такое обожение, лучше всего могут сказать те, кто его достиг. Обратимся вновь к писаниям преподобного Симеона Нового Богослова, который подчеркивает, что единение с Богом – это освобождение от тленности и выход в иные миры, за пределы видимого, за границы интеллектуального познания: