что такое польский интервент
Как польские оккупанты «расплачивались» за захват Москвы в 1612 году
После смерти царя Бориса Годунова в России оказалась на грани катастрофы, и этой ситуацией не преминули воспользоваться коварные соседи. Но поляки недолго хозяйничали в стенах столицы. За свои грехи им пришлось заплатить высокую цену.
Предложили нового царя
Многие историки считают, что поляки смогли захватить Москву лишь благодаря содействию так называемой «семибоярщины» – временного совещательного органа власти, в который входили представители русской национальной элиты. Когда на подступах к столице стояли польско-литовские войска, бояре вспомнили о призвании на Русь легендарного варяга Рюрика и решили повторить этот исторический опыт. Не удивительно, что выбор пал на представителя династии Ваза (Vasa) – королевича Владислава, который был сыном Сигизмунда III.
После взятия Москвы, не желая терять союзников среди бояр, предводитель польско-литовского войска Станислав Жолкевский заключил с представителями московской элиты договор о признании королевича Владислава русским царем. Гетман пообещал, что молодой правитель прибудет в русскую столицу с небольшой свитой, примет православную веру и сохранит существующие в стране порядки.
Однако, как показали дальнейшие события, все заверения Станислава Жолкевского были лишь частью дипломатической игры.
Насаждали католицизм
Смутное время было ознаменовано не только жесткой политической борьбой, противостояние происходило и на религиозной арене. Попытки польской короны распространить свою власть на восточные земли активно поддерживало руководство Ватикана. Об этом, в частности, написал Александр Копылов – автор книги «Католическая Церковь в России (конец IX – начало XXI вв.), которая вышла в Москве в 2012 г.
Так, Лжедмитрий I не только сменил веру, находясь в Польше, но и поклялся королю Сигизмунду III строить в России католические храмы, открывать религиозные учебные заведения, допустить в Москву представителей ордена иезуитов. Последнее обещание он, кстати, выполнил.
Не менее ревностными сторонниками Папы Римского были и поляки, оккупировавшие Кремль в 1610-1612 гг. Они не скрывали своего негативного отношения к православию, открыто грабили русские монастыри, убивали священнослужителей, оказывавших им сопротивление. Драгоценные оклады икон, золотые и серебряные кресты, различная утварь, даже парчовая одежда церковных патриархов – все это стало добычей интервентов.
По словам А.Н. Копылова, в Смутное время в Кремле действовала католическая часовня, где регулярно происходили богослужения.
Грабили и убивали
Многие москвичи были недовольны тем, что иностранные интервенты буквально хозяйничают в их городе. В столице время от времени вспыхивали народные бунты и волнения, жестоко подавлявшиеся польскими войсками.
Доктор исторических наук Георгий Порхунов посвятил данной теме статью «Гражданская война в России и польская интервенция в начале XVII века (1605-1613 гг.)», которая вышла в журнале «Национальные приоритеты России» (№ 1 за 2012 г.). Ученый отметил, что иностранные военные активно занимались грабежом местного населения.
«Захватчики стали расхищать государственную казну: платили жалованье польским войскам, немецким наемникам. Когда не стало денег, расплачивались ценностями – мехами, дорогими металлическими изделиями», – написал Г.А. Порхунов.
Кроме того, из покоренной Москвы регулярно совершались грабительские набеги на окрестные города и села. Захватчики не церемонились с местными жителями. По воспоминаниям очевидцев тех страшных событий, поляки даже детям и старикам «отрезали носы, уши, отрубали руки и ноги, жарили людей на угольях, обсыпали порохом и зажигали жилища, куда приходили». А девушек и женщин еще и насиловали.
Питались кошками и собаками
В марте 1611 года, когда Москву осадили русские ополченцы и казаки, у поляков стали возникать проблемы с продовольствием. Поначалу небольшие отряды интервентов успевали проскочить между заставами и доставить своим товарищам награбленный в окрестных деревнях провиант. Но постепенно кольцо осады все более и более сжималось, и захватчики стали голодать.
Известный польский историк Томаш Бохун описал страдания своих соотечественников в статье «История польского гарнизона в Москве. 1610-1612 гг.», которая опубликована в журнале «Мир истории» (№ 1 за 2012 г.). Опираясь на мемуары участников этих драматичных событий, исследователь отметил, что интервенты готовы были обменять награбленное золото и драгоценности на продовольствие. Они съели всех собак, крыс, кошек, ворон и даже воробьев, которых сумели поймать.
Когда вообще ничего не осталось, осажденные поляки начали тайком по ночам спускать со стен Кремля корзины с золотом, серебром и жемчугами, надеясь получить взамен хоть немного хлеба, но русские часто клали в эти корзины не продукты, а камни и кирпичи. Тогда многие интервенты просто умерли от голода.
Оказались людоедами
Некоторые польские шляхтичи, оказавшиеся в Кремле, впоследствии написали в своих мемуарах, до чего может довести людей полное отсутствие продовольствия. Случаи каннибализма, поначалу пугавшие интервентов, к лету 1612 года стали делом вполне обыденным.
Например, полковник Юзеф Будзилла (белорус, служивший польскому королю) писал: «…когда уже трав, корешков, мышей, собак, кошек, падали не стало, колодников поели, трупы, из земли выкопав, поели, пехота сама и друг друга ела и тех, кого хватала. Трушковский, пехоты поручик, двух сыновей своих съел; один гайдук также сына съел, другой – мать свою; товарищ один съел слугу своего».
Людоеды даже установили расценки на человеческое мясо. Так, за голову давали 3 злотых, а за ногу с наваристой костью – два злотых. Запасливые интервенты даже начали делать припасы, они засаливали человечину в бочках и кадках. Эти «заготовки» впоследствии обнаружили ополченцы К.М. Минина и Д.М. Пожарского, освободившие столицу от поляков. Нашли и ужаснулись.
Ротмистру Леницкому пришлось разбирать жалобу: кто имел больше прав на мясо съеденного польского воина – его родственник или сослуживцы. Не имея представления, какое решение будет правильным в такой ситуации, офицер предпочел сбежать из трибунала, пока его самого не съели.
По воспоминаниям очевидцев, более двухсот польских пехотинцев и прочих людей стали жертвами ошалевших от голода военных.
Съели библиотеку Ивана Грозного
В своей вышеназванной статье доктор исторических наук Г.А. Порхунов привел воспоминания одного из интервентов: «Осажденные переели лошадей, собак, кошек, мышей, грызли разваренную кожу с обуви, с гужей, подпруг, ножен, поясов, с пергаментных переплетов книг – и этого не стало. Грызли землю, в бешенстве объедали себе руки, выкапывали из могил гниющие трупы…».
В этой цитате содержится упоминание о старинных книгах, написанных на пергаменте, который изготавливался из кожи животных. Поэтому в научной среде возникла гипотеза, что знаменитая библиотека Ивана Грозного была просто съедена оголодавшими поляками. Интервенты, видимо, вываривали пергамент до такого состояния, когда его можно было сжевать и съесть.
Два доктора исторических наук – Любовь Столярова и Сергей Каштанов – написали книгу «Иван Грозный и его время» (Москва-Берлин, 2020 г.), в которой упоминаются различные версии исчезновения библиотеки Ивана Грозного. В ней предположительно находились очень ценные рукописи, привезенные в Москву из Константинополя самой Софьей Палеолог, как часть ее приданого. Эта библиотека даже имела собственное название «Либерея», образованное от латинского слова liber, что означает «книга».
Ценные рукописи, доставшиеся Ивану Грозному от царственной бабушки, несколько веков искали различные энтузиасты и исследователи. Многие ученые до сих пор уверены, что старинная библиотека хранится где-то в подземельях Московского Кремля. Но некоторые исследователи считают, что Либерея была съедена польскими интервентами.
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
Как началось польское вторжение. Завершение освобождения Москвы армией Скопина-Шуйского: битва на Каринском поле и под Дмитровом
Начало польского вторжения
Использовав в качестве предлога заключение русско-шведского союза против тушинцев, польский король Сигизмунд III, претендовавший на трон Швеции, узурпированный его младшим братом Карлом IX, объявил войну России. Но польскому королю этого было мало, и он придумал «законный» способ захвата русского престола. Король приказал канцлеру Лубенскому составить манифест, где на первый план выставлялся такой довод: что некогда польский король Болеслав II посадил на киевский престол князя Изяслава Ярославовича (ещё раньше Болеслав I вернул трон Святополку Владимировичу). Правда, Болеслава с Изяславом русичи быстро выгнали, но это не вспомнили. Главное посадил на престол и значит, что русские князья стали вассалами польских королей. А раз род этих вассалов пресекся, Сигизмунд имеет право распорядиться «выморочным имуществом». Таким образом, подводилась юридическая база для полного завоевания Русского царства. Один из приближенных короля, Пальчевский, даже выпустил труд, где обосновывалось, что Россия должна стать для поляков своего рода «Новым Светом», огромной колонией. Русских «еретиков» надлежало перекрестить и обратить в рабов, как испанцы индейцев. Схожим образом польские паны тогда вели себя в западнорусских землях (современная Белоруссия и Украина).
Поход против Русского царства был задуман польским королем ещё до заключения между русскими и шведами Выборгского договора. Ещё в январе 1609 г. сенаторы дали королю согласие на подготовку интервенции в пределы Русского государства. После провала попытки тушинцев захватить Москву и крупных поражений войск Сапеги, Хмелевского и Рожинского польская элита со всей очевидностью поняла, что добиться поставленных целей по завоеванию Русского царства при помощи Лжедмитрия II им не удастся. Тогда они пошли на открытую интервенцию, решив использовать крайнее ослабление России и надеясь победить в молниеносной кампании, без затягивания войны. Польской интервенции против Руси-России придавал исключительное значение римский престол, тогдашний «командный пункт» западной цивилизации. Не случайно папа Павел V, по обычаю крестовых походов, благословил присланные в Рим перед началом похода меч и шлём польского короля.
Для Польши в этот момент сложились благоприятные внешнеполитические условия, чтобы она могла начать войну с Русским государством. Гетман литовский Ходкевич, лучший полководец Речи Посполитой, имея всего несколько тысяч бойцов, в пух и прах разгромил 8-тысячный шведский корпус в Прибалтике, чуть не захватив в плен короля Карла IX. И Швеция пошла на заключение перемирия. На южном стратегическом направлении Османская империя была связана войной с Персией. Таким образом, Польша получила свободу рук.
Польское руководство раздумывало над двумя планами вторжения. Коронный гетман Жолкевский предлагал наступать на ослабленную мятежами Северщину (откуда начал вторжение первый самозванец). А литовский канцлер Лев Сапега, дядя воевавшего на Руси Яна, и бывший посол, велижский староста Гонсевский убеждали идти на Смоленск и далее на Москву. Тут играли роль и личные корыстные соображения — Смоленщина примыкала к их владениям и досталась бы литовским панам. Кроме того, поступали сообщения разведки, что большая часть смоленских бойцов ушла к Скопину, из 4 стрелецких приказов остался только 1, и город практически остался без защиты и должен будет сдаться без боя. Да и путь через Смоленск на Москву был короче. Польские паны надеялись на быструю кампанию, считали, что многие русские города сами откроют ворота королю, как раньше подчинились самозванцам, а бояре предпочтут его непопулярному Василию Шуйскому и встанут на сторону сильного.
Правда, со сбором войск возникли проблемы. Денег для найма многочисленных наемников было мало. Самая буйная шляхта уже ушла в Россию к самозванцу, а остальные на службу не спешили. И король смог выступить в конце лета, первоначально набрав лишь 12,5 тыс. воинов. Но польское командование традиционно переоценивало свои силы и недооценивало противника, считалось, что достаточно будет демонстрации силы и русскую сами капитулируют, включая самую мощную крепость на западе — Смоленск. Поэтому Сигизмунд III приказал своим войскам, сосредоточенным под Оршей, перейти русскую границу и осадить Смоленск. 9 сентября 1609 г. польская армия короля Сигизмунда перешла русскую границу. 13 сентября был захвачен Красный, а 16 сентября началась осада Смоленска. Смоленск, вопреки ожиданиям, с ходу взять не смогли и началась длительная осада.
Польское войско. Осада Смоленска. Картина художника Юлиуша Коссака
Битва на Каринском поле
Тем временем Скопин смог разгромить тушинцев и освободить Москву. Завершив формирование армии, Скопин-Шуйский продолжил освободительный поход и 9 октября взял стратегически важную Александровскую слободу. Оставленный гетманом Сапегой польский гарнизон бежал к тушинскому войску, осаждавшему Троице-Сергиев монастырь. Заняв бывшую царскую резиденцию, Скопин-Шуйский получил возможность непосредственно угрожать войскам польского гетмана.
Скопин-Шуйский превратил Александровскую слободу в свою временную опорную базу, дожидаясь подхода подкреплений: отряда Фёдора Шереметева из Астрахани и полков Ивана Куракина и Бориса Лыкова-Оболенского из Москвы. Численность армии Скопина выросла до 20-25 тыс. воинов.
Предвидя возможность нападения войск Сапеги, Скопин-Шуйский применил уже приведшую к успеху тактику: распорядился строить полевые укрепления — рогатки, надолбы, засеки и острожки. Одновременно Скопин предпринял меры по ослаблению давления тушинцев на Троице-Сергиев монастырь. Командующий направил под Троице-Сергиеву лавру несколько летучих ратей, которые то и дело нападали с разных сторон на войско Сапеги и грозили прорывом его осадного кольца. Так, 11 октября русский отряд ходил под Дмитров, а 12 октября русская конница появилась в 20 верстах от Троице-Сергиева монастыря, вызвав переполох в осадном войске Сапеги. 16 октября осадное кольцо было на время разорвано и в осаждённую крепость в помощь гарнизону смогли пробиться 300 русских конников во главе с Д. Жеребцовым.
Таким образом, командующий польско-тушинской армией гетман Сапега попал в сложное положение. Гетману нужно было вновь атаковать войско Шуйского, но он не мог повести всю армию на битву со Скопиным, так как в таком случае пришлось бы оставить осаду Троице-Сергиева монастыря, где осаждающие потратили массу времени и сил. Ему пришлось разделить свою армию, оставив у монастыря значительные силы. К Сапеге присоединились гетман Рожинский из Тушина с 2 тысячами гусар, а также полковник Стравинский из Суздаля. Общая численность польско-литовской конницы составила 10 тысяч человек, а вместе с пехотой армия составляла около 20 тысяч человек.
28 октября 1609 г. войска Сапеги и Рожинского атаковали передовые конные сотни Скопина, смяли и погнали их к Александровской слободе. Однако, продолжая атаку, тушинцы напоролись на полевые укрепления русской армии и были вынуждены остановиться, попав под огонь русских стрельцов. Когда тушинцы отхлынули, их атаковала дворянская конница, вырубая задние ряды. Гусары снова атаковали и их натиск разбивался о надолбы и засеки. Сражение продолжалось весь день. Вражеская конница оказалась бессильной перед тактикой русского полководца. Польские гетманы Сапега и Рожинский так и не смогли пробиться за русские укрепления и, понеся серьёзные потери, к вечеру отдал приказ своему воинству отступать. Сапега ушёл под Троице-Сергиев монастырь. Рожинский вновь ушёл в Тушино.
Эта победа ещё более увеличила авторитет молодого полководца, и вызвало ликование в осажденной Москве. Скопин стал главной надеждой терпящих голод и лишения горожан на спасение. Как отмечал историк С. М. Соловьев: «Замутившееся, расшатавшееся в своих основах общество русское страдало от отсутствия точки опоры, от отсутствия человека, к которому можно было бы привязаться, около которого можно было бы сосредоточиться. Таким человеком явился наконец князь Скопин».
Скопину-Шуйскому даже предложили самому стать царем. Один из предводителей рязанских дворян Прокопий Ляпунов — бывший соратник Болотникова, прислал Скопину грамоту, в которой он поносил ненавистного народу Василий Шуйского и даже предлагал помощь молодому полководцу, которого превозносил до небес, в захвате престола. Скопин, согласно летописи, не дочитав, порвал бумагу и даже грозился выдать людей Ляпунова царю, но потом смягчился и дяде ничего и не сообщил. Видимо, он не хотел иметь дела с авантюристом Ляпуновым, да и не нуждался в его поддержке.
Судя по всему, Скопин не собирался претендовать на престол и лезть в змеиный клубок интриг того времени. Однако царь Василий узнал о происшедшем и явно забеспокоился. Еще больше встревожился Дмитрий Шуйский, надеявшийся унаследовать корону в случае смерти не имевшего наследников Василия и к тому же сильно завидовавший воинской славе Скопина, поскольку сам имел на своем счету одни поражения. Таким образом, воинские успехи Скопина спасали Русское царство и одновременно приближали гибель благородного воителя.
Князь Скопин-Шуйский разрывает грамоту послов Ляпунова о призвании на царство. Гравюра XIX века
Развал Тушинского лагеря
После этой победы, отряды Скопина-Шуйского начали блокировать гетмана Сапегу в его собственном лагере. Гарнизон монастыря усилили и из крепости снова начали делать вылазки. В одной из вылазок стрельцы подожгли деревянные укрепления вражеского лагеря. Сапега приказал снять осаду. 22 января 1610 года польско-тушинские отряды отошли от монастыря в сторону Дмитрова.
Положение Лжедмитрия II под Москвой стало безнадежным. Тушинский лагерь разваливался на глазах. Речь Посполитая вступила в войну с Россией, в сентябре 1609 года король Сигизмунд III осадил Смоленск. Тушинские поляки поначалу восприняли это с раздражением, предлагали составить против короля конфедерацию и требовать, чтобы он покинул страну, которую они уже считали своей. Однако, гетман Сапега к ним не примкнул и потребовал переговоров с королём. Его позиция оказалась наиболее весомой. Со своей стороны польский король направил в Тушино комиссаров во главе с Станиславом Стадницким. Он требовал от тушинцев как от своих подданных помощи и предлагая им обширное вознаграждение как за счёт России, так и в Польше. Русским-тушинцам было обещано сохранение веры и всех обычаев и также богатые награды. Тушинские поляки соблазнились как и многие русские. Попытка самозванца напомнить о себе и своих «правах» вызвала следующую отповедь Рожинского: «А тебе что за дело, зачем комиссары приехали ко мне? Черт знает, кто ты таков? Довольно мы пролили за тебя крови, а пользы не видим». Гетман угрожал Тушинскому вору расправой.
10 декабря 1609 г. Лжедмитрий с верными казаками попытался сбежать, но был схвачен и взят под фактический арест Рожинским. Однако в конце декабря 1609 г. самозванец, Марина Мнишек и казацкий атаман Иван Заруцкий с небольшим отрядом всё же тайно бежали в Калугу. Там был создан новый лагерь, но уже патриотического, национального окраса. Лжедмитрий II начал играть самостоятельную роль. Не желая больше быть игрушкой в руках польских наёмников, самозванец взывал уже к русским людям, пугая их стремлением короля захватить Россию и установить католичество. Калужский вор клялся, что не отдаст полякам ни пяди русской земли, но вместе со всем народом умрёт за православную веру. Этот призыв нашёл отклик среди многих. Лжедмитрий II снова привлёк к себе множество сторонников, собрал армию и повёл войну уже с двумя государями: царём Василием и королём Сигизмундом III. Ему вновь присягнули многие города. Не желая повторять ошибок прошлого, Лжедмитрий II внимательно следил за тем, чтобы в его армии русских было вдвое больше, чем иноземцев.
Движение Лжедмитрия II начало принимать национальный характер, поэтому не случайно многие ярые сторонники самозванца стали впоследствии активными деятелями Первого и Второго ополчений. Как и в Тушине, в Калуге был создан свой государственный аппарат. Калужский «царь» приказал на подвластных ему землях хватать поляков, а всё их имущество присылать в Калугу. Таким образом, самозванец и его правительство в кратчайшие сроки смогли поправить своё финансовое положение, экспроприируя добро награбленное в Русском царстве «литвой». А темницы были забиты иностранными заложниками, которых калужский «вор» позднее приказал казнить, что было справедливо, учитывая совокупность их преступлений в России.
Оставшиеся в Тушино поляки окончательно подчинились королю. 4 февраля 1610 года под Смоленском тушинский патриарх Филарет и бояре заключили с Сигизмундом III договор, по которому сын короля Владислав Жигимонтович, должен был стать русским царём. Обязательным условием было принятие королевичем православия. Земский собор и Боярская дума получали права независимой законодательной, а Дума при этом — и судебной власти. Тушинские послы присягнули: «Пока Бог нам даст государя Владислава на Московское государство», «служить и прямить и добра хотеть его государеву отцу, нынешнему наияснейшему королю польскому и великому князю литовскому Жигимонту Ивановичу». Действуя от имени Владислава, Сигизмунд III щедро жаловал тушинцам земли, ему не принадлежавшие.
Сам же Тушинский лагерь вскоре погиб. На юге, в Калуге, сосредоточились верные Лжедмитрию II войска; на севере, под Дмитровым, наседали Скопин-Шуйский и шведы, с трудом сдерживаемые тушинцами. В таких условиях гетман Рожинский принял решение отойти к Волоколамску. 6 марта войско подожгло Тушинский лагерь и выступило в поход. Осада Москвы окончательно прекратилась. Рожинский вскоре умер от «истощения сил», а его отряд распался. Большая часть поляков примкнула к армии короля, а русские разбежались кто куда.
Прибытие Дмитрия Самозванца (Тушинского вора) в Калугу после бегства из Тушина. Картина русского художника Дмитриева-Оренбургского.
Готовясь к заключительной части и цели своего освободительного похода — освобождению Москвы, Скопин-Шуйский в условиях холодной и снежной зимы сформировал летучие отряды лыжников численностью в несколько тысяч человек из ратников северных и поморских городов, которые по манёвренности превосходили даже конницу. Они первыми подошли к Дмитрову и разгромили сильную сторожевую заставу Сапеги. На открытый бой в поле с литовской конницей лыжники не решились, однако оставались вблизи города, блокируя все дороги. Попытки Сапеги с помощью конницы устранить блокаду города не принесли успеха.
Тем временем к городу подошли главные силы армии Скопина-Шуйского. Так как штурм города, укреплённого деревянно-земляным кремлём, мог привести к большим потерям и иностранные наёмники отказывались в нём участвовать, Скопин-Шуйский предпочёл начать осаду. Сапега не мог долго находиться в осаде. Тушинский лагерь развалился, и от Лжедмитрия и Рожинского помощи ожидать не приходилось, как и Лисовского, который подался к королю. Сапега вынужден был или искать счастья в открытом бою или бежать.
Скопин занял Старицу и Ржев. Он уже начал готовиться к весенней кампании. Но в это время царь Василий повелел ему явиться в Москву для воздания почестей. Почуявший недоброе Делагарди, друживший со Скопиным, отговаривал его от поездки, но отказ выглядел мятежом. 12 марта 1610 г. Скопин торжественно вступил в столицу. Следующим разумным шагом московского правительства было снятие осады польской армии со Смоленска, который держал оборону уже много месяцев.
Горожане восторженно приветствовали победителя поляков и тушинцев, падали перед ним ниц, целовали его одежду. В «Повести о победах Московского государства» сообщается: «И была в Москве радость великая, и начали во всех церквах в колокола звонить и молитвы Богу воссылать, и все радости великой преисполнились. Люди же города Москвы все хвалили мудрый добрый разум, и благодеяния, и храбрость Михайла Васильевича Скопина-Шуйского». Тогда же завистливый и недалекий Дмитрий Шуйский будто бы крикнул: «Вот идет мой соперник!» Рост популярности Скопина вызвал у царя и бояр зависть и опасение. В народе многие хотели видеть на царском троне именно победоносного Скопина-Шуйского, а не ненавистного Василия Шуйского, тем более что род Скопиных-Шуйских был более старшей ветвью Рюриковичей. Особенно недоброжелательным к Скопину-Шуйскому был бездарный брат царя Дмитрий Шуйский, который считался наследником Василия.
Въезд Шуйского и Делагарди в Москву. Художник В. Шварц
На пиру у князя Воротынского жена Дмитрия (дочь Малюты Скуратова) поднесла чашу с вином, выпив из которой Скопин-Шуйский почувствовал себя плохо, из носа хлынула кровь (схожим образом устранили и Бориса Годунова). После двухнедельных мучений он в ночь на 24 апреля 1610 г. скончался. Толпа едва не растерзала Дмитрия Шуйского, однако присланный царем отряд спас его брата. Великого русского полководца, которому было всего 23 года, похоронили в новом приделе Архангельского собора.
Автор: Самсонов Александр Статьи из этой серии: Смута